Дорогой чести - Владислав Глинка

— Нынче иль завтра, а будет нам баня, — сказал Властов. — Гусарскую службу знаешь? Задерут врага, да прыг-скок — и нету их. А нам и россыпью, и сомкнуто, и орудия прикрывая, — на все манеры…

— Не пугай, по бугским егерям помню, — улыбнулся Непейцын.

Часа через два гусар проскакал обратно, и почти тотчас от хвоста колонны послышались слаженные ответы солдатских голосов. Егерей догнала группа всадников, впереди которой ехал граф Витгенштейн, поджарый щеголь в красном с золотом доломане. За ним следовали штабные чины и взвод драгун. Поравнявшись с Властовым, командир корпуса сдержал коня, а полковник подался ему навстречу и поднял руку к киверу:

— Здравия желаю, ваше сиятельство!

— Здравствуйте, Егор Иванович. Похоже, что поспели вовремя, не упустили Удино, и то пока благо! — Витгенштейн посмотрел на Непейцына, продолжавшего ехать на прежнем месте. — А кто сей заслуженный воин, коего раньше не видывал?

— Друг юности, ваше сиятельство, которому жизнью обязан. Еще кадетами будучи, купаться осенью в Неве вздумали, да мне ногу судорога свела, и он бросился меня спасать. Отставным подполковником Непейцыным зовется, — доложил Властов. — Вчерась прибыл из псковской вотчины, чтоб со мной повидаться, и просится волонтером под команду вашего сиятельства.

— Коль вас для столь славного поприща подполковник сберег, то и нам желанным сотоварищем соделался, — сказал граф.

Приложившись к шляпе, Непейцын открыл уже рот, чтобы благодарить, когда горбоносый, иссиня бритый генерал в артиллерийском вицмундире возгласил басом:

— Неужто тот Непейцын самый, с которым в корпусе за яблоками в купеческий сад лазали?

— И вы тоже знакомы, князь? — осведомился Витгенштейн.

— Кажись, — пробасил генерал. — Но про того сказывали, будто турки ему ногу отстрелили. А сей хоть с крестом очаковским…

— Он самый и есть, — подхватил Властов. — Подъезжай, Сергей Васильевич, покажи, что нога твоя под Очаковом осталась, а нонешняя из дерева и железа сделана.

— Чего ж не отзываешься? Али Яшвиля не признал? — спросил артиллерист, когда Непейцын поравнялся с ним.

— Не удивлюсь, ежели и с остальными чинами штаба моего вы своим сочтетесь, — пошутил командир корпуса.

— Про господина Непейцына я давно наслышан, — подал голос второй генерал, лицом очень похожий на сову: круглые желтые глаза и небольшой нос крючком над маленьким ртом. На вопросительный взгляд Витгенштейна он продолжал: — Будучи в молодости репетитором в Артиллерийском корпусе, я от генерала Верещагина с супругой про ихнее тяжкое ранение осведомлен.

— Так не хочешь ли при мне состоять? — предложил Яшвиль.

— Спасибо, князь. Осмотрюсь малость при Егоре Ивановиче, а уж потом, может… — ответил Непейцын, затягивая поводья.

Командир корпуса, сказав что-то Властову, послал своего коня. Штабные, а за ними драгуны конвоя устремились следом.

— Что тебе граф приказал? — спросил Сергей Васильевич.

— Чтоб шли скорей и что вся наша пятая дивизия сзади поспешает — подкрепят, мол… А который репетитором был, тот начальник штаба генерал Довре, как будто дело свое знающий. — Властов обернулся к полку: — Эй! Чего барабанщики ленятся? Бить всем для бодрости, а как кончат, песню сряду завесть!

Вскоре навстречу егерям провели полсотни пленных кавалеристов в касках с конскими хвостами. Уже начало темнеть, когда, миновав избенки деревни Ольховки, втянулись в лес.

— Выходит, порядком Кульнев и пехоту ихнюю потеснил, — сказал Властов, указывая в сторону: там под соснами недвижно лежало несколько тел в красных с желтым мундирах.

— Какая ж нация? — спросил Сергей Васильевич.

— Кто их знает! Гишпанцы, итальянцы, немцы всякие с ними. Экую даль прошли, чтоб на витебском проселке сгинуть!

Подъехал адъютант, что давеча был в штабе Витгенштейна.

— Вам, полковник, приказано, как выйдете из леса, развернуть бригаду по сторонам дороги, — сказал он.

— А гусары впереди?

— Да, они фланкерами и дивизион в строю для атаки… — Адъютант поехал дальше.

— Какие еще атаки в темноте? — ворчал Властов. — Или то уж на завтра диспозиция?..

Короткую ночь провели на опушке леса. Впереди, в версте, пылали ряды французских костров. Ближе маячили наши конные и пешие пикеты. Дремали вполглаза, все время слыша со стороны леса топот и ржание коней, звякание металла, сдержанные голоса. В пятом часу к палатке Властова подъехал генерал Довре.

