От ненависти до любви - Ирина Мельникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не казнись, – сказала я строго, – все обойдется. У меня же карта есть.
– Дак какая ж то карта! – Маркел даже крякнул от досады. – Потонешь в зыбуне, а Игнат меня пристрелит. Ему теперь все равно!
– А ты не каркай на дорожку!
Маркел с хмурым видом наблюдал за моими попытками справиться с рюкзаком. Затем сердито буркнул что-то, сплюнул и направился к лошадям.
Еще минута, и мы разошлись в разные стороны. Дед – держа в поводу двух лошадей, я – с тяжеленным рюкзаком, который то и дело грозил опрокинуть меня на спину.
– Ничего, жить можно!
Я стукнула посохом о землю. Его почти силком всучил мне Маркел. Чуть позже я поняла, насколько дед был прав, когда уверял, что посох придаст мне дополнительную точку опоры. Кто бы спорил? Сверившись с картой, я отметила, что не ошиблась: именно от скалы «Коготь» начиналась тропа, которая должна была вывести меня к Хранителю Золотой Бабы.
Но только где она? Куда ни кинь взгляд, повсюду один и тот же пейзаж: лохматые кочки, кривые березки по закрайкам мари и лысые от давнего пожара бугры. А впереди и вовсе страшное место – Поганкина Марь, и ни одного ориентира…
Я махнула рукой. Будь, что будет! Только в висках, будто молоточки, стучали тревожные мысли. Зачем Маркел снова завел разговор о Шихане? Разбудить мою совесть решил? Так она и без того забыла, когда спала спокойно.
Высокие кочки из торфа, туго переплетенные корневищами осоки, пружинили и оседали под моим весом. Ноги скользили, но сами несли меня вперед. В правильном направлении или нет, об этом я уже не думала. Главное – не упасть! Упадешь – не встанешь! Меж кочек прятались предательские ямы, «окна», залитые водой. Я ступала крайне осторожно, нащупывая безопасный проход палкой Маркела, но вскоре в моих ботинках захлюпало, а через полчаса мне казалось, что вообще иду босиком. Кочки попадались все реже и реже. Иногда приходилось перепрыгивать с одной на другую, и всякий раз я с трудом сохраняла равновесие. Выручал посох Маркела.
Впереди замаячили чахлые заросли: тот самый перелесок, который я заметила с берега. Закоченевшие ноги тяжелели и тяжелели, не осталось уже ни сил, ни желания идти дальше. На автопилоте, с почти отключившимся сознанием я добралась до первой березы, кривой и низкорослой. Схватилась за нее, ноги подкосились, рюкзак потянул вниз. На уровне глаз проявился вырезанный на стволе знак. Тот самый, о котором упоминалось в записях отца: стрела, перекрещенная двумя другими.
Кажется, я заплакала… От счастья!
В редких вершинах берез зашумел ветер, зашелестел осокой и черноголовником. Его холодные волны бежали к далеким розовеющим горам. Там Макаровка, там Олег… Но почему-то в этот раз я подумала о Замятине без привычного волнения. Или просто устала? Или более важные заботы очистили мой мозг от второстепенных проблем? Я ведь нашла тайный знак, значит – иду верно!
…И снова под ногами кочки, вода, ямы… По влажному мху идти легко и мягко, как по пружинному матрасу, и я обрадовалась временной передышке. Спохватилась, но поздно – ведь это зыбун! Бросилась назад, но хилый покров тут же просел под ногами. В черной луже вокруг забулькал болотный газ. А я стояла по колено в воде, чувствовала, как рвется подо мною тонкий слой растительности, и ничегошеньки не могла поделать, чтобы спастись. Рюкзак тянул вниз, и я все глубже и глубже погружалась в холодную, липкую пучину.
Опасность словно утроила силы. В безумном рывке я метнулась вперед, упала грудью на мох, раскинув руки с зажатым в них шестом, чтобы создать большую площадь сопротивления. Сознавая, что под ногами бездна, готовая в любой момент проглотить меня, как козявку, я лихорадочно искала глазами, за что бы схватиться.
Бесполезно! Ни кочки, ни деревца! Тогда постепенно, без резких движений я стала освобождаться от рюкзака: сняла с плеча одну лямку, вторую… Потом поползла по мху, стараясь не попасть в «окно». Рюкзак с трудом тащила следом вместе с пудовой тяжестью прилипшей к нему глины. А где-то впереди, наводя еще большую тоску, стонала и ныла какая-то птица.
Наконец, где лежа, где на четвереньках, добралась до края темно-зеленых коварных мхов. Подтянув к себе рюкзак, некоторое время лежала, уткнувшись в мокрый брезент, не в силах поднять голову и оглядеться. Пройди я немного дальше, где растительный покров, прикрывавший топи, еще тоньше, пожалуй, и не выбралась бы. Видно, судьба у меня такая – все время попадать в ловушки для ротозеев!
