Седьмой сценарий. Часть 3. Перед выбором - Сергей Кургинян

Называя свой план «Планом Р», мы сознательно противопоставляем его «Д-плану» по всем направлениям.

В плане философском — мы отрицаем претензии либеральной теории, основанной на так называемых «правах человека» и «общечеловеческих ценностях», на статус суперидеи XXI века. Мы вскрываем подлинное содержание этих прав и этих ценностей, мы утверждаем, что «права человека», провозглашая абсолютный суверенитет личности, предполагают на деле такую модель самого человека, которая несовместима с высоким смыслом человеческой жизни. Иначе говоря, «права человека» на деле означают торжество концепций крайнего индивидуализма, последствия которого описаны Достоевским.

Русская философская мысль на протяжении столетий неустанно предостерегала человечество, говоря ему о разрушительности этой модели личности, построенной на крайнем индивидуализме. Западная мысль тоже многое сделала для того, чтобы показать последствия крайнего индивидуализма. Модель человека, предлагаемая в концепции «абсолютного суверенитета личности», — это модель кентавра, полуробота-полузверя. Что касается «общечеловеческих ценностей», то неоднократно было показано, что за этой концепцией скрывается крайний рационализм, что «ценности», заявляющие сегодня о себе как об «общечеловеческих», есть на самом деле всего лишь фантомы позитивистской науки. Той самой, которая ответственна за все беды XX века. Ставить их во главу угла — это значит опять же вести мир в никуда, в глобальное разрушение или невиданный застой, построенный на внеэкономическом принуждении.

Россия противопоставляла, противопоставляет и будет противопоставлять этим двум идеям — не национализм, не провинциальную замкнутость, а другую идею, другой план построения глобальной цивилизации.

В этом смысле альтернативой «правам человека» и «общечеловеческим ценностям» служат:

Во-первых, идея личности, способной вместить в себя свое историческое родовое начало без того, чтобы перестать быть личностью. Таким образом, речь идет не о возврате к традиционализму, автаркии, «почвенности», а о новом, постлиберальном этапе эволюции, немыслимом вне идеи персоналистской соборности. Речь идет о наличии в российском обществе и в российских традициях всего того, что необходимо для становления нового типа личности, что как раз и является одной из ключевых проблем XXI века. И мы имеем право говорить о мировой роли разоренной и обнищавшей России в решении этого вопроса.

Во-вторых, России есть что сказать по части целей и ценностей, поскольку столетиями не прекращался и не прекращается поныне высокий религиозный синтез, поиск мистического и исторического единства религий, поиск нового «Града», «Нового Иерусалима». Русская идея вселенскости глобальна, открыта миру и находится в постоянном интенсивном саморазвитии.

В этом поиске опять же нет ничего провинциального и ортодоксального. Он отвечает духу всех мировых исканий XX века, роль которых трудно переоценить с точки зрения возможных перспектив следующего столетия.

Вся практика российской истории говорит о том, что вопреки стихийному анархизму, вопреки склонности к национальному нигилизму, вопреки самоедству русский народ сохранил и продолжает развивать идеи вселенскости и соборности, придавая им новый смысл, крайне актуальный в условиях глобального системного кризиса либеральной цивилизации. Россия остается Держателем новых идей и новых (гуманистических и демократических!) моделей развития человека и общества. Потенциал этих идей воистину неисчерпаем. Актуализация этого потенциала в конце XX века — вот основная надежда всего человечества, поскольку в противном случае можно было бы ставить крест на перспективе дальнейшей содержательной Эволюции.

Итак, в условиях общецивилизационного тупика, краха либеральных ценностей Россия по-прежнему претендует на лидерство во всем, что касается проблемы Нового гуманизма. Прикончить это, атакуя пресловутую «комидею», по меньшей мере наивный замысел, демонстрирующий нам наглядно, что такое амбициозный технократический кретинизм западных контрпропагандистских «мозговых штабов».

Вселенскость высокого русского космизма и соборность постлиберального персоналистско-интеграционного типа личности — вот наши новые вехи, новые ориентиры, способные выдержать конкуренцию «правам человека» и «общечеловеческим ценностям» либерального Запада.

