Монахиня секс-культа. Моя жизнь в секте «Дети Бога» и побег из нее - Фейт Джонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ничего, если я разделю с тобой комнату для гостей?» — спрашивает он.
Я оглядываюсь на остальных, и им, судя по всему, эта просьба не кажется ненормальной.
«Ну ладно», — медленно говорю я. В конце концов, я здесь всего лишь гость. Кто я такая, чтобы возражать?
Готовясь ко сну, мы болтаем и флиртуем, а затем укладываемся каждый на свою кровать. Но он продолжает говорить до поздней ночи.
«Уже поздно. Извини, мне пора спать», — говорю я.
«Конечно. Можешь просто обнять меня на ночь?»
«Почему бы и нет?» — отвечаю я, пожимая плечами. Мы несем в мир Божью любовь и постоянно обнимаемся.
Я встаю и иду его обнять, а он тянет меня на кровать и забирается на меня сверху. Я думаю, что он дурачится, так что смеюсь и позволяю ему некоторое время себя тискать. Затем я говорю: «Ну все, теперь мне действительно нужно ложиться спать».
Но он не отпускает.
«Ты никуда не пойдешь, — говорит он тихим голосом. — Я знаю, что ты хочешь этого так же сильно, как и я».
«Нет, — твердо говорю я, пытаясь вывернуться из его рук. — Не хочу. Я нахожу тебя привлекательным, но не собираюсь заниматься с тобой сексом. Это против правил. Я не хочу попасть в беду».
«Никто не узнает».
«Это буду знать я, — огрызаюсь я, все сильнее раздражаясь. — Отстань от меня». Я изо всех сил его толкаю. Он не сдвигается ни на сантиметр.
Я пытаюсь крутиться и выворачиваться, отталкивать его ногами и даже совершать отвлекающие маневры. Использую все известные мне борцовские приемы, но он держит мои запястья и всем телом давит на мои ноги.
«Повторяю: я совершенно не хочу заниматься с тобой сексом. Я не скромничаю и не играю в недотрогу. Это однозначное “нет”!»
Он сверкает зубами, растягивая губы в мрачноватой улыбке, а его хватка становится все крепче. Я напрягаюсь всем телом, но он не поддается. Я извиваюсь и брыкаюсь, кажется, целую вечность, все мое тело в ссадинах и синяках. У меня не остается сил продолжать борьбу. Я обмякаю. Измученная, злая и беспомощная, я закрываю свой разум от любых других мыслей, кроме одной: «Поскорей бы со всем этим покончить».
Когда, наконец, все закончилось, он отпускает меня, я мчусь в ванную. Мне хочется разбить зеркало кулаком. Я же сказала «нет»! Я сопротивлялась изо всех сил. Но все равно не смогла себя защитить.
Когда я возвращаюсь в комнату, он крепко спит. Я сворачиваюсь в клубок на своей кровати и, не уснув ни на минуту, просто жду утра. А затем ухожу, никому ничего не сказав.
Все долгие часы, проведенные в полете над темным Тихим океаном, я спрашиваю себя: «Что еще я могла сделать, чтобы этого не допустить? Почему я не закричала на весь дом?» Страх и стыд. Страх, что у меня будут проблемы, если меня обнаружат в постели с Системитом и доложат об этом пастырям. Страх, что люди в доме примут его сторону и не поверят мне. Стыд кричать и закатывать сцену. Чувство унижения, ощущение, что это в некотором роде моя вина. Меня же во всем и обвинят, если я позову на помощь. Все это заставляло меня бороться молча. Я не надеялась на то, что обитатели Дома примут мою сторону и защитят меня.
Ночью в своей спальне я пишу в дневнике:
Одна
Что такое одиночество
Не прикосновение, не звук
Не чувство, не взгляд, не запах
А скорее отсутствие
Отсутствие этого всего и все же… даже при наличии этого всего ты, тем не менее, можешь быть одинок…
Ты понимаешь меня? Конечно, нет.
Ты — не я и никогда мной не будешь.
Как ты можешь почувствовать, каково это — быть в моей шкуре?
Смогу ли я когда‑нибудь тебя впустить?
На следующий день я читаю это свое стихотворение. Боже, как стыдно. По крайней мере, никто и никогда не прочитает эту исповедь неудачницы. Я не верю в жалость к себе. Я даже не могу поговорить с мамой или подругой о том, что произошло, боюсь, что они сообщат об этом пастырям, и меня накажут. Так что я хороню это воспоминание в шкатулке и захлопываю крышку.
С наступлением лета многое в нашем Доме меняется. Патрик и София женятся и переезжают к родителям Патрика на Гуланъюй. Чинг-Чинг вместе с другими молодыми людьми из Семьи переезжает в Циндао — портовый город в провинции Шаньдун. Мама планирует отправиться на все лето в путешествие. Куда она едет и с кем — не говорит. Она становится все более и более скрытной. Но похоже, что в последнее время мы обе избегаем разговоров по душам.
После двух лет в Китае то, что когда‑то казалось сложной и интересной задачей, теперь ограничивает и подавляет. Я тоже готова двигаться дальше. Но я не знаю, куда мне отправиться. В свои двадцать два года я до сих пор не замужем, старая дева по меркам Семьи. И я понимаю, что здесь у меня в этом смысле нет никаких перспектив.
Мне не хватает общения со сверстниками, поэтому, когда из Тайваня к нам в гости приезжает группа подростков, я с удовольствием беру на себя роль переводчика в их двухдневной поездке в Пекин.
И вот, осматривая достопримечательности Запретного города, я замечаю в толпе фотографирующихся иностранцев знакомое лицо. Это мой бывший одногруппник из Сямэньского университета, датчанин Джонни. Вот они, превратности судьбы: встретить приятеля на маленьком пятачке в многомиллионном городе.
Я подпрыгиваю и машу рукой, пока Джонни меня не замечает. Он широко улыбается и, прежде чем я успеваю опомниться, оказывается рядом со мной. Он рассказал, что только что вернулся из поездки по побережью Китая. За два месяца он проехал на велосипеде почти пять тысяч километров.
Когда группа подростков, которых я сопровождала, уезжает, Джонни убеждает меня остаться в Пекине еще на пару дней и осмотреть город вместе с ним.
И в самом деле, ведь нет ничего плохого в том, чтобы кататься по городу на велосипеде и осматривать памятники. Мы же просто друзья, оправдываюсь я перед собой, согласившись остаться.
Но отчего‑то, находясь с ним наедине, я трепещу от возбуждения. Теперь я совсем не прочь, стать с ним ближе. Прежние установки в отношении