Слегка отдышавшись, я подняла голову и огляделась. Краски вокруг, словно выгорев на солнце, поблекли, а над горизонтом висело похожее на НЛО лиловое облако. «Вот и вечер подкрался», – подумала я равнодушно, и тут кто-то словно огрел меня нагайкой. В голове просветлело. Какой вечер? Скоро стемнеет, а я так и не добралась до более-менее приличного участка суши, где могла бы развести костер, обогреться.
И снова, согнувшись в три погибели, я побрела по болоту, почти бессознательно передвигая отяжелевшие ноги. Запутавшись в осоке, упала и почувствовала: уже не поднимусь. Посох я давно потеряла, теперь не на что было опереться. Полное безразличие овладело мною, ненужными стали костер, тепло. Хотелось прижаться к твердой, надежной земле и забыться в долгом-долгом сне. Эта минута слабости почти совсем отключила сознание. Все остальное я воспринимала сквозь туман, затопивший мозг. В мареве возник передо мной, точно мираж, покосившийся столб, а на нем опять знакомый знак: две стрелы на третьей… Это меня не обрадовало. Зато столб находился на сухом взгорке, выступившем над топью. Здесь же нашли приют несколько измочаленных непогодой березок.
Прижавшись спиною к корявому стволу, я натянула капюшон куртки на лицо, чтобы не сожрали комары, спрятала руки в рукава и тотчас погрузилась в сон. Но это был не сон, а тяжелое забытье. Сквозь дремоту проплывали перед глазами горы, болота, беспросветная тайга, громоздились камни, шуршали осыпи, с грохотом что-то ломалось и падало…
В темноте кто-то фыркнул и ленивой поступью, неохотно обошел меня справа. Я уже не знала, то ли мне почудилось, то ли взаправду хищный зверь бродил поблизости в надежде на легкую добычу… Попыталась встать, но ноги подвели, я рухнула на землю… Слабые звуки флейты вторглись в сознание, теплый ветерок коснулся лица, но сил не хватало даже открыть глаза… На смену флейте пришли бубны. А может, так сильно стучало мое сердце, отбивая последние удары?
Неимоверным усилием я раздвинула веки. Яркие сполохи ослепили меня, но я разглядела лицо старика, склонившегося надо мною: темное, как ольховая кора, лицо, глубокие морщины… Он поднес к моим губам деревянный сосуд, и рот наполнился чем-то кисловатым, с молочным привкусом…
«Айран!» – первое, что пришло в голову, но сознание слегка прояснилось. Я села, тряхнула головой, огляделась. Нет, ночь еще не наступила. Серый сумрак сочился сквозь клочья тумана. А чуть в стороне возле костра сидел на корточках тот самый старик, что напоил меня айраном, и смотрел в мою сторону.
– Хурулдай, – то ли подумала, то ли прошептала я.
И тут пламя костра взметнулось, мне показалось, до неба. Бубны зазвучали громче, десятки бубнов, и я увидела огромную статую женщины, точную копию той, что я несла в своем рюкзаке. Она горела, переливалась, слепила глаза небывалым блеском, словно соткана была из огненных сгустков и золотых нитей. А вокруг в нее, как в хороводе, плясали, вертелись, порхали десятки, сотни разноцветных огоньков…
– Алтанхас! – прошептала я и потянулась к рюкзаку. Но он был пуст.
И тогда я поползла к идолу. Мне казалось жизненно важным коснуться ее, рассмотреть поближе. Но я не проползла и пары метров, как что-то меня остановило. Я будто уперлась в стену: теплую, упругую, прозрачную. Хурулдай и сверкающий идол были совсем близко, а я все никак не могла пробиться сквозь препятствие. Я сходила с ума от бессилия, а старик по-прежнему безучастно наблюдал за моими попытками приблизиться к Алтанхас. И это в благодарность за то, что я вернула им силу?
– Хурулдай! – потеряв выдержку, закричала я не своим голосом: – Черт побери! Я зря рисковала? Зря вашего идола через топь несла?
– Уходи! – вдруг тихо сказал Хурулдай. – Ты – женщина! Пойдешь к Алтанхас, много силы заберешь!
– Я вернула силу! – рассердилась я. – Зачем мне ее забирать?
– Уходи! – Хурулдай поднял руку, и костер плюнул огнем. Огненный вихрь рванулся навстречу первым звездам, как стрелой пронзив небосвод. Вновь зазвучали бубны, к ним присоединились барабаны. Низкий утробный рокот поплыл над землей, а мне почудилось, что это заворчали старые скалы, закряхтели деревья, забурчала река…
Я упала на землю. И подумала, что умру сейчас, если не засну…
* * *…Ярко-красное солнце медленно спускалось к хребту, заросшему темно-зеленой тайгой. Я шла по березовому перелеску, обходила заросли шиповника и малины. Тут и там открывались мне голубые чаши озер – ровные, спокойные, окаймленные буйными зарослями аира. На зеркальной глади воды виднелись чудесные кувшинки, раскрывшие навстречу теплу бледно-желтые восковые лепестки. Но я не пыталась добраться до них. Напрасное это занятие. Дно в озерах топкое, заросшее, а сама кувшинка – недолговечное создание, только сорвешь, а она – глянь! – уже завяла…