Часть Азии. История Российского государства. Ордынский период (6") - Борис АКУНИН

Дело его было проиграно. Вскоре ему пришлось просить мира. Он соглашался признать Василия «господином и старшим братом», вернуть всю казну, отдать все земли, захваченные в личную собственность во время московского княжения, и просил лишь сохранить за ним старые вотчины.

На том и срядились.

Интересны перипетии судьбы суровой Софьи Витовтовны, которая когда-то спровоцировала своим самодурством всю эту нескончаемую войну.

У Шемяки были все причины ненавидеть двоюродную тетку и опасаться ее энергичного, волевого характера. Поэтому мать великого князя во время февральского переворота сразу же взяли под караул и не спускали с нее глаз. Отослав к Василию Темному в Углич жену, его мать Шемяка оставил при себе, под присмотром. Даже идя из Москвы воевать с восставшим Василием, Дмитрий Юрьевич не рискнул оставить грозную даму в городе, а взял ее с собой. И потом, уже пятясь на север, позаботился переправить Софью Витовтовну в дальнее надежное место – в Каргополь.

Всё этот выглядит так, как будто Шемяка хотел использовать мать своего врага как заложницу, но в те времена на Руси так не делали. Дмитрий Юрьевич просто боялся, что, оказавшись на свободе, старая княгиня принесет ему больше бед, чем ее невыдающийся сын.

Когда стало ясно, что Москвы уже не вернуть, Шемяка с облегчением избавился от тетки, должно быть, сильно ему надоевшей своей строптивостью. Собрав своих бояр, князь сказал им: «А сам бегаю, а люди себе надобныи, а уже истомленыи, а еще бы ее стеречи, лучши отпустити ея ис Каргопол». Бояре не возражали против того, чтобы утомительная старуха ехала на все четыре стороны, и Софья Витовтовна отправилась в Москву, к сыну.

После этого Шемяка еще целых шесть лет не оставлял Василия Темного в покое. Забыв о клятвах (обычное для той эпохи дело), он продолжал именовать себя великим князем, то и дело затевал мятежи в разных областях страны, несколько раз пытался воевать, но ему все время не хватало сил.

В ходе этой долгой, опустошительной для народа войны, Шемяка постепенно лишился всех своих владений, но нашел прибежище в Новгороде – купеческая республика была встревожена усилением Москвы и дала приют самому стойкому ее врагу.

Междоусобица всё длилась и длилась, нравы продолжали ожесточаться. В летописи рассказывается, что в 1450 году, захватив Устюг, Шемяка приказал всех, кто отказывался ему присягнуть, топить в реке, привязав на шею камень. Для Руси это было чем-то неслыханным: убивали у нас легко, понемногу научились и казнить, но попросту, без изысков. Правда, двести лет назад, во время подавления новгородского бунта, Александр Невский резал смутьянам носы, но делал он это, видимо, для татар – хотел понятным им образом продемонстрировать свою лояльность и непреклонность. В недалеком будущем русские обучатся жестокости, но из чтения хроники возникает ощущение, что в середине XV века шемякинские казни еще выглядели чем-то необычным.

Многолетняя гражданская война, изобиловавшая вероломством и преступлениями, закончилась так же некрасиво, как началась.

Устав от происков Шемяки, москвичи решили избавиться от врага самым надежным способом. В Новгород, где в то время спасался Дмитрий Юрьевич, тайно приехал государев слуга с заданием «уморити князя Дмитрея» и сговорился с одним из Шемякиных бояр. Тот подкупил повара по имени Поганка, повар положил «смертно зелие» в курицу, князь съел отравленное кушанье, разболелся и 17 июля 1453 года умер. Посланец, привезший великому князю это приятное известие, был пожалован в дьяки.

Междоусобная распря, начавшаяся с первых же дней вокняжения Василия Васильевича, наконец завершилась.

Причина, по которой Василий Темный, правитель малоспособный, одолел дядю и двоюродных братьев, превосходивших его и энергичностью, и храбростью, представляется очевидной.

К этому времени объединительно-организующий процесс в московском государстве продвинулся так далеко, что всякое смещение центра силы стало невозможным. Никакие случайные сбои уже не могли переломить ход этой эволюции. Верхушке русского общества было выгодно, чтобы власть переходила не к боковым династическим ветвям, а от отца к старшему сыну. Это не ломало сложившейся иерархии и позволяло избежать лишних потрясений – последнее было важно не только для боярства, но и для всех слоев населения. Страна желала стабильности и предсказуемости. В ту эпоху выполнить подобный запрос наиболее оптимальным образом могла только наследственная самодержавная монархия.

