Психология свободы: теория и практика - Елена Кузьмина

В модели инструментальности (V. Vroom, 1964) выбор альтернативы определяется вероятностью и валентностью исхода (последствиями осуществления действия). Чем выше результат, тем сильнее мотивация. Субъект предсказывает результаты выбора, вычисляет вероятности исходов. Но его аналитическая работа, очевидно, выступает не только личной детерминантой выбора, но и ситуационной, так как связана с ситуацией – ценность и последствия исхода имеют социальную природу.

Выбор в категориях моральной дилеммы (между добром и злом), подразумевающий единство социального и личного в детерминации выбора, рассматривается и в работах Э. Фромма.

Смысловой аспект выбора, воплощающий единство ситуационных и личностных факторов выбора, представлен в трудах психологов экзистенциального направления. Его содержание раскрывается в положении о том, что человек свободен, когда осуществляет сознательный выбор альтернатив, соизмеряя их со смыслом. Так, А. Лэнгле, последователь идей В. Франкла, автор теории персональной экзистенциальной теории личности, сущность свободы усматривает в поиске оснований, благодаря которым становится возможным принятие правильного решения. Человек определяет субъективную значимость информации, сопоставляет различные обстоятельства с учетом их ценности. Первоначально отрицательная по своему содержанию свобода «от» трансформируется «в полноту бытия для». В итоге негативный аспект заменяется позитивным – «свобода наполняется смыслом», а смысл свободы, с точки зрения А. Лэнгле, – это ответственность.

Ценной для понимания сущности свободы выбора является модель свободы, предложенная В. Лефевром. Согласно его представлению, после акта осознания субъект оказывается способным назначать для выбора позитивного полюса любую вероятность, т. е. приобретает способность к свободному выбору. Ведущим выступает положение о том, что люди способны оперировать категориями «добро» и «зло», причем, они рефлексируют на давление мира при выборе позитивного или негативного полюса, а также на свою собственную готовность осуществить выбор. Функция готовности субъекта ( X 1) описывает поведение субъекта, осуществляющего выбор из двух альтернатив, одна из которых олицетворяет для него «добро» (позитивный полюс выбора), а другая – «зло» (негативный полюс выбора) и определяется тремя факторами – интенсивностью давления, с которым мир склоняет субъекта выбрать позитивный полюс ( x 1), представлением субъекта о давлении мира в сторону позитивного полюса ( x 2) и желания (интенции) субъекта ( x 3). Таким образом, выбирающему субъекту соответствует следующее математическое выражение:

X 1= f ( x 1, x 2, x 3),

где x 1, x 2, x 3, X [0, 1]; 0 – негативный полюс выбора, 1 – позитивный полюс выбора.

В результате математических преобразований с данной формулой В. Лефевр делает вывод, что свободному субъекту соответствует тождество f (0, 0, x 3) = x 3. То есть, если мир диктует выбор негативного полюса ( x 1 = 0) и субъект знает об этом ( x 2 = 0), то любая интенция субъекта превращается в готовность совершить выбор. Свободный субъект несет ответственность за свой выбор. В случае морального выбора, имея позитивную интенцию, свободный субъект всегда выбирает позитивный полюс, т. е. выбирает добро. Человек свободен, если позитивный полюс, который он выбирает, не имеет положительной полезности, т. е. определяется не утилитарным значением альтернатив (например, их ценой, принятой в обществе), а деонтологическим аспектом – семантикой языка, социальными нормами, индивидуальными особенностями субъекта [99].

Автономный человек самостоятельно организует шкалу оценивания альтернатив выбора, определяет ключевую детерминанту, полюса и индексы веры (значения полезности) различных альтернатив:

«он… способен сам “назначать” вероятности, с которыми намерен выбирать альтернативы» [101, 117], не связывает позитивный полюс с какой-либо позитивной полезностью; субъект может быть свободен не только при выборе полюсов, но и при выборе программы своих будущих выборов полюсов. Когда субъект выделяет одну из программ – совершает интенциональный метавыбор, то он свободен. Число фиксаций – рефлексивных обращений субъекта к своему переживанию на различных рефлексивных рангах выступает определяющим компонентом для вычисления интенсивности ощущения переживания: «…интенсивность ощущения переживания равна интенсивности этого переживания, умноженной на число фиксаций этого переживания при его многократном осознании» [101, 113].

