Жизнь (не) вполне спокойная - Иоанна Хмелевская

Я запротестовала. И речи быть не может, у меня самый разгар работы, я на пике вдохновения, и мне сейчас не до поездок! Тересу к тому времени я уже немного выдрессировала, потому что раньше она не терпела возражений, а просто приказывала, теперь же смирилась и особо не упорствовала.

Но рабочий настрой Тереса мне сбила. Текст у меня застопорился и захромал. Может, семья с того света вмешалась, то ли обиженная муза решила показать мне то, что у нее пониже спины. После нескольких попыток вернуть прежний настрой стало понятно, что я уже работать не могу. Я позвонила Тересе и крайне неохотно объявила, что поеду с ней на кладбище, так и быть.

Я заехала за ней в Урсинов, и мы двинулись на Брудно. Но дальше было так. Я остановила машину у кладбищенских ворот, но Тереса наотрез отказалась выходить, потому что народу было столько, что яблоку негде было упасть.

О том, чтобы нормально припарковаться, нечего было и думать, я десять минут ждала в плотной пробке, чтобы проехать дальше.

Так мы и не побывали на кладбище.

Домой я доставила Тересу только через час. Милейшая прогулка. Вот так и бывает, если я что-то делаю вопреки своему желанию или исключительно по доброте душевной и из чувства долга. Надо уяснить себе — раз моя душа протестует, лучше и не начинать. К сожалению, у меня это плохо получается.

После экскурсии к кладбищенским воротам Тереса взяла некоторую паузу и уже не цеплялась ко мне с просьбами так часто.

К ней стали цепляться различные хвори, с учетом ее возраста — просто мелочи, но на них уже было нельзя не обращать внимания. Появилось мерцание предсердий, Тересу забрали в больницу, где ей совсем не понравилось, приступ быстро купировали, и она немедленно решила возвращаться домой.

Приближалась Пасха. Наш семейный врач, который уже долгие годы берег здоровье болезненных членов нашей семьи, планировал на праздник поехать к семье и заклинал меня всеми святыми, чтобы я задержала Тересу в больнице. Я обещала, что постараюсь, доктор спокойно уехал, а Тереса немедленно проявила неуживчивый характер своих предков по женской линии.

В Страстную пятницу она позвонила и заявила, что выписалась. Тереса потребовала, чтобы я приехала в больницу, взяла у нее ключ от дома, поехала к ней, прихватила ее одежду и привезла в больницу. Ну а потом отвезла ее домой. Она сообщила, что уже стоит возле больничного лифта и ждет меня. Пришлось поторопиться.

Остро встала проблема сиделки. Может быть, если бы состояние моего здоровья было хоть немножко получше, я бы с Тересой малость пожила, хотя не могу сказать, что смогла бы за ней ухаживать, так как сама мысль о медицине мне неприятна. Увы, это был период, когда состояние моего здоровья мало чем отличалось от ее собственного, и я начала вызванивать наших знакомых сиделок. Одну я сразу поймала, и надо сразу отметить, что это была замечательная опытная сиделка, милая и доброжелательная, много раз помогавшая нашей семье. Она оказалась свободна на тот момент и приступила к своим обязанностям.

К сожалению, и на солнце есть пятна. Был недостаток и у сиделки. Эта женщина всегда лучше знала, что требуется ее больному. Пациент — существо капризное, раздражительное, упрямое, только голову морочит. Но у нашей сиделки не забалуешь. Пациент должен скушать и выпить именно то и столько, сколько она дала, принимать лекарство точно по часам и не плясать по квартире вприсядку, а тихонечко лежать в кроватке. Можно, конечно, развлекать пациента разговорами, но на этом точка, и пусть не выпендривается. Сиделка словно была создана для Тересы. Она ведь тоже лучше знала, что кому надо…

Потихоньку здоровье к Тересе вернулось, и тут она получила приглашение от Лильки приехать в Чешин. Мы с Тересой в Чешине уже бывали, ей там понравилось, она заявила, что охотно бы поехала к Лильке еще, но только при одном условии: со мной вместе. Правда, мне не нужно с ней в Чешине гостить, я просто ее отвезу туда, потом вернусь в Варшаву, а попозже за ней приеду…

Кто знает, может, я и согласилась бы, если бы не одна мелочь — Тереса во время любой поездки охает и ахает от малейшей неровности, кочки, ямки. В Чешин и обратно под такой аккомпанемент… Нет, это выше моих сил, Тересино уханье разве что глухой пень вынесет…

И что я, собственно, стала брюзжать на Тересу, упокой, Господи, ее душу? Она научила меня делать красивый маникюр, лежать навзничь на воде, она терпела мою мать в Канаде, а в Копенгаген как-то раз даже прислала мне двести долларов…

Да, верно, в последние годы жизни она казалась чрезвычайно избалованной, но этому есть объяснения. Тереса ведь была самой младшей из детей, старшие ее постоянно третировали и обижали. Ей все время приходилось под кого-то подстраиваться, а когда старшие сестры ушли в мир иной, Тереса наконец-то ожила. Можно сказать, показала всем, на что она способна.

