Океан - Альберто Васкес-Фигероа

— Для Дамиана Сентено полиции не существует, — вступила в разговор Аурелия. — Он пересек океан, чтобы убить моего сына, и полиция не сможет его остановить. Он найдет способ сбежать.

— Дувивьер сделает все возможное, чтобы помешать ему высадиться на острове.

— Как? Он станет наблюдать за всем побережьем? Проверять все лодки, яхты и корабли, которые подходят к берегу? А если ему это все удастся каким-то чудом, как долго он сможет держать оборону? Уверяю вас, Дамиан Сентено сумеет добиться своего. На самолете, морем, вплавь или даже пешком по океанскому дну, но он доберется до острова. Я не знаю почему, но для этого человека убить Асдрубаля, похоже, дело принципа. И как только можно так далеко зайти в своей мести? Неужели дон Матиас думает, что после смерти Асдрубаля его несчастный сын обретет покой на том свете?

— Он ничего не думает, мама, — возразила ей Айза. — Дон Матиас уже знает, что покоя не будет ни для него самого, ни для его сына. Но сейчас он уже не сможет остановить Дамиана Сентено, даже если очень этого захочет.

— Почему?

— Потому что он мертв, а Дамиан Сентено жив.

Айза надолго замолчала, размышляя над чем-то, ведомым только ей.

— Ты помнишь татуировку, которая была у Сентено на плече? — заговорила она наконец. — Сердце, пронзенное штыком. Прошлой ночью я видела такую же татуировку у дона Матиаса, когда он опирался о спинку моей кровати. — Она повернулась к братьям и спросила: — Что она может означать?

Но на вопрос ее у них ответа не было, только лишь смутные догадки и предположения. Впрочем, ее на самом деле волновал не сам рисунок, ее волновал человек, его носивший, — его она хотела понять, в его душу жаждала заглянуть.

— Он будет один?

Все знали, что на Лансароте к нему присоединилось еще шесть головорезов, а это значит, что кто-то из них вполне мог управлять катером, который они видели во время своего нелегкого перехода по океану. Возможно, все они по-прежнему следуют за своим предводителем. Хотя может статься, что Сентено оставил подле себя лишь одного из них, самого преданного человека, или вовсе решил пуститься в путь в одиночку, подгоняемый лишь мстительной яростью.

Впрочем, сейчас им было все равно, путешествует ли он один или в сопровождении своих дружков-убийц. Дамиан Сентено был страшен сам по себе. Это был человек, который нес на своих плечах беду, а значит, причинял зло легко, словно играючи, не нуждаясь ни в чьей помощи.

— Что будем теперь делать?

— Уходить. Что еще нам остается?

— Найти и покончить с ним!

Аурелия с ужасом посмотрела на Себастьяна, произнесшего эту фразу:

— Как? Убить его? Ты знаешь, что этого человека остановит только смерть, а я не хочу, чтобы моя семья купалась в крови. Мы найдем способ бежать с острова и незамеченными добраться до континента. Америка все еще очень велика. Там он наверняка потеряет наши следы. Да и как можно найти человека среди всех этих городов и дорог?

— Пока что ему это удавалось, — заметил Асдрубаль.

— Это потому, что он знал имя нашего баркаса. Мы об этом не подумали и допустили ошибку. Тогда нам казалось, что нас не станут преследовать. Мы верили, что оставь мы Лансароте, и все наши беды закончатся. Однако все вышло совсем наоборот. — Аурелия была печальна. — Впрочем, судьба многому научила нас за это время. Теперь мы станем более тщательно заметать следы.

— Нет! — Себастьян вскочил на ноги и принялся мерить шагами просторную комнату, в которой они все собрались. — Не обманывай себя, мама. Как бы далеко мы ни забрались, за нами по пятам будет следовать страх. Дамиан Сентено станет нашим проклятием на всю оставшуюся жизнь. Этот человек решил идти до конца, а нюху его может позавидовать любая ищейка. Нет! — упрямо повторил он. — Я не хочу провести остаток своей жизни, постоянно оглядываясь по сторонам и вздрагивая от каждого шороха. — Он посмотрел на брата: — А как же Асдрубаль? Какое будущее ждет его? Сентено избрал его своей жертвой, а мой брат еще даже не видел своего преследователя в лицо. Как он будет жить, зная, что любой человек, встретившийся ему на пути, может оказаться убийцей? Это не жизнь, это ад! Разве ты не понимаешь?

— Понимаю, — согласилась Аурелия. — Но неужели вам будет легче жить, зная, что на вашей совести еще одна смерть? Асдрубаль убил того юнца, потому что у него не было другого выхода. Это было все равно что несчастный случай. И он уже сполна за все заплатил. Все мы заплатили… Давайте не забывать жертву, которую принес ваш отец! А теперь вы собираетесь убить еще одного человека! Сколько же тогда мы будем вынуждены заплатить?

