LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости - Александр Данилин

Однако после приема этих препаратов большинство наркоманов испытывает не только приятные ощущения. Сотни тысяч «экспериментаторов» в ходе «психоделической революции» покончили жизнь самоубийством.

Вне всякого сомнения, неприятные ощущения тоже могут быть новыми; и хотя человек инстинктивно старается обойти стороной подобную «новизну», тем не менее нередки случаи, когда люди упорно продолжали «отрицательные «трипы». Причина такого упорства, возможно, прояснится из еще одного фрагмента ранее цитировавшегося нами пациента-психолога:

«Почему после всего этого ужаса я все-таки продолжал эксперименты? Вы — психиатр; я — психолог. Вы должны это отлично понимать… Мне было невероятно интересно! Казалось, я получил отмычку ко всем тем ксероксам книг, что доставались мне с таким трудом (в самиздате. — А.Д.). Мне как человеку инстинктивно сами эти «глюки» страшны невыразимо. Но как психологу они мне в то же время и в высшей степени интересны. Кислота — это ужас, но замешанный на высочайшем интеллектуальном кайфе… Я же работаю. Обыкновенно, мои попытки медитировать начинаются и заканчиваются тем, что у меня нет для этого ни места, ни времени: дома — семья, на работе — сотрудники; а кислота… это, кроме всего прочего, еще и очень простой способ попасть в тот самый, влекущий меня мир. Вы меня поймете».

Здесь, кроме чувства «новизны» переживаний, обнаруживается новый компонент — интеллектуальный интерес, потребность в расширении сферы познания. Очевидно, он настолько силен, что способен на некоторое время отодвинуть даже страх растворения, исчезновения собственного «Я» — составляющую тотального страха смерти.

По всей видимости, здесь вырисовывается новая черта метафизической потребности. Многие люди связывают свое желание принять очередную дозу наркотика с, «интеллектуальным», или «умственным», интересом. Можно говорить о том, что с помощью галлюциногенов человек удовлетворяет часть своей потребности в познании себя и мира, которую мы выше назвали потребностью в формировании «Я»-концепции.

Добывать сведения об окружающей реальности посредством галлюциногенов, согласитесь, трудно. Следовательно, речь должна идти о потребности в познании иного рода. Т. Лири в своих «проповедях» называл LSD не иначе как «обретенным «философским камнем» алхимиков».

О чем мечтали древние алхимики? В чем суть их кропотливой работы?

Они пытались отыскать в мире физическом, трехмерном, некое тайное, но подвластное «избранным» человеческим рукам средство, мгновенно открывающее доступ к предвечному. Именно так — мгновенно открывающее и, следовательно, мгновенно преображающее человеческую душу.

Какая же потребность руководила ими?

Не только из растений — из всей природы они хотели выделить «алкалоид». Найти квинтэссенцию — суть — божественного творения. Эта «квинтэссенция» должна была преобразить вещи, с которыми взаимодействовала, — она и была мечтой о «философском камне». Он должен был обладать способностью «трансмутации» не только металлов, но и человеческой души.

«Мастера… работали для единого испытания природы. Ибо, искусивши уже в высокой науке, не щадили ни прилежания, ни издержек, дабы избежать страдания во человеках… предстали бы оные целые в величии их».

Иоанн Исаак Голанд,

«Сочинение о философическом камне»

(цитируется по единственному русскому изданию

1787 года)

Золото материальное избавило бы человечество от бедности; «золото души», прекратив вечные страдания, сделало бы ее цельной.

Цельная душа — это душа не разделенная. Не разделенная на противоположности — на человеческое и божественное, на духовное и материальное; на душу и тело, на мужское и женское, на сознательное и бессознательное. «Золото души» алхимиков — это «самость» Карла Юнга.

Живя лишь в материальном мире вещей, человек теряет ощущение божественного смысла собственного существования, чувство духовной наполненности бытия. Эта потеря кажется материалисту ничтожной, но ее результатом становятся в конечном итоге насилие и наркотики.

