Другое имя. Септология I-II - Юн Фоссе

на дорогу? и вижу посреди шоссе грязную лужу, вижу, как Сестра отпускает руку Асле, выбегает на мостовую, прямо в грязную лужу, и принимается топать ногами, она скачет, а грязная вода брызжет ей на ноги, на платье, хорошо хоть, они в сапогах, думает Асле и говорит, что так нельзя, а Сестра говорит, как здорово, иди сюда, будем топать вместе, а Асле говорит, что она вся изгваздается, так нельзя, Мама-то что скажет? она рассердится, очень рассердится, будет ругаться, говорит Асле, но Сестра словно и не слышит, знай топает в луже, и на платье уже от грязи места живого не видно, все сплошь в грязных пятнах, Асле даже с обочины хорошо видно, и он говорит, чтобы Сестра перестала, ведь мало того что она вся изгваздалась, так играть посреди дороги опасно, вдруг машина выскочит, они же постоянно тут ездят, и вдруг тот, что за рулем, не заметит Сестру, и, даже не додумав эту мысль до конца, Асле выбегает на шоссе, хватает Сестру за плечо, она кричит, но он тащит ее с собой на другую сторону, а она кричит, твердит, что хочет еще потопать, и Асле говорит, что нельзя, пусть она только посмотрит на свое платье, вон как перепачкалось, говорит он, и Сестра глядит на платье

Правда, говорит она

и кажется, вот-вот разревется

Оно было такое красивое, такое красивое, голубое, говорит она

Вот видишь, говорит Асле

и видит, что Сестра плачет, и говорит, что плакать незачем, платье, конечно, грязное, но ничего страшного не случилось, его можно постирать, да и Мама вряд ли очень уж сильно рассердится, он скажет, что все из-за него, что он велел ей пойти в лужу, стало быть, отругают его, а не ее, говорит он, ведь Мама всегда ругает его, что бы он ни сказал и ни сделал, говорит он, и Сестра утирает слезы, и Асле говорит, ничего страшного, пусть Мама его отругает, и он думает, что немножко задается, ну да, думает он

Но платье совсем грязное, говорит Сестра

и опять плачет

Раз уж ты такая дуреха, говорит Асле

и услышав это, Сестра ревет пуще прежнего

Прости, зря я так сказал, говорит Асле

Не хотел я тебя обидеть, говорит он

Ты не дуреха, нет-нет, ты хорошая, добрая, способная и умная, говорит он

и вот уж Сестра только пошмыгивает носом, а Асле говорит, что все уладится, все будет хорошо, говорит он, но, наверно, говорит он, она теперь поняла, что так делать нельзя, нельзя, когда на тебе красивое чистое платье, говорит он, а Сестра молчит, и они просто стоят, потом он берет Сестру за руку, и они еще некоторое время стоят на обочине, и Асле думает, что их наверняка отругают, его отругают, ведь Мама вправду рассердится, когда увидит, как Сестра перепачкала платье, притом нарочно, думает Асле, а он обещал Сестре сказать, что это он ей велел, велел топать и скакать в грязной луже, обещал взять вину на себя, так что придется сдержать обещание, думает Асле и, хотя особо не переживает из-за того, что Мама его отругает, но и радоваться тут нечему, думает он, во всяком случае, идти домой прямо сейчас как-то не хочется, думает он, лучше бы заняться чем-нибудь еще

Может, на Курган сходим, вдруг там черника поспела? – говорит он

но Сестра по-прежнему стоит и молчит

Не хочешь? – говорит Асле

а Сестра так и стоит, не говоря ни слова, и Асле замечает, что теряет терпение, что ему прямо-таки скучно, думает он, нельзя же без конца стоять на обочине, лучше пойти на Курган, но в таком случае придется опять перейти через шоссе и прежде хорошенько посмотреть по сторонам, не выскочит ли машина из-за поворота у Кургана, думает он

Не хочешь пойти на Курган? – говорит Асле

но Сестра только качает головой, и Асле спрашивает, чего же ей хочется, и она отвечает, что ничего, и Асле предлагает пойти к голубому домику, который стоит дальше по шоссе, они еще ни разу туда не ходили, и он часто думал, что не прочь сходить к этому домику, говорит Асле, а Сестра опять качает головой, то он предлагает спуститься к Приливной Полосе, к Лодочному Сараю, выйти на Пристань и посмотреть на Лодку, как часто говорит Отец, пойду гляну на Лодку, говорит он, или пойду-ка проверю, не течет ли Лодка, говорит он, а Мама говорит, что ему надо быть осторожным, а Отец говорит, что всегда осторожен, а не то говорит, что прокатится на Лодке, попробует порыбачить, и Мама тогда повторяет, что надо быть осторожным, думает Асле, а еще Мама с Отцом говорили, что им, ему и Сестре, ни в коем случае нельзя одним ходить к морю, это опасно, они могут упасть в воду и утонуть, и Мама рассказывала про мальчика, с которым училась в школе в одном классе, он упал в море, рыбачил с лодки один и упал за борт, вода холодная, снова влезть в лодку трудно, почти невозможно, так говорит Мама, и он не сумел, лодку нашли в море, пустую, она дрейфовала по волнам, а мальчика, с которым она училась в школе, сразу отыскать не удалось, только этак через неделю, а то и больше, когда несколько мужиков вышли в море, они заметили среди волн что-то похожее на человека, зацепили багром, втащили в лодку, и оказалось, это он, мальчик, с которым она училась в школе, и выглядел он не больно-то красиво, сказали мужики, нет, ей незачем об этом думать, страсть-то какая, впрямь лучше не думать, говорит Мама, они привезли его на берег, а потом были похороны, она и все остальные школьники тоже пришли, и она помнит, как все было печально, как плакали родители мальчика и его братья-сестры, слезы в три ручья текли, а Священник сказал что-то вроде пути Господни неисповедимы и часто непостижны, но во всем происходящем есть некий смысл, сказал священник, а еще он сказал, что Господь по кривым строчкам писал верно, или, может, наоборот, или, может, строчки были неровные, точнее она не помнит, говорит Мама, и она никак не могла взять в толк, какой смысл может быть в том, что мальчик утонул, ведь и священник тоже сказал, что понять это невозможно, это выше человеческого разумения, но, хотя ему, как и другим, смысл непонятен, все же какой-то смысл тут был, так, по словам Мамы, сказал священник, ведь когда Иисус Христос, который сам был Богом, был частью триединого Бога, стало быть, когда Иисус Христос умер и воскрес, когда Бог стал человеком и жил средь рода человеческого, что рождается, живет и умирает, тогда смерть для человека преобразилась в жизнь, сказал священник, преобразилась для всех людей, для тех, что жили