Конечно, я для нее оказалась крепким орешком. Меня тоже не мачеха родила и не курица лапой из-под плетня выгребла. Прабабушка одобрительно кивает мне с того света — знай наших!

Я ни разу в жизни из-за Тересы не плакала, а вот ей из-за меня приходилось, правда, нечасто. Зато Томира, племянница Тересы со стороны Тадеуша, рыдала из-за Тересы постоянно…

Я, кажется, поняла, в чем дело. Тереса завидовала молодым. В ее душе пылала прежняя жажда жизни, а к ней примешивалась обида, что она уже не может так же беззаботно развлекаться, как молодежь. А если Тереса не может, пусть и другие не развлекаются. Отсюда всякие глупые Терезины поступки, в результате которых сложилось мнение, что Тереса отличалась кошмарным характером.

Последние месяцы жизни она провела с кардиостимулятором, а умерла так, что дай Бог каждому.

В момент смерти она находилась на кухне. Внезапно пожаловалась на слабость, ее сиделка — чудесная девушка — обняла Тересу, чтобы отвести в комнату и уложить, но Тереса мягко выскользнула из ее рук, упала на пол и умерла. Скончалась с улыбкой на губах. Мне бы так, между нами говоря.

Как могло случиться, что Тереса умерла без вставных челюстей, я не могу понять. Может, ей было неудобно с ними, а вопросы привлекательной внешности ее уже не волновали — неизвестно, но факт остается фактом: Тереса умерла, а зубы остались в стакане.

Заплаканная и перепуганная сиделка (я же говорила — золотая девушка!) настаивала, что нужно вставить Тересе зубные протезы, потому что она вот-вот встретится на небе с Тадеушем, и как она при этом будет выглядеть?

Малгося и Томира запротестовали. Они вовсе не хотели, чтобы Тереса плохо выглядела, просто такая задача им была не по плечу чисто технически. Для всех троих это оказалось непреодолимой трудностью, и тогда девушки решили, что хотя бы оденут ее элегантно.

Разумеется, с пола Тересу сразу подняли и положили на кушетку в спальне, но одеть ее оказалось труднее, чем девушки сначала подумали. Ведь пока приехал доктор, пока он выписал свидетельство о смерти, прошло много времени, и наступило трупное окоченение. Видимо, что-то Тересе в этих манипуляциях не понравилось, потому что уже после смерти она дала Томире в зубы.

Втроем девушки одевали Тересу в ее любимое платье, трудно это было невероятно: ни повернуть тело, ни согнуть, две девушки с одной стороны кушетки, Малгося с другой. Ни с того ни с сего тело перевернулось само, и окоченевшая рука, твердая, как полено (это вполне естественно), с мощного размаху заехала Томире по скуле. Аж эхо разнеслось. Малгося сказала, что никогда в жизни она никому не признается, какой дикий приступ хохота напал тогда на нее.

В итоге зубной протез зареванная сиделка положила Тересе в гроб. На мой взгляд, надо было бы туда же добавить слуховой аппарат. После этого даже удивительно, что на похоронах Тересы уже никаких глупостей не приключилось.

Предсвадебная лихорадка у Моники началась за три квартала до свадьбы. Летом она приехала в Варшаву шить свадебное платье.

Это платье ей чуть ли не с рождения торжественно пообещала жена Зосиного брата, у которой было свое модное ателье.

Нужно было выбрать фасон, материал, купить этот самый материал и так далее. Обсуждение моделей из журналов мод проходило у меня дома, и — удивительное дело! — мы все трое — моя невестка, внучка и я — выбрали один и тот же фасон. Внучка — я еще понимаю — имеет право на бабушкины гены, но невестка и свекровь просто обязаны расходиться во мнении, а тут совсем наоборот. Может быть, сыграла роль профессия? Зося тоже училась на архитектора.

Первая примерка прошла замечательно, а следующая планировалась на Рождество.

И снова оказалось, что все превосходно, платье получается сказочное, только вот страшная проблема — нет туфель. Ну нет на белом свете свадебных туфель, достойных ножек Моники, — и точка. Девушки, разумеется, искали туфли по Интернету — ничегошеньки, все ужасно уродливые. А Моника хотела необыкновенные туфельки, и я с ней в этом вопросе совершенно согласна.