— Сейчас, Егор Иванович, всей бригадой атакуйте мызу. Выбейте оттуда французов, а потом, рассыпавшись, по опушке, поражайте огнем во фланг, в то время как остальные полки дивизии ударят на центр. Не угодно ли на карте… Стесните их между лесом, который здесь вышел на равнину, и речной излучиной. Ясен ли маневр?

— Вполне, Федор Филиппович, — сказал Властов, взглянув на карту, а потом на местность, где за линией дымящих французских костров виднелись избы и сараи мызы Якубово.

В это утро Непейцын раз двадцать скакал с приказаниями к командиру 23-го егерского, к батальонным и ротным обоих полков. Останавливал зарвавшихся в преследовании, передвигал цепи по опушке леса ближе к песчаным холмам на берегу речки Нищи, приказывал подносить патроны и сухари.

Атака, о которой говорил Довре, полностью удалась. К восьми часам войска Леграна отступили по всему фронту и перешли за Нищу, к деревне Клястицы. Здесь они пытались задержаться, обстреливая подступы к мосту. Однако выдвинутые на возвышенность пушки Яшвиля в полчаса сбили их батарею. Швейцарские пехотинцы — это они были в красных с желтым мундирах — зажгли было мост, но гренадеры бросились сквозь пламя и выбили врага штыками из деревни. В то же время драгуны перешли брод в полуверсте выше по течению и атаковали врага во фланг. Легран не выдержал двойного удара и отступил на большую дорогу, по которой пришел из Полоцка.

Первая часть общей боевой задачи была достигнута — путь войскам Удино на Петербург прегражден. Дивизия Леграна продолжала отступать на свои главные силы, и русский авангард Кульнева — те же гродненцы и два свежих егерских полка из подошедшей к концу боя 14-й дивизии — двигались за врагом к Полоцку. Остальным войскам был объявлен отдых. И вовремя. Солдаты 5-й дивизии, особенно егеря, нуждались в нем до крайности. Составили ружья, сняли шинельные скатки, сумы, кивера, и лишь немногие пошли купаться, а большинство, разувшись, повалились на землю и заснули так крепко, что пришлось расталкивать, когда поспела каша.

Отдыхал и Сергей Васильевич, лежавший в углу палатки Властова. Отстегнул тульскую ногу, облекся в халат и велел Федору завесить себя ковром от походного столика, за которым его друг, по обыкновению за самоваром, отдавал приказания офицерам бригады. Рядом, за пробитой солнцем холстиной, ходили и разговаривали солдаты, фыркали лошади. Непейцын смотрел на двигающиеся тени, но перед ним вставало то, что видел нынешним утром. Наступающие по желтому полю черные цепи наших мундиров, отходящие перед ними синие и красные. Рыжие пятна крови на затоптанных колосьях, на траве перелеска. Восковые лица, руки, а у многих и восковые ноги. Будто разулись перед смертью. Иногда и вывороченные карманы. Вот она, другая сторона войны… Бредущие в тыл раненые, стонущие, ругающиеся или молящиеся… Пронзительный визг пуль на опушке, где вертелся с горнистом, сзывая роты для продвижения вдоль леса. Звонкий щелчок одной, совсем рядом впившейся в ствол дерева. Испуганный вскрик Федора, когда другая пробила его мерлушковую шапку на палец выше темени. А сейчас, поди, хвалится этой дыркой Кузьме и денщикам в обозе… Ах, как натерла обрубок проклятая тульская нога, вовсе нельзя с ней верхом ездить! Завтра снова на деревяшку — черт с ним, что сразу видно безногого… Вот так вояка оказался господин подполковник! Француза, правда, не испугался, но на третий день похода рад бы в постели свою культю успокоить… А какое совсем детское лицо было у молодого егеря, лежавшего на опушке! Пулевая рана во лбу, этот хоть не мучился, а тем, кто на перевязку шел, каково сейчас? Как штаб-лекарь-то говорил? Обомрет под ножом, и конец…

Проснулся оттого, что Властов трогал его за плечо:

— Вставай, Сережа, обедать или ужинать, как хочешь назовем. Я к графу съездить поспел с докладом, а ты все спишь…

— Ну, как он, доволен? — спросил Непейцын.

— Еще бы! Читал нам донесение, которое государю отправляет. Велел тебе поклон передать. В трубку видел, как вдоль леса рыскал и за батальоном под огнем скакал. Просил тебя эполеты носить.

— Не положено мне как отставному.

— Я то же сказал. А граф: «Пока, как нынче, в боях, то какой же он отставной? Я, говорит, представлю ого к определению в службу, чтобы жалованье и выслуга шла». Есть с собой эполеты?

— Нет, конечно.

— Свои сейчас дам… Допрыгаешь до стола или подпереть?