Обрести бессмертие - Роберт Сойер

— Почему они этого боятся? — с неподдельным интересом спросила Сандра.

Миллер развела руками:

— Подумайте сами, инспектор. Предположим, я скажу, что большую часть жизни все ваши способности действовать и воспринимать мир были серьезно повреждены. Ну положим, такая молодая женщина, как вы, скорее всего захотела бы это поправить — в конце концов, у вас впереди еще десятилетия активной жизни. Но пожилые люди очень часто отказываются поверить, что они страдают клинической депрессией. Сожаление о потерянных впустую годах может оказаться для них слишком тяжелым бременем — как примириться с тем, что твоя жизнь, которая уже почти прошла, могла быть несравненно лучше и счастливее. Они просто отметают подобные предположения.

— Но не Черчилл?

— Нет, он поступил иначе. Род все-таки был учителем физкультуры — преподавал в оздоровительных группах старшеклассников. Он принял эту идею и решил попробовать вылечиться. Мы оба расстроились, когда обратимые ингибиторы не помогли, но он был готов попробовать фенелзин — и он знал, как важно было избегать неподходящей пищи.

— Какой, например?

— Ну, например, зрелого сыра. В нем полно тирамина, образующегося при распаде аминокислоты тирозина. Ему также нельзя было есть копченого, соленого или консервированного мяса и рыбы, а также икры.

— Он, конечно, не мог съесть что-нибудь подобное и не заметить этого.

— Что ж, это так. Но тирамин содержится также в дрожжевом экстракте, хлебопекарных дрожжах и мясных экстрактах, таких, как Мармит и Оксо. Он также есть в гидролизованных белковых экстрактах вроде тех, что обычно используются в качестве основы супов, подливок и соусов.

— Вы, кажется, сказали «подливок»?

— Да — он должен был избегать их.

Сандра полезла в карман за узкой, испачканной бумажной полоской с печатным текстом — заказом из «Фуд Фуд» на последний ужин Рода Черчилла. Она протянула ее через стеклянный стол доктору Миллер:

— Вот что он ел перед смертью.

Миллер прочла бумажку и отрицательно покачала головой:

— Нет. — С этой версией она была явно не согласна. — В последний раз, когда он заходил ко мне на прием, мы говорили с ним о «Фуд Фуд». Он сказал, что всегда заказывает их низкокалорийную подливку, что проверил все ее ингредиенты и убедился, что она для него безопасна.

— Может, он просто забыл указать, что нужна именно низкокалорийная, — предположила Сандра.

Миллер вернула ей бумажку.

— Вряд ли. Род Черчилл был очень пунктуальный человек.

Бекки Каннингхэм вошла в кафе Карло на десять минут раньше условленного времени. Питер встал. Он не знал, какого приветствия следует ожидать — улыбки, объятия, поцелуя? Вышло так, что ему досталось все сразу, причем, целуя его, она надолго прильнула к его щеке. Питер удивился, обнаружив, что его пульс слегка участился. От нее восхитительно пахло.

— Пит, ты чудесно выглядишь, — прощебетала она, усевшись напротив.

— И ты тоже, — ответил Питер.

На самом деле Бекки Каннингхэм никогда не была красавицей. Симпатичной — да, но не красавицей. Ее темно-каштановые волосы до плеч были чуть короче, чем требовала последняя мода. Она была фунтов на двадцать полнее, чем рекомендовали в качестве идеала женские журналы, или на десять, чем посоветовал бы любой другой менее придирчивый критик. У нее было широкое, усеянное веснушками лицо, но зеленые глаза, казалось, искрились, и это впечатление еще больше усиливали морщинки, появившиеся в уголках ее глаз со времени их последней встречи.

Просто изумительно, подумал Питер.

Они заказали завтрак. Питер воспользовался советом дежурной и взял тортеллини. Они разговаривали обо всем на свете и смеялись почти столько же, сколько разговаривали. Впервые за последние недели Питер чувствовал себя непринужденно и весело.

Питер заплатил по счету, дал на чай двадцать пять процентов, затем помог Бекки надеть пальто — он уже много лет не делал этого для Кэти.

— Что ты собираешься делать до самолета? — спросила Бекки.

— Не знаю. Наверно, буду осматривать здешние достопримечательности. Придумаю что-нибудь.

Бекки заглянула ему в глаза. Естественно было бы попрощаться именно сейчас. Двое давних друзей встретились, чтобы вместе позавтракать, вспомнили былые времена, посплетничали об общих знакомых. Но теперь пора было возвращаться к своим собственным делам, к своим отдельным жизням.

— У меня сегодня во второй половине дня нет никаких важных дел, — сказала Бекки, все еще глядя ему прямо в глаза. — Ты не против, если я присоединюсь к тебе?

Питер на секунду отвел взгляд. Это было как раз то, чего ему хотелось сейчас больше всего на свете.

— Это было бы… — и после короткой паузы он все же решил сказать то, что ему хотелось сказать, — изумительно.

Глаза Бекки заискрились. Она взяла его под руку.

— Куда ты хочешь пойти?

— Это же твой город, — улыбнулся Питер.

— Мой, — подтвердила Бекки.

Они проделали все то, что сегодня утром казалось Питеру неинтересным: они посмотрели на смену караула; зашли в некоторые маленькие бутики, такие лавчонки, которые Питер в Торонто никогда не посещал; и в конце концов прошлись по галерее динозавров в Музее природоведения, дивясь на чудовищные скелеты.

Возвращение к жизни, подумал Питер. Это было восхитительное чувство, он опять становился таким, каким был когда-то.

Музей природоведения располагался среди обширного, густо усаженного всевозможными деревьями парка. Когда они вышли из музея, было уже около пяти вечера и начинало смеркаться. Дул прохладный ветерок. Небо было безоблачно. Они шли и шли по парку, пока не оказались рядом с садовыми скамейками под огромными кленами, ветви которых сейчас, в начале декабря, были совершенно голыми.

— Я совсем измотан, — взмолился Питер. — Чтобы успеть на утренний рейс, пришлось сегодня встать в полшестого.

Бекки села в дальнем конце скамейки.

— Ложись сюда, — предложила она. — Мы полдня провели на ногах.

Первой мыслью Питера было отказаться, но затем он подумал: какого черта, почему бы и нет? Он уже собрался растянуться на свободной части скамейки, когда Бекки сказала:

— Ты можешь положить голову мне на колени.