Механик её Величества - Валерий Иващенко

– Неужели это можно есть? - взгляд девчушки прямо-таки лучился недоверием.

– Ещё как! - заверил её повар и высыпал грибы в уже закипающий суп.

Подумал немного, сыпанул лишнюю щепоть сушёной зелени - для пущего аромата, да от щедрот добавил ещё одну полоску вяленого мяса. Девчонки принюхались с несомненным интересом и, переглянувшись, согласились, что пахнет во всяком случае весьма недурственно. А когда содержимое котелка чуть остыло, наворачивали ложками за обе щеки.

В круг света из темноты заглянул волк - здоровенный, упитанный за лето. Не обращая внимания на оцепеневшую от ужаса Тиль с круглыми глазами и прыгающими губами, принюхался к её тарелке и ней самой, лениво махнул хвостом с приставшим пышным репьяхом. Милостиво позволил ведьме почесать себя за ухом. С недоверием посмотрел на расстегнувшего кобуру старлея, глухо, еле слышно рыкнул. Однако, когда к нему обернулся чёрный конь, меланхолично жуя целый выдранный из земли куст и радужно отсвечивая огнём в глазах, серый мгновенно преобразился. Поджав хвост, заскулил тонко, по-собачьи - и одним прыжком исчез во мраке.

Посмотрев на взрослых, которые невозмутимо подчищали остатки ужина, девчушка философски заключила - кому быть обезглавлену, тому волков бояться не след. Ибо за все геройствования благородного дона и оказавшейся не менее высокородной ледью ведьмы самое меньшее, это будет плаха. Лючике зло хохотнула на такую шутку, и в наказание за дерзкий язычок погнала мыть посуду.

"Бе-бе-бе! Жених и невеста из кислого теста!" - Тиль из темноты, с показавшегося ей безопасным расстояния показала язычок в сторону костра. В носу изрядно свербело, из глаз от чесотки едва не текли слёзы - то ведьма шепнула над нею несколько слов. Но зато теперь видно оказалось как днём, и девчушка мимоходом задумалась - а ведь наверное, именно так и видят в темноте кошки. А посему и мытьё да споласкивание посуды оказалось не столь муторно, сколь забавно.

Язычки пламени из костра по возвращении оказались окутаны несколькими слоями радужных отблесков - видимо, ведьминское колдовство так реагировало на яркий свет. Зато сама ведьма обнаружилась танцующей у огня под самою же ею напеваемую тягучую и заунывную песню. Против воли Тиль засмотрелась. Залюбовалась её плавной и гибкой фигурой - она ещё не знала, что на самом деле одно из трёх настоящих чудес света это танцующая женщина…

Мир плавился, тёк вокруг, струясь за кругом света и послушно заглядывая в глаза чаровницы. По шёрстке зачарованно взирающего Флисси пробегали крохотные искорки молний, и он лишь подрагивал ухом, когда с него в темноту срывались светящиеся призрачно-голубые шарики разрядов. Лошади тоже вернулись к огню и меланхолично взирали на этакое диво, позабыв даже про зелень в пасти. Тиль скосила глаза - дон Александр смотрел на свою ненаглядную с лёгкой улыбкой, и на загорелых щеках всё сильнее алел румянец.

А Лючике всё кружилась и кружилась в танце… а вот уж и нет! Непостижимым образом девчушка осознала, что на самом деле ведьма вращает мир вокруг себя, властно перекраивая его по своей прихоти. И казалось, что весь он сузился до пределов освещённого круга - нет в потёмках Высокого Леса; сгинули, пропали сквозь землю поля и деревни. Изек с его высокими домами и мощёными улицами казался лишь зыбким сном, а степь лишь кошмарным бредом.

И когда крохотные язычки костра выросли в глазах замершей в трансе Тиль в ревущую стену пламени, затмив собою весь мир и чудно согревая не только тело - но и всю душу, она незаметно для себя зевнула. Хлопнула сонно раз-другой ресницами, подгребла вместо подушки задремавшего домовёнка…

Александр заботливо прикрыл малышку своей меховой курткой, подбил под спину и внимательнее взглянул на отдыхающую ведьму.

– Ну и как я тебе теперь? - Лючике повертелась в свете костра.

М-да! Если и есть какие-то слова, чтобы описать всю степень восхищения и удивления, то Александру они оказались неведомы. Самым колдовским образом женщина стала рыжей, длинноволосой и зеленоглазой. При её почти идеально белой коже и стройной фигуре эффект оказался просто убойный. Трудно, трудно было бы признать в этой неприлично смазливой ведьме прежнюю черноволосую и черноглазую красавицу Лючике… это была одновременно и она - и не она. Прежняя выглядела полубогиней, к коей и подойти-то страшно. А эта казалась своей, родной и до ужаса привлекательной.

– А какая ты настоящая? - с трудом выдохнул он, с трудом сдерживая себя, чтобы прямо сейчас и прямо здесь не сделать с нею то, что из еженощной забавы постепенно превращалось в обюдную потребность.

Женщина усмехнулась. Очаровательно скосила зелёные ведьминские и такие желанные глаза, лукаво улыбнулась.

– О, милый мой - какая бы я ни была, я и есть настоящая.

Подхватил, закружил на руках, дыша её родным запахом.

– А пахнешь ты по-прежнему уютно и привлекательно, - тихонько мурлыкнул он. Лючике посмотрела в его глаза - близко-близко. Так, что сладкая боль коснулась затрепетавшего сердца. Коснулась носа кончиком своего.

И то, что происходило затем под неохватным, много повидавшим за свои века дремлющим дубом - посторонних, в общем-то, не касается…

Глазоньки-то закройте, закройте!

В пробуждающемся лесу всё слышнее раздавались звуки. Невидимые пичужки несмело подавали голоса, осторожно прочищая горлышки после ночной сырости. Разбуженный ветерок где-то вверху взлохматил древесные кроны - и унёсся вдаль по своим неведомым делам. Толстенький, откормившийся за лето барсук, смешно переваливаясь полосатой спинкой, проковылял в сторону ручья.

Иоахиммус Борх усмехнулся. Даже зверушка лесная - и та не замечает группу людей, надёжно укрытых трижды освящёнными первосвященником амулетами из горного хрусталя. Славно, славно поработал жрец. Не зря всю ночь бормотал молитвы над спящими охотниками и их снаряжением - висящие на крепких шнурках слёзы Единого прятали людей от нескромных взоров. Иногда еле заметно озарялись изнутри сполохами призрачного сияния, чуть нагревались в судорожно сжавших их ладонях, когда чьё-то колдовское внимание обращалось сюда. Но не в силах ведьминские происки превозмочь истинную веру - надёжно укрывают святые молитвы!

Неделю назад получил Иоахиммус письмо. Странное, нелепое послание… но приложенный к нему увесистый мешочек перевесил все сомнения. Коль неведомые благодетели решили, что именно он, знаменитый охотник за нечистью, достоин возложенной чести поквитаться с ведьмой, да ещё и весьма щедро за то приплачивают - негоже отказываться. Тем более, что злодейка своим колдовством извела со свету не один десяток людей, о том в письме сказано прямо. Проверено, и сомнений быть никаких не может - хоть и вельды, а всё же пред ликом Единого все равны. Негоже людям умирать такой смертью.