Птичья песня - Яна Ветрова

Торговка всё наводила красоту у прилавка – строила пирамиды из фруктов и некоторые натирала тряпочкой, чтобы блестели на солнце. Правильно, надо же как-то выделиться посреди экзотики. Наконец, она закончила и тут же завела оживлённый разговор с покупателем, успевая при этом здороваться чуть ли не с каждым прохожим. Да, эта задачка будет посложнее, ведь она непрерывно вертит головой! Но я, ободрённая прошлыми успехами, смело подошла к палатке. Торговка не поздоровалась со мной, я сочла это хорошим знаком и взяла блестящее бордовое яблоко с вершины пирамиды.

Может быть, Старый рынок защищала магия против мелких воришек, в числе которых сегодня была и я. Но скорее, я просто устала. Я уже которую ночь плохо спала, провела весь вчерашний день на ногах, а сегодня почти ничего не ела. А ведь на магию уходит много сил. Зеркала как будто истончились. Но обо всём этом я размышляла уже потом.

– Эй! – возмущённо крикнула торговка, когда я сунула яблоко в карман.

Наверное, в тот момент ещё можно было отдать яблоко, извиниться и никогда больше не возвращаться на этот рынок, но тогда пришлось бы прийти к колдуну ни с чем. А я не намерена была так легко сдаваться. Я бросилась прочь от палатки.

– Полиция, полиция! – визжала торговка.

Люди поворачивали головы, а я неслась к узкому переулку, который через несколько поворотов вывел бы к Элле, а там недалеко и до торговой улицы, где легко затеряться в толпе.

Но я не успела пробежать и нескольких метров, как меня за руку схватил тот самый широкоплечий полицейский. Я оступилась и чуть не упала.

– Та-а-к, – лениво протянул он, – что у нас тут?

Он вытащил яблоко и вывернул карман, затем второй, похлопал меня по талии и бёдрам, проверяя, не спрятала ли я под узкой футболкой и спортивными штанами ещё десяток-другой фруктов и овощей. К нам уже спешил его коллега, помоложе, румяный и длинноногий. Он отточенным движением застегнул на моих запястьях наручники.

– Она, – сообщил он старшему, – значит, не показалось!

Даже если бы колдун не приказал мне ни с кем не разговаривать, я бы не смогла вымолвить ни слова. Вы что, господа полицейские?! Это же всего лишь яблоко!

Тем временем, молодой полицейский радостно рассказывал к широкоплечему:

– Я её на Южном рынке заметил. Мне почудилось, что она и там яблоко взяла, но я сразу потерял её из виду, а продавец ничего не заметил.

– Что, – хмыкнул широкоплечий, – ворованное яблочко всегда слаще?

Подбежала торговка, почему-то принялась меня защищать, говорила, что ей не жалко бедной девочке яблоко, даже два не жалко, вы посмотрите, какая худенькая, бледненькая. Попугаистые прохожие разгалделись. Часть публики соглашалась, а часть кричала, что так ей, то есть мне, и надо. Я опустила голову, чтобы чёлка закрыла лицо, и глотала слёзы.

– Всё, – сурово шикнул на окруживших нас людей полицейский, – расходимся. Заберите свой товар, госпожа.

Он сунул яблоко охающей торговке, которая вслух жалела, что позвала полицию, а меня передал молодому коллеге.

– В старую тюрьму её, вечером разберёмся.

Я испугалась, что сейчас придётся идти через весь город в наручниках. А вдруг Элла увидит или кто-то из знакомых! Но полицейский подвёл меня к стене Дома всех богов, у которой был припаркован неуклюжий велосипед с прицепом. Прицеп представлял собой широкий приземистый ящик. Полицейский открыл дверцы сзади и толкнул меня внутрь. На узкой лавочке, согнувшись, сидел лысый мужчина с выдающимся носом. Руки его так же были закованы в наручники. Пока я кое-как устраивалась напротив, мужчина презрительно бросил полицейскому:

– Совет обязательно узнает об этом!

– Узнает, – миролюбиво согласился тот и захлопнул дверь.

Прицеп заносило на поворотах и отчаянно трясло, сквозь зарешеченное окошко в потолке проникал яркий солнечный свет и прыгал квадратиками по грязному полу. Я больше не плакала, а только тупо разглядывала наручники на своих запястьях, поворачивая кисти рук то вверх, то вниз. Вот я вижу пятно клятвы на ладони, а вот его как будто и нет. Вверх, вниз… Прицеп подскочил на очередной кочке, и мужчина что-то сказал, но из-за грохота колёс слов было не разобрать. Он наклонился к моему уху и прокричал:

– Обязательно пожалуйтесь!

О да, когда меня выпустят, я обязательно пожалуюсь господину колдуну на полицейский произвол. Представьте только, ходишь себе по рынку, воруешь яблоки, и тут на тебе – хватают и везут в тюрьму! Мужчина решил, что раз я молчу, значит, жду продолжения, и вновь наклонился было к моему уху, но я выставила между нами зеркало. Мужчина удивлённо кашлянул и уставился в пол, сразу потеряв ко мне всякий интерес.

Может быть, проделать такой фокус и с полицейским? Только как я пойду по городу в наручниках? Стоило мне представить выражение лица колдуна, когда я предстану перед ним в таком виде, я тут же отдала предпочтение полицейскому участку. Может быть, я встречу Робина, он за меня заступится. Наверное. Станет ли для него весомым аргументом в мою пользу то, что я откладывала деньги на возвращение домой, а не просто так?

Прицеп остановился, дверцы распахнулись, и молодой полицейский вытащил сначала меня, потом моего соседа, которого тут же передал подбежавшему пареньку в форме. Здесь во время курьерских прогулок мне ещё не доводилось бывать. В моём воображении старая тюрьма представляла собой покосившийся деревянный домик у скалы с выточенными в камне камерами, тёмными коридорами, лужами, из которых пьют крысы и убегают, испугавшись света факелов и гулкого эха шагов. Пламя освещает скелеты в истлевших одеяниях, а из камер за толстыми решётками слышатся стоны тех, кому не суждено больше увидеть дневной свет. Угадала я только с толстыми решётками. Четыре колонны из белого мрамора высотой в два этажа были встроены прямо в скалу. Светлые ступени с розовыми прожилками и белёсыми пятнами вели к массивным дубовым дверям, за которыми открывался небольшой зал, уставленный столами. Под потолком висели светящиеся шары. Слева и справа от входа сидели двое мужчин, перед каждым лежала толстая книга. Меня подвели к левому столу, а соседа по прицепу – к правому.

– Зарегистрируй в общую, – кивнул молодой полицейский на меня, – мелкая кража.

– Имя, – бесцветным голосом произнёс человек за столом, занеся карандаш над страницей.

Я молчала. В зале было прохладно, и меня начала бить дрожь.

Человек вздохнул всем телом и вывел в книге цифры.

– Пять-девять-одиннадцать, – грустно сказал он полицейскому, два раза постучав по цифрам кончиком карандаша, – протяните руку, госпожа.

Я вытянула обе руки вперёд. Грустный человек постучал кончиком карандаша по внешней стороне моей правой ладони. На коже тут же проявились чёрные цифры. Я чуть не застонала – ещё одна татуировка! Мало мне всех моих бед!

– Видел? – бесцветно спросил человек полицейского, указывая на пятно клятвы.

Тот ухмыльнулся:

– Не