Без трансцендентного измерения своей души человек одинок и потерян. Он жаждет целостности, он хочет преобразиться, Дабы в новом бытии своей «самости» обрести смысл — цельный смысл самого себя. Но человек слаб, и ежечасное познание трансцендентного внутри самого себя через пост, молитву и духовное трезвение представляется выше его сил. Он хочет, чтобы вожделенное преображение произошло здесь и сейчас, чтобы оно случилось мгновенно, как по волшебству. Человек не хочет достигать преображения, он желает, чтобы кто-то со стороны дал ему ощущение собственной цельности.

Поиск «философского камня» есть все то же желание мгновенного преображения своей природы с помощью посторонней силы — «волшебной палочки».

Причина широкой распространенности психостимуляторов, рассмотренная в предыдущей книге как потребность в новизне ощущений, — лишь эмоциональная составляющая давней нашей потребности в чудесном преображении своей жизни.

Потребность в галлюциногенах — это потребность в чуде.

Но что такое чудо? В жизни большинства из нас чудес не происходит. День за днем тянется череда обычного существования. Засасывает скука.

Человек постепенно приходит к выводу, что чудеса случаются в каком-то ином измерении, ином по отношению к его «Я», к его телесной оболочке. Это обозначает, что жизнь, исполненная ощущения неполноты и тревог, — жизнь, определяющаяся чувством онтологической неуверенности, — может преобразиться, найти бы только подходящее влияние из внешнего мира. Подобная мысль абсолютно естественна для цивилизации, выросшей на католических представлениях о Боге как внешней (по сути, колдовской — управляющей человеком) силе.

Но внешние силы для реального человека XX века — это силы отнюдь не божественные. Внешний мир материалиста ограничивается «объектами» — вещами, аппаратами, врачами или химическими веществами…

Заметим, что наш пациент-психолог не говорил о потребности в чуде. Он говорил лишь о том, что ему было «интересно»; но само выражение «интеллектуальный кайф» обнажает стародавнюю потребность в чуде, только выраженную языком человека конца XX столетия.

«Интеллектуальный кайф» — это чувство осуществления потребности в знании, которая является составляющей глубинной потребности в преображении самого себя.

Прием галлюциногена для пациента-психолога — это попытка с помощью нового знания (нового эмпирического опыта) достичь цельности своего чувства «Я», с помощью магического химического вещества — волшебной палочки.

В эпоху Просвещения, несомненно, само это слово являлось для массового сознания понятием основополагающим. Постепенно, по мере своего укоренения в жизнь, оно подменяло собой религиозное понятие преображения. Французский философ Рене Декарт первым в истории объявил логический разум священным и самодостаточным началом.

Учение Декарта способствовало отчуждению человеческого ума как мыслящей субстанции от любой зависимости. Декарт отделял категорию ума не только от Бога, но даже от естественной связи с телом — гарантом жизнедеятельности человека.

Человеческий разум, по Декарту, абсолютен. Не апеллируя ни к Богу, ни к каким бы то ни было авторитетам, он способен изнутри самого себя извлечь весь полный и окончательный свод знания, разделенного на ряд ясных и простых истин, прирожденных разуму априорно (как сказали бы сейчас — генетически) и постигаемых простым актом интуиции.

«Простое рассуждение здравомыслящего человека имеет больше ценности, чем все, усвоенное из книг и школ, так как основывается на непосредственной уверенности интуиции… которая не может обмануть».

Рене Декарт

Откуда берет свое происхождение сама интуиция, философа почему-то не интересовало…

Он объявил тем не менее, что накопление знаний является единственной «пищей», которой человек имеет право «кормить разум». Кормление и стало единственной задачей просвещения.

Возникший культ разума оказал огромное воздействие не только на прижизненное Декарту XVIII столетие. Новая «религия» создала такие понятия, как «наука» и «прогресс». Следующие поколения принимали эти слова как данность, не задумываясь об их смысле.