На их основе возможно восстановление потерянной Идентичности, после чего только и может начаться восстановление всей общественной жизни, после чего только и может начаться продуктивное государственное строительство.

В плане социальной теории — отрицание крайнего индивидуализма и позитивистского рационализма предопределило открытия, сделанные в России, предопределило все социальные модели, воспринятые российским обществом.

Принято считать, что отсутствие протестантской этики в России, ее приверженность духу соборности и общинности не позволили состояться российскому капитализму. С этой точки зрения оба эти явления рассматриваются как бедствие, помешавшее России оказаться в «раю» среди «избранных». Одновременно с этим признается, что подобный тип становления фундаментальных предпосылок собственно российского капитализма уже невозможен, ибо время упущено. Отсюда следует необходимость радикальных и жестких модернизаций, которые, конечно, являются злом и имеют ряд негативных последствий, но якобы безальтернативны, поскольку так нелепо и уродливо распорядилась российская история.

Мы категорически отрицаем подобный взгляд на Россию, который призван уничтожить ее идентичность на более широких временных интервалах, нежели исступленная критика коммунистических извращений. Цель при этом все та же, только средства другие.

На самом же деле — Россия изначально не желала идти путем Запада через протестантство, через религиозное реформаторство, поскольку этот путь представлялся ей гибельным в главном — духовном плане. Том плане, который для России был и остается приоритетным. Россия инстинктивно понимала (а российские интеллектуалы обосновывали теоретически) тот факт, что соотношение духовного и материального более сложно, нежели это представлялось позитивистской западной науке XIX и XX столетий. Антибуржуазное сопротивление в России шло на всех уровнях, снизу доверху, включая, как ни странно, саму буржуазию.

Не случайно, что именно в России родилась идея «духовного предпринимательства», которая резко опередила свое время, ибо только с конца 60-х годов XX века нечто сходное начинает появляться на Западе, называя себя «этическая экономика», «психосоциальная экономика», «теологическая экономика» и т. д.

Крайне характерно, что все эти виды западных экономических теорий вообще не развернуты в нашем общественном сознании, где до сих пор господствует одномерный подход к обществу, известный из пресловутой теории «базиса и надстройки». Именно это заблуждение Маркса, им самим в конце жизни осознанное, наиболее энергично навязывается сегодняшнему общественному сознанию, поскольку именно эта идея особенно деструктивна в условиях России. Аналогично этому из всего наследия проклинаемого сегодня Ленина извлечен и «увековечен» лишь один обломок, один фрагмент — ленинская политика в области национальных отношений.

Разумеется, по той же причине — в силу ее очевидной деструктивности для России.

Идея духовного предпринимательства, выдвинутая российскими философами в начале XX века, совершила переворот в сфере социальной и экономической теории.

Современные исследования подтверждают, что соотношение между материальным и духовным опосредовано в обществе с помощью механизмов, намного более сложных нежели первичный и всеобъемлющий «базис» и рабски зависимая, полностью производная от него «надстройка». На деле можно говорить о двух равноценных сферах — сфере движения материальных ресурсов и сфере движения целей.

К первой сфере относятся механизмы обмена товарами, включая деньги, биржи, банки, всю рыночную инфраструктуру — весь ресурсный материальный аспект производства.

Ко второй сфере относятся все механизмы общения, в первую очередь механизмы договора, средства сравнения потребностей, язык, различные социальные, коммуникативные институты, такие, как религия, государство, наука, культура.

Если первая сфера имеет своим универсальным идентификатором — рынок, то вторая сфера имеет в качестве такого же идентификатора — план. Обе сферы можно считать равнозначными. А их сочетания, их сопряжения, их соподчиненность определяют тип общества, определяют социальную ткань, определяют «правила игры», установки, стереотипы действий, типы стимулов, которые эффективны в данном типе общества, иначе говоря, ВСЮ СОЦИАЛЬНУЮ ПРАКТИКУ ДАННОГО ОБЩЕСТВА.