Существует много работ по свободе выбора. Нам представляется эвристичным дальнейшее исследование этого феномена на основе рефлексивно-деятельностного подхода, математической теории катастроф, концепции динамических процессов И. Пригожина.

Рефлексивно-деятельностный подход в понимании свободы с богатыми возможностями изучения феноменов свободы, условий ее обретения на различных уровнях деятельности, пониманием выбора как деятельности ставит перед исследователем задачу учета и анализа актуальных (а также виртуальных) детерминант, влияющих на выбор на различных этапах его осуществления.

Концепция И. Пригожина о динамических процессах, происходящих в равновесных структурах (1985), и теория катастроф Р. Тома (1972) создают теоретические предпосылки понимания механизмов выбора с равновероятными альтернативами, осуществляемого человеком в условиях влияния «мнимой» случайности, – дают возможность учитывать и контролировать «случайные» детерминанты. В адаптированном варианте определения, катастрофы – «…скачкообразные изменения, возникающие в виде внезапного ответа системы на плавное изменение внешних условий» [6, 4].

Выбор одной альтернативы из нескольких приобретает характеристики катастрофы тогда, когда на человека, находящегося в состоянии неопределенности – «бифуркации» (т. е. в состоянии раздвоения между, по крайней мере, двумя вариантами решения, при котором невозможно предсказать, какой вариант он выберет), действует толчок извне: под влиянием какой-то переменной меняется состояние субъекта – оно перестает быть устойчивым равновесием, и субъект предпочитает один вариант другому. Такие «неожиданные» переменные могут действовать в силу правил «запаздывания», «золотого сечения» или других. При моделировании ситуации свободы выбора следует учитывать закономерности действия случайных переменных, причинно-следственные связи.

И. Пригожин, изучавший динамические процессы на физическом, биологическом и химическом уровнях, утверждает, что случайные переменные, влияющие на динамические процессы равновесных структур, на самом деле, не являются беспричинными, а детерминированы законами другой системы. Под случайностью он понимает не беспричинность, а явление из другого причинного ряда:

«В сильно неравновесных условиях процессы самоорганизации соответствуют такому взаимодействию между случайностью и необходимостью, флуктуациями и детерминистическими законами… Вблизи бифуркаций основную роль играют флуктуации и случайные элементы, тогда как в интервалах между бифуркациями доминируют детерминистические аспекты» [136, 54].

Мы полагаем, что теория катастроф приоткрывает механизмы не только выбора, но и свободы творчества, и в целом процессов экзистирования (т. е. выхода за пределы своих возможностей). Ю. М. Лотман, рассматривая с позиций концепции И. Пригожина исторический выбор, обозначил проблему фиксации и прогнозирования, отнюдь не случайных факторов, влияющих на развитие исторического процесса, и поставил задачу проведения причинно-следственного анализа факторов на принятие решения в рамках исторического процесса и интерпретации его историком. На наш взгляд, Ю. М. Лотман открыл действительно существующую закономерность – «ретроспективность усиливает детерминированность», действующую, очевидно, не только при рассмотрении исторического процесса историком, но и при рефлексии истории своего поведения субъектом, осуществившим выбор. Этот же ученый высказал также интересное и важное для психологического анализа свободы выбора предположение:

«В момент, когда историческое, социальное, психологическое напряжение достигает той высокой точки накала, когда для человека резко сдвигается его картина мира (как правило, в условиях высокого эмоционального напряжения), человек может изменить стереотип, как бы перескочить на другую орбиту поведения, совершенно непредсказуемую для него в “нормальных” условиях. Разумеется, “непредсказуемую” для данного персонажа, но вполне предсказуемую в другой связи. Например, он может усваивать нормы поведения театрального героя, “римской личности”, “исторического лица”» [106, 131].