Последняя тайна Патриарха - Святослав Моисеенко

Старец откинулся на жесткую спинку кресла. Что-то по-прежнему мешало ему свободно дышать. Подумалось: «годы, годы…» Перед глазами возникло лицо Никиты, и вдруг накатила лютая злоба. Захотелось бить по этому ненавистному лицу пастырским посохом – в кровь, до изнеможения…

Старец вытер со лба испарину. «Да что со мной сегодня?» Но эта мысль растворилась в новом приступе всепоглощающей злобы.

Если бы в комнате находился кто-то еще, от его внимания наверняка не укрылся бы странный красноватый блеск в глазах священнослужителя…

Глава 26 Нежданная помощь

Настя медленно приходила в себя. Последние события помнились смутно, фрагментарно, словно и не с ней они происходили… Незнакомая женщина с алым кружевным лифчиком в руке, вдруг что-то спросившая… Что-то про свой возраст и приличия… Легкий укол – словно забытая на обновке булавка… Потом – тягучая вялость, лишенная воли и сил, полная лишь леденящей тревоги: как там Никита, он же с ума сойдет…

Когда сознание окончательно прояснилось, оказалось, что девушка находится в комнатке, напоминавшей больничную палату. Только тяжелая дверь со множеством замков не походила на больничную. Окна тоже не было…

Раздался слабый шум, и дверь отворилась. Вошедший молодой человек ласково улыбнулся и проговорил:

– Ну, очнулась, наконец? Давай разбираться: как тебя зовут? Откуда ты?

– А… где я?

– В больнице. Вас нашли на улице, в бессознательном состоянии.

Настю вдруг обуял ужас. Что это за больница с бронированными дверями?! Все – вранье. И она приняла решение.

– Я… не помню…

– Что, как вас зовут, не помните? – улыбка из ласковой стала холодной, напряженной. Так режиссер смотрит на актрису, которая вместо заученного текста вдруг стала пороть отсебятину.

– Нет… ничего не помню… – Настя попыталась улыбнуться и в глазах заблестели слезы. Уж если пороть отсебятину, то – талантливо!

– А где я? – вновь спросила она, словно плохо понимая, что ей говорят.

Молодой человек резко встал и стремительно вышел, плотно закрыв за собой дверь. Что делать дальше, он явно не знал. Стало быть, и никаким врачом не был.

Настя закрыла глаза, вдруг подумав о подсматривающих камерах. Лучше притвориться на самом деле ничего не помнящей, обессиленной. Единственное, что вселяло некоторую надежду: с ней явно говорил обычный человек, а не «порождение тьмы». Если, конечно, бандита можно назвать «обычным человеком».

А в это время Никита и Данила сидели в гостиничном люксе и лихорадочно строили догадки. Опять нечисть вылезла? Лилечка решила о себе напомнить?

– Знаешь, Дэн, у меня из памяти не выходит этот взгляд Феофила… Тяжелым он стал, мрачным, когда меня узнал. В Черногории мы уже проходили нездоровый интерес пастырей, может, и тут так? Дался им перстень!

– Все может быть, – Данила хмуро глядел куда-то в угол. Его детская вера в доброго Боженьку, обитающего в нарядных расписных церквях, никак не хотела смириться с тем, что все не так просто. – Ясно одно: надо ехать в монастырь и что-то попытаться выяснить. Больше ведь зацепок нет? Лилечка анафемская – та бы тут давно брачные танцы плясала.

– Только нам надо себя как-то изменить. Иначе от нас врассыпную все побегут! И толком ничего не узнаем, – в Никите проснулся бывший разведчик-камуфляжник.

– Ага, я наряжусь гимназисткой, а ты – моей собачкой.

– Только если волкодавом. Точно врассыпную все побегут! Ладно, шутки в сторону, давай туда просто поедем, попытаемся разузнать хоть что-то. Не дает мне покоя взгляд этого схизматика…

– Одно скажу: ехать надо не в монастырь, – нечего ему ночью в монастыре делать, – а в резиденцию Феофила. Сейчас гляну, где она тут находится… – и князь полез в свой ноутбук, все выяснил, и ребята отправились на Пушкинскую улицу отвоевывать свою девушку.