— Жизнь такого человека, как Дамиан Сентено, не стоит и ломаного гроша. Тот, кто убивает ради денег, рано или поздно будет убит сам. — Себастьян остановился у перил и посмотрел на плывущую по ночному небу огромную пузатую луну. — Можешь быть уверена, что я не стану испытывать вины, если убью его. Наоборот. Я буду испытывать гордость, зная, что мир теперь, без этого мерзавца, стал намного лучше.

— А я не хочу, чтобы мой сын гордился тем, что убил человека! — Аурелия была непреклонна. — Даже если этот человек Дамиан Сентено. Если он останется в живых, то однажды устанет искать нас. Если же умрет, то станет преследовать нас вечно, до тех пор, пока мы сами не сойдем в могилу. Нет! Мы уходим. Решено!

— Как? — Асдрубаль говорил так тихо, что голос его можно было спутать с шумом ветра, перебирающего пальмовые листья. — Я согласен с тобой, мать. Я знаю, что чувствует человек, который был вынужден убить. Все это время мне было очень тяжело. Никому бы я не пожелал пройти через тот ад, через который прошел сам. Но Себастьян прав. Мы не можем скрываться вечно. Подумай сама: в карманах у нас всего лишь восемьдесят песет, куда мы пойдем с такими деньгами, что будем делать?

— Боже! — Аурелия уже чуть ли не рыдала. — До каких пор Ты будешь подвергать нас испытаниям? Почему Ты пытаешься превратить моих детей в убийц? Что Ты от нас хочешь? Скажи сразу! Чего Ты хочешь?

— Вы можете уплыть на шаланде.

Все посмотрели на Марко Замбрано, на протяжении всего разговора хранившего молчание.

— Как вы сказали?

— Очевидно, что вы умеете обращаться с лодками и море вас не пугает, а это значит, что с острова вы можете уплыть на шаланде. Отсюда до Венесуэлы всего лишь четыреста миль. Если вы мне потом напишите, где оставили лодку, я кого-нибудь отправлю за ней или приеду сам. — Слова почему-то давались ему нелегко, но он, собрав все силы, продолжал: — Как только вы окажетесь в Венесуэле, то сможете затеряться на континенте. Там никто, даже этот самый Дамиан Сентено, не сможет найти вас.

Все это время Марко Замбрано видел только сияющие глаза Айзы, которая неотрывно смотрела на него.

— Почему вы это делаете для нас? — спросила наконец девушка.

— Потому что мама Ша была права. Я никогда не смогу написать твой портрет. А еще я не хочу, чтобы вы кого-нибудь убили. Уходите! На лодке достаточно еды, и я дам вам денег, немного, но на первое время хватит. Я уверен, что вы их мне вернете, когда сможете. Спускайте на воду эту грязную шаланду и бегите отсюда. Если она поможет вам добраться до Венесуэлы, то значит, я прожил свою жизнь не зря — сумел кому-то помочь, сделал что-то хорошее. Пожалуйста! Как можно быстрее бегите с этого острова, который может стать для вас западней.

Все четверо переглянулись, а потом посмотрели на Замбрано.

— Сможете заставить ее плыть? — спросил он.

Себастьян склонил голову в знак согласия.

— Если на «Исла-де-Лобос» мы прошли три тысячи миль, то я вам гарантирую, что на этой шаланде мы буквально пролетим оставшиеся четыреста.

— А я вам гарантирую, что не позже чем через шесть месяцев вы получите свои деньги назад, — сказала Аурелия тоном, не допускающим возражений, и пристально посмотрела на Замбрано. — А еще мы обязательно возместим вам расходы на еду. Я надеюсь, вы мне верите?

— Безусловно, — улыбнулся Марко Замбрано и встал. — А теперь, если всех все устраивает, предлагаю не терять времени даром и начать сборы. Я буду чувствовать себя намного спокойнее, если с рассветом вы выйдете в море.

~~~

Шаланда начала двигаться как бы с неохотой, свойственной кораблям, которые на самом деле терпеть не могут море. Впервые в своей жизни Марко Замбрано смотрел на нее с берега, чувствуя себя при этом глубоко несчастным, так как проклятая лодка уносила прочь единственную девушку, к которой он испытал нечто большее, чем простое физическое влечение. Правда, к грусти его примешивалось и чувство удовлетворения. Всю свою жизнь он старательно бежал от трудностей и проблем и сейчас, глядя на удаляющуюся «Грасиелу», понимал, что ему снова удалось сбежать.

А еще он был совершенно уверен, что даже на смертном одре не забудет удивительные зеленые глаза Айзы, девушки, на лице которой лежало покрывало тайны. Понимал он и то, что мечтать о близости с ней было глупо, а потому хорошо, что она уехала сейчас, пока он не начал страдать по-настоящему.