Негодяй в моих мечтах - Селеста Брэдли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И на всем пространстве, куда мог дотянуться взгляд, золотились крыши и квадратики окон.
— Я никогда не думала, что этот город так огромен! — воскликнула она. — Отсюда он выглядит как волшебная страна эльфов!
Джек, так и не отпустивший ее руку, вывел Лорел на середину крыши. Затем он ее оставил, торопясь к дальнему краю, и склонился над чем-то, что она не могла разглядеть.
Нежный звенящий звук наполнил ночной воздух. Джек вернулся к ней и с поклоном произнес:
— Могу я пригласить вас на танец, миледи?
Лорел стояла в круге мерцающего света и с изумлением смотрела на этого поразительного ошеломляющего мужчину.
— Вы хотите танцевать со мной? Под музыкальную шкатулку?
Джек выпрямился. Он смотрел на нее с надеждой и тревогой.
— Я надеялся… — Он замолчал и откашлялся. — У тебя не было возможности побывать на балу, — хрипловатым голосом сказал он. — По моей вине.
Значит, это бал? Для нее? Она еще раз окинула взглядом сияющее мерцание крыши. Серебристый перезвон музыкальной шкатулки переливался в лунной ночи.
Это было, без всякого сомнения, самое романтичное приключение в ее жизни.
Ее сердцу суждено было таять и таять, если он продолжит так себя вести. С трудом сдержав краткое рыдание, Лорел ответила Джеку реверансом:
— Конечно, милорд. Благодарю вас. Я с удовольствием потанцую с вами.
Она вложила свою руку в его ладонь, и он обвил второй рукой ее талию.
Она оказалась в его объятиях. Наконец!
Юной она мечтала танцевать с Джеком. Она представляла себе, как они кружат в вихре вальса и зачарованно смотрят друг другу в глаза… И весь окружающий мир перестает существовать.
Она громко рассмеялась над своей провидческой фантазией и позволила своей голове запрокинуться, когда Джек закружил ее в танце, умело направляя в фигурах, которые ей ни разу не удалось проверить на деле.
— Напой слова, — прошептал Джек.
Лорел улыбнулась и покачала головой:
— По-моему, не стоит.
— Спой. Мелоди рассказала мне, что твой голос самый красивейший. — Он смотрел на нее сверху вниз темными восхищенными глазами, в точности так, как она воображала в мечтах. — Я хочу услышать, как ты поешь.
Она никогда не сможет ослушаться приказа, высказанного таким чувственным тоном.
И ее рот открылся, из уст полились слова, сперва робко, а потом более уверенно. Это была любовная песенка, глупенькая мелодия из музыкальной шкатулки. Ее любимая сентиментальная песенка.
Увы, любовь моя, ты зря меня прогнала,
Любви моей совсем не разделяла.
А я так преданно любил тебя, друг мой,
Так радовался счастью быть с тобой.
Они не заметили, как кончился завод музыкальной шкатулки, как догорели и погасли свечи. Они танцевали, пока луна не зашла за облако, а потом в темноте, забыв обо всем, в объятиях друг друга, затерявшись в любимых глазах.
Когда Уилберфорс уложил всех своих молодых и старых подопечных в постели, он коротко обсудил с поваром меню, которое леди Мэдлин уже считала согласованным с ней, и, совершил вместе с Бейливиком краткий обход помещений клуба, указав тому на мелкие упущения, которые надлежало поскорее исправить.
Каминная полка в большой гостиной выглядела несколько испачканной в саже, а на паркетном полу виднелась царапина, которую было необходимо заполировать. Уилберфорс долго рассматривал ее неодобрительным взглядом, пока Бейливик смущенно топтался рядом.
— Это из-за шпор, мистер Уилберфорс.
— Мне это хорошо известно, Бейливик. Я только размышляю о том, было ли упомянутое приспособление на сапогах мастера Эвана или, возможно…
Он выдержал паузу.
Бейливик понурился.
— Могло быть и на моих, мистер Уилберфорс.
Уилберфорс прекрасно знал, что отметина появилась от шпор Эвана. Мальчик приобрел их только на прошлой неделе, хотя не собирался испытывать их на горячо любимом Рамзесе. Однако он настоял, чтобы Бейливик тоже надел шпоры и разослал по Лондону половину слуг в поисках шпор, подходящих для массивных ног молодого служителя. Но шпоры Бейливика до сих пор висели в конюшне рядом с хлыстом, так как он не собирался опробовать то и другое на Балтазаре.
Уилберфорс всего лишь хотел удостовериться, что Бейливик хорошо запомнил первейшую цель своей жизни. Он был предназначен судьбою для службы. Служба, по мнению Уилберфорса, была древней и почти священной обязанностью. Для него служба была искусством и наукой, и он преуспел в обоих.
Убедившись, что Бейливик не забыл свою жизненную миссию, Уилберфорс удовлетворенно кивнул и наградил молодого гиганта наивысшей похвалой:
— Хорошо, мистер Бейливик.
Даже в состоянии, отуманенном страданиями по Фионе, Бейливик расцвел от подобного комплимента:
— Спасибо, мистер Уилберфорс!
Уилберфорс еще раз кивнул и отвернулся. В его королевстве все шло как должно.
Пришла пора расследовать историю с чердаком.
Пройдя на площадку верхнего этажа, он не заметил ничего тревожного. Поднявшись выше, при свете свечи обратил внимание на то, что состояние главного помещения чердака такое, как и должно быть, разве что стоит приказать Сэмюелу стереть пыль с остатков мебели и составить их опись.
Однако затем Уилберфорс заметил странность. Повсюду на чердаке лежал толстый слой пыли, похожий на тонко просеянную муку. Повсюду, кроме узкой дорожки, ведущей на самый верх, в чердачную прачечную, комнату, в которой когда-то была пленницей леди Мэдлин. Видимо, там и проводила время малышка Мелоди.
Уилберфорс пересек комнату и поискал в кармане универсальный ключ, подходивший ко всем дверям. Но едва он положил руку на задвижку, как дверь просто распахнулась. Наверное, Мелоди не заперла ее за собой…
Человека с жизненным опытом Уилберфорса было трудно чем-то удивить. Он прожил десятки лет, сталкиваясь и с хамоватыми членами клуба, и с чересчур требовательными, и даже с несколькими умалишенными. И все же он пережил настоящее потрясение, когда дверь открылась в истинную пещеру Али-Бабы.
Комната сияла красками и уютом. Это никак не походило на убежище ребенка, если только в распоряжении этого ребенка не было целой армии слуг. Неужели это Бейливик помог Мелоди создать эту роскошную комнату? А может быть, это сам маркиз разрушил свою комнату ради развлечения и удобства Мелоди?
И зачем, ради всего святого, понадобилось Мелоди устраивать здесь постель?
Осознав, что он буквально разинул рот от недоумения, Уилберфорс принял привычно невозмутимый вид, радуясь, что рядом не оказалось никого, кто мог бы увидеть, как он возмутительно потерял самообладание.