Обратная перспектива - Андрей Столяров

И произошло еще такое событие. Внезапно, как снег на голову, свалилась на нас делегация ни много ни мало как из Израиля. Двое профессоров какого-то тамошнего института истории и двое раввинов – во всяком случае, все обращались к ним с почтительным «ребе». При этом раввины такие древние, что непонятно, как их сюда вообще довезли, обоим, наверное, лет по сто, седые, прямо скрипят, но оба, вы только подумайте, неплохо знают русский язык. Акцент, правда, чудовищный – словно квохчут, и тем не менее обоих можно понять… Картинка, надо сказать, была – боже ты мой! Причем если профессора выглядели еще ничего: в джинсах, в цветных рубашках, по случаю жаркой погоды без пиджаков, то раввины как будто вышли из средневекового гетто – в черных костюмах с полами ниже колен, в черных рубашках, в черных высоких шляпах, похожих на котелки. Ну, и соответственно – витые пейсы до плеч. Когда они шли по улице, народ столбенел… Так вот оказалось, что синагога, осовецкая, наша, представляет для них большую религиозную и культурную ценность. Вроде бы здесь почти двести лет был один из духовных центров российского иудаизма, и сейчас этой общиной многие в Израиле интересуются. К тому же здание, по их словам, являет собой редкий образец еврейской религиозной архитектуры XVIII–XIX веков и вполне может быть включено в международный реестр памятников, которые следует охранять. В общем, предложили отреставрировать синагогу за их счет, а потом открыть здесь как бы филиал этого израильского института. Будут собирать материалы по истории российских евреев.

В городе, конечно, необыкновенный фурор. Администрация наша просто подпрыгивает и стоит на бровях. Еще бы – такой предполагается приток денежных средств! Туристы, наверное, начнут ездить, историки, верующие, студенты; вообще, как выразился, выступая по телевидению, наш мэр господин Бубенко, начнется «интенсивный культурный обмен». Уже образована Комиссия по историческому наследию г. Осовца. Возглавила ее, разумеется, знакомая вам Елизавета Ануфриевна Могияр. Она даже на раввинов произвела сильное впечатление, во всяком случае, один из них, увидев ее, вытаращил глаза, цокнул языком и сказал: ого!.. А второй ничего не сказал – зато открыл рот, говорят, и стоял так секунд двадцать, оцепенев, пока его не дернули за рукав.

Мне в связи с этим дано несколько ответственных поручений. Во-первых, купить Талмуд и объяснить нашему мэру, то есть господину Бубенко, про что это там. Талмуд он хочет поставить к себе в кабинет. Во-вторых, составить для того же господина Бубенко справку о государстве Израиль: какие у нас с ним международные отношения и правда ли, что в Израиле, как гласит известная песня, «на четверть бывший наш народ». И наконец, самое главное, о чем даже заикаться нельзя: следует изъять из подшивки местных газет экземпляры с предвыборными речами господина Бубенко и ни в коем случае никому их не выдавать. Господин Бубенко у нас шел на выборы под лозунгом «Россия для русских» и насчет мирового сионизма наговорил массу интересных вещей. Кроме того, обсуждается в кулуарах очень важный вопрос. По мнению господина Бубенко, в Осовце должен быть хотя бы один еврей. Иначе, как он считает, неудобно перед нашими израильскими контрагентами. На это место сейчас претендуют пять человек – все люди достойные, истинно русские, члены «Единой России», готовые исполнить свой патриотический долг. Пройдет, скорее всего, племянник господина Бубенко, которому полгода назад в драке сломали нос, так что отдаленное внешнее сходство имеется.