Радостная рождественская атмосфера растаяла без следа. Не до того было.

На Пушкинской улице было почти безлюдно, вьюжно. Ребята потоптались у входа, решая, как быть дальше. Вдруг из ворот выглянул неприметный монах – опять монах, да достали уже эти долгополые! – внимательно оглядел посетителей и вдруг тихо проговорил, что господина Лазарева уже ждут по важному делу. Даже не осведомился, кто перед ним и зачем… Словно Никиту вправду ждали и, похоже, – с нетерпением!

Повеяло металлическим запахом опасности, но отступать было нельзя и некуда: Настя, бедная Настя нуждалась в помощи!

Увязавшегося было Данилу попросили не вмешиваться и ждать у ворот. «Много, мол, званых, да мало избранных»! Никита молча кивнул ему: типа, «не дрейфь, лучше тут поляну секи». И пропал за дверью, ведущей в патриаршие покои.

Данила остался один. Обошел высокую ограду, примерился и вдруг ловко перемахнул ее, темной молнией мелькнув в свете фонаря. Притаился у какого-то сарайчика. Шло время. Ветер унялся, падал снег, и князь спрятался в полутьме под каким-то старинным навесом, куда почти не проникал свет.

Так прошло несколько минут. Он стоял, как часовой на посту, готовился к… даже сам не знал к чему, но весь превратился в клубок нервов: бдительно наблюдал за дверью в дом. Интуиция подсказывала: ничего хорошего от этого приглашения ждать не приходится.

И тут дверь вдруг скрипнула, и в светящемся проеме появился огромный мужчина, по виду – священник. Густым голосом коротко бросив кому-то, пискнувшему неразборчиво за его широкой спиной: «Провожать не надо, сам дорогу найду», он было двинулся к воротам, рассекая пространство словно океанский лайнер. Но, как только дверь захлопнулась, неожиданно легко, по-юношески развернулся и внимательно глянул туда, в сумрак, где стоял продрогший верный Данила… Которому, кстати, показалось, что где-то – и не так давно – он уже этого человека видел. Но где, когда?

– Молодой человек, можно к вам обратиться?

Данила, поколебавшись секунду, выступил из тени, приблизился с опаской.

– Скорее, юноша, надо уходить – Настя в опасности, – голос незнакомца звучал твердо и убедительно.

– Вы… вы знаете про Настю?!

– Я много чего знаю, но об этом потом, потом! Главное – мне известно, где она!

– А Никита? – только и смог вымолвить светлейший князь.

– За него пока не волнуйся. Он под защитой реликвии!

«Та-ак… И про перстень знает! Все всё знают, один только я брожу тут в потемках! Светлейший называется!» – и князь, оглянувшись на зашторенные окна, последовал за странным человеком. Имя девушки определило однозначный выбор.

Настя лежала на больничной койке, закрыв глаза от режущего неоново-мертвенного света, но чутко прислушиваясь к звукам, еле-еле доносившимся из-за железной двери. Там раздавались шаги и смутно гудели голоса.

Вдруг все стихло и на пороге возник давешний «доктор». С непонятной брезгливостью взглянул на девушку, словно та была любимой сестрой, убежавшей из дома с цыганами. Обратился к спутнице, в которой Настя узнала ту самую «даму», что разговорилась с ней в универмаге. Только вместо широкополой стильной шляпы и модного пальто на ней была докторская белая шапочка и накрахмаленный халат, а вместо красного кружевного лифчика в руках она, как дура, вертела стетоскоп, очевидно, не зная, что с ним дальше делать. На шею бы повесила, что ли, как это делают настоящие врачи! Но вот – не догадалась. Маскарад насмешил бы «невольную пациентку»: и не такие переодевания пришлось наблюдать за последние дни. Как в детском саду, ей-Богу!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});