Василий Темный. Последние годы

Когда Дмитрий Шемяка приказал ослепить великого князя, рассчитывая, что тем самым выключит соперника из политической борьбы, он ошибся. Став «темным», Василий Васильевич не только восторжествовал над своим врагом, но и сделался намного более разумным государем. По выражению Карамзина, он стал править, «в слепоте оказывая более Государственной прозорливости, нежели доселе».

Вероятно в силу своей инвалидности великий князь теперь проявлял меньше активности и больше полагался на советников, среди которых было немало людей умных. Кроме того, подрастал наследник Иван, с ранних лет проявлявший недюжинные способности. Василий еще при жизни назначил сына соправителем.

В зрелые годы Василий Второй использовал свою дорого доставшуюся умудренность на пользу государства и успел сделать несколько важных дел. Этот правитель может считаться своего рода антиподом Дмитрия Донского. Тот долгое время шел от победы к победе, но на финальном отрезке всё проиграл и погубил, а его внук, наоборот, бóльшую часть княжения совершал ошибки и недостойные поступки, зато напоследок частично искупил свои вины и оставил московское государство в лучшем состоянии, чем оно было при Василии Первом.

В 1448 году, вскоре после реставрации, Василий Темный устроил в Москве съезд русских архиереев, самостоятельно избравших себе митрополита, без участия Константинопольской патриархии. На этом эпохальном для русской церкви и русского государства событии мы подробнее остановимся позже.

В 1449 году Василий Темный заключил с польским королем и литовским великим князем Казимиром IV дружественный договор, что надолго обезопасило западные границы Руси.

После этого государь занялся главной проблемой, из-за которой страну столько лет лихорадило, – удельной структурой московского государства, источником постоянных междоусобиц. Он поодиночке сокрушил двух сильнейших князей, автономия которых представляла для Москвы опасность.

С первым, Иваном Андреевичем Можайским, тоже внуком Дмитрия Донского, расправиться было легко и, наверное, даже приятно. Это был давний враг, активный сторонник Шемяки, ненавистный Темному еще и потому, что в 1446 году Иван Можайский лично захватил великого князя в Троицком монастыре и доставил в Москву на истязание.

Василий Васильевич с местью не торопился. Лишь в 1454 году, выбрав удобный момент, он обвинил Ивана Андреевича в «неисправлении», то есть в нарушении договоренностей, и повел на Можайск войска. Удельному князю оставалось только бежать за границу. Его вотчина перешла к великому князю.

Труднее было с Василием Ярославичем Серпуховским. Он всегда был верным союзником Темного, который даже женился на его сестре. Во время переворота Василий Серпуховской не подчинился Шемяке, а ушел в Литву, откуда немедленно кинулся на помощь шурину, едва тот оказался на свободе.

Но серпуховской князь был слишком богат, силен и популярен. Государю больше не требовались верные союзники, ему были нужны преданные слуги. Поэтому в 1456 году, проявив отвратительную неблагодарность, Темный велел схватить зятя и на волю больше не выпустил. Василий Ярославич сначала находился в ссылке, потом был закован в цепи и посажен в темницу. Там он и умер.

Когда Василий Васильевич мальчиком взошел на престол, московское государство было разделено на десяток уделов; к концу правления великого князя их почти не осталось, а те, что уцелели, утратили политическое значение.

Еще одним большим общерусским делом было подчинение двух соседей, в статусном отношении равных Москве, потому что они тоже являлись великими княжествами: Твери и Рязани. Оба маленьких государства давно уже не претендовали на первенство и во время бесконечной московской междоусобицы даже не попытались воспользоваться ею для собственного усиления (Борис Тверской, наоборот, помог Василию Темному вернуть власть), однако поглядывали в сторону Литвы и могли стать ее протекторатами – независимое положение им это позволяло. В первые годы московской смуты это, собственно, уже произошло: и тверской, и рязанский великий князья, а с ними еще несколько удельных, перешли под покровительство Витовта, причем Иван Федорович Рязанский стал не просто союзником, а подданным Литвы.