Опасность в бриллиантах - Мэдлин Хантер

Она засмеялась.

— О, я совершенно уверена, ваша светлость.

В другой раз он бы скорее всего оскорбился за этот смех, но сейчас едва его услышал. Его внимание было занято очаровательной гладкостью ее спины и элегантной линии бока, сужающейся в талии и снова округляющейся в бедре. Он провел по ней пальцами от плеча до бедра и снова вверх, следя, как кончики пальцев едва касаются этой линии.

Дафна немного удивленно оглянулась через плечо.

— Не двигайся, я покажу тебе, что нужно делать, — Он повел эту линию дальше, и тело Дафны начало изгибаться.

Он повернул ее, чуть отодвинув от себя, и прижал плечи к кровати. Спина выгнулась, ягодицы чувственно округлились. Каслфорд начал ласкать эти мягкие выпуклости. Спина Дафны выгнулась еще сильнее, попа приподнялась вверх, рука вцепилась в подушку у лица.

— Ты можешь мне сказать, когда будешь готова? Ты это ощущаешь?

Она кивнула.

Он провел пальцем по ее расщелине. Дафна резко втянула в себя воздух с восхитительным женским стоном наслаждения и предвкушения. Каслфорд двинул палец глубже. Она раздвинула бедра, поощряя его. Глаза ее закрылись, губы приоткрылись в улыбке, на лице возникло выражение удовольствия и радости.

Он крепко прижался к ней и вошел.

На этот раз он взял ее по-настоящему. Он больше не сдерживался, вонзаясь в нее глубоко, сильно, позволив этой неистовой мощи овладеть собой. Ее тело охватывало его, как бархатная перчатка, ласкало его, потом сжалось, и каждое движение только усиливало наслаждение и заставляло его стремиться к большему.

Завершение обрушилось на них, как катаклизм, и было еще насыщеннее, потому что они долго к нему шли.

Это был третий урок за ночь. Добиваясь ее так долго, Каслфорд решил теперь не отказывать себе ни в чем.

По сравнению с первыми двумя он показался ей особенно мягким, самым бережным из всех, сплошь из разговоров и шуток. Но на этот раз она не получила облегчения до того, как он взял ее, поэтому все ощущения сосредоточились по-другому, вокруг него. Дафна ощутила себя более уязвимой, но не в физическом смысле, напротив, наслаждение смешалось с другими эмоциями и не затмило осознания мужчины, контролировавшего ее и заявлявшего свою власть нал ней.

Ближе к утру он уснул. Дафна прислушивалась к его успокоившемуся дыханию, но сама заснуть не смогла, а когда убедилась, что он спит крепко, выскользнула из-под его руки и отодвинулась.

Во сне он был таким красивым, с обнаженной грудью, плечами твердыми и решительными даже во время отдыха. Ресницы на закрытых глазах оказались густыми и длинными. Дафна подозревала, что он об этом знает. Скорее всего он знал обо всем, что делало его привлекательным для таких женщин, как она, таких, которых не ослепляло его внимание.

Она догадывалась, что в его прошлом немало разбитых сердец, и уныло признавалась себе, что скоро ее ждет та же судьба. Какую бы заботу о ней он ни проявлял сегодня ночью, от разбитого сердца это ее не избавит. Может быть, он решил, что она сумеет себя уберечь, поскольку видел, что она не дура. Дафна смотрела на него и вспоминала тот странный разговор чуть раньше. Брак станет адом, если женщину хоть немного интересует этот мужчина. Уж не говоря о том, что ей действительно не нужны эти вопиющие сложности. Каслфорд решил, что в силу своих несколько предвзятых взглядов на мир имеет перед ней определенные обязательства, но это только внесет хаос в обе их жизни.

Помимо хаоса, который переломает все ее планы — одна мысль об этом настолько встревожила Дафну, что она с ужасом представляла себе одну катастрофу за другой, — он еще и неисправим и восхищается этим, верно?

Допустим, она станет герцогиней — если такое событие вообще произойдет, — но герцог-то по-прежнему останется Каслфордом. Не Каслфордом последних нескольких дней и даже не Каслфордом по вторникам. Она окажется замужем за другим мужчиной, тем, чье поведение давно стало настолько бесстыдным, что вокруг него уже и скандалов не возникает.

Она прикоснулась к его носу, желая убедиться, что он в самом деле крепко спит. Каслфорд даже не шелохнулся. Дафна выбралась из постели и направилась к гардеробу. Она представила себе, как однажды утром, после того как они поженятся, она войдет в спальню и обнаружит в ней толпу голых шлюх, ждущих своей очереди в занятии любовью с печально знаменитым герцогом. Ходили слухи, что иногда он позволяет себе развлекаться одновременно с несколькими. О чем только не сплетничали!.. Вот будет мило: ее муж в той огромной кровати, голый, наверняка пьяный, с двумя посторонними женщинами. Да никакие бриллианты в мире не загладят такое оскорбление и не залечат разбитое сердце, если он ей хотя бы чуточку небезразличен!

Когда Дафна проходила мимо зеркала, в нем что-то сверкнуло. Она остановилась и посмотрела на свое отражение и на то, как чудесно выглядит на ее бледной коже — и даже при спутанных волосах — бриллиантовое колье. Оно придавало ей экзотический вид. В нем она казалась более интересной, чем была на самом деле. Женщина в зеркале была опытной и опасной кокеткой, а не степенной и грозной миссис Джойс из «Редких цветов».

Она открыла дверцу платяного шкафа. Та скрипнула довольно громко. Дафна замерла, поморщилась и глянула на Каслфорда, надеясь, что он не проснулся.

Его сюртук висел на крючке. Она порылась в карманах, нашла то, что искала, и вытащила небольшие помятые странички атласа.

Еще раз оглянувшись, Дафна поднесла их ко все еще горевшей на письменном столе лампе, разгладила каждую и отложила в сторону страницы с Камберуортом и Фэлсуортом.

Низко наклонив голову, чтобы видеть, как следует, она тщательно запомнила, что написано на остальных двух.

Глава 21

— Ты остановишься у меня, как моя гостья, — заявил Каслфорд. — Возвращается брат Саммерхейза, у них в доме будет полно людей. Кроме того, я не намерен изображать из себя шута горохового, чтобы сохранить тайну. Если ты настаиваешь на соблюдении приличий, я прикажу своим управляющим разыскать и поселить у меня в доме какую-нибудь престарелую родственницу.

— Пока я согласна только доехать до твоего дома. Мы сначала освежимся, а потом поговорим о том, где я остановлюсь, — ответила Дафна.

Время для подобного разговора было самым неподходящим. Начать с того, что Каслфорд был страшно доволен собой. Вероятно, это имело прямое отношение к тому, что он четырежды довел ее до экстаза прямо тут, в карете. Понятно же, что сейчас он завел речь о ее проживании в его доме, потому что не сомневался: она в таком дурмане, что ясно мыслить не в состоянии.