В общем, работа у нас кипит. Все бегают как угорелые, племянник мэра, господина Бубенко, срочно учит иврит. А вот мне, верьте не верьте, почему-то немного не по себе. Ничем не могу этого объяснить, но как будто облизывает иногда сердце ледяной язычок. Ведь до сих пор на синагогу никто внимания не обращал. И расположена она в центре города, и территория там вроде бы тихая, удобная для застройки, и не охраняет это место никто, и все равно – ни разу не дернулись, как будто ее не было вообще. Будто смотрят на карту, а этот участок у всех из зрения выпадает. Будто слепое пятно. Будто заколдованная она. И тем более насторожил меня случай, который произошел только вчера. Когда отправились всей делегацией посмотреть, что там и как (меня тоже взяли; Елена Ануфриевна велела, чтобы я потом оформила протокол), то есть когда уже практически подошли к зданию синагоги, тот раввин, тот самый, который воскликнул «ого!..», вдруг раскинул руки по сторонам и закричал, что дальше нельзя. Второй тоже раскинул руки, правда, в отличие от первого, оборотился лицом: губы прыгают, борода седая трясется, русский сразу забыл, кричит по-еврейски что-то, ничего не понять. Профессор Голлерштейн (может быть, вы слышали о таком?), который с ними приехал, как-то неразборчиво объяснил, что согласно иудейской традиции в заброшенную синагогу входить просто так категорически запрещено. Ее сначала требуется освятить. Но это по-нашему «освятить», а он употребил какое-то заковыристое, незнакомое слово. Причем заметно было, что он тоже испуган, тоже нервничает, хотя виду старается не подавать. Ну что ж, нельзя – так нельзя. Елизавета Ануфриевна, по-моему, не очень-то и хотела. Место там, честно говоря, неуютное: бугристый пустырь, заросли крапивы, здоровенные лопухи, тишина – слышно, как зудят комары, и сама синагога – изъязвленная вся такая, облезлая, потемневшая, будто в ней (только не иронизируйте надо мной) скрывается некое зло. Бр-р-р… Страшно к ней подойти… Как вы рискнули, не понимаю, сунуться туда в одиночку… А завершилась наша экскурсия тем, что из выбитого лицевого окна, куда свет почему-то не проникал, честное слово, внутри ничего было не различить, вдруг выплыл какой-то кошмарный изжелта-серый рой – то ли лошадиных слепней, то ли ос – и, жужжа, повис неподалеку от нас. Знаете, ой-ей-ей! Елена Ануфриевна аж вся побледнела. Никто, разумеется, двигаться дальше не захотел. В общем, вернувшись в мэрию, договорились, что сначала раввины произведут полагающийся по канону обряд, попрыскают там святой водой или чем, а потом уже будет составлена смета на реставрацию.

Вот такие у нас события. Сообщаю на всякий случай. Не знаю, интересно это вам или нет.

А еще хочу вам сказать, что очень благодарна за наши с вами беседы. Они произвели на меня громадное, в самом деле, не смейтесь, громадное впечатление. Я даже, кажется, начала слегка понимать, что такое история. Раньше она для меня была просто набором фактов, экспонатами в залах музея, тем, что отодвинулось в прошлое и сгинуло навсегда, а теперь я вижу, что это живая субстанция, «энтелехия», вещество, из которого мы, нынешние, сотворены. Я последние дни непрерывно об этом думаю. И вот что странно: до сих пор я как будто и не жила, так, дремала, присутствовала при том, как происходит собственно жизнь, ничто меня по-настоящему не волновало, а сейчас точно проснулась – все трепещет и все имеет значение: каждая мелочь, каждый мой вздох, каждая прочитанная страница. Совсем иной человек. Я теперь даже слегка завидую тем, кто родился на сто лет раньше нас – жил во времена революции. Конечно, это были ужасные годы: нищета, голод, разруха, всеобщая ненависть, жестокости гражданской войны, одни застенки ЧК чего стоят, но не только ведь это, я знаю, было тогда, было и искреннее самопожертвование, была страстная вера людей в то, что они построят светлый и справедливый мир, была вдохновляющая идея, ради которой стоило жить. А сейчас ничего этого, по-моему, нет. Так – потуги и копошение ради мелких материальных благ. Будто у жуков-короедов, в сырости, в темноте протачивающих свои узенькие ходы. Они ведь даже не подозревают, что где-то есть свет. Утрачен (только не смейтесь, пожалуйста) смысл нашей жизни. Утрачено огромное «мы», осталось только мелкое, эгоистичное «я». Суррогат православия, который в нас чуть ли не насильно запихивают, не может этого заменить. В свое время КПСС, плодя партийных чиновников, дискредитировала коммунизм. Нынешняя РПЦ, плодя чиновников церкви, дискредитирует христианство. Мы движемся неизвестно куда, непонятно зачем. Так на картине Брейгеля слепые ведут слепых.

Вам, наверное, будут скучны мои наивные рассуждения. Вы, наверное, скажете, что в истории все это было уже бесчисленное количество раз – и великие иллюзии и трагические разочарования, и сияющие надежды и катастрофы, сопровождаемые множеством жертв. Ничего нового в этом нет. Это юность, она быстро пройдет. И, наверное, вы будете правы. Однако это та правота, которая ближе не к жизни, а к смерти – правота пепелища, правота опустошенной земли. Ведь сквозь пепел все равно прорастет трава – пускай не сразу, пускай через бесплодие муторных лет. Тем не менее – прорастет. И потому, видимо, чудится мне – все, что было тогда, было все-таки не напрасно. Тот «ясный огонь», невидимый, слабенький, тайный, горит до сих пор. Погасить его уже не удастся. И, быть может, когда-нибудь кто-нибудь, презрев эгоистическую суету, вновь зажжет от него дремлющую свечу, она ярко вспыхнет – придет в мир свет, который увидят все.