Записки несостоявшегося гения - Виталий Авраамович Бронштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
128
партии исключили — это понятно, шуму тогда моя история наделала немало, но не
пригласить даже на день рождения… Я что — ему лично что-то плохое сделал, или хотел, чтобы так все случилось?.. — с болью завершил он.
***
…Я вспоминаю сейчас эту встречу и от души благодарен Николаю за хороший
жизненный урок. Ведь, разделяя с ним незаслуженную обиду, я с холодком внутреннего
отторжения подавленно размышлял:
— Ты, ты сам во всем виноват! Разве просил тебя руководящий именинник малевать
ему эти 50 хвалебных виршей? Не просил!
Ты их сам, Коля, написал… Хотел доставить ему удовольствие — и напрасно.
Строчить шефу 50 куплетов никому не возбраняется. Но лишь тогда, когда на твои
собственные именины он сочинит для тебя — хотя бы пяток!
Не посвящал бы боссам стихи, не обижался б на то, что в недобрые для тебя часы
все твои высокопоставленные «друзья» вдруг оказались бывшими.
***
Перечитал это и снова задумался… Когда делаешь благо для тех, кто об этом не
просит, а после, естественно, не получаешь никакой благодарности, то чувствуешь себя в
какой-то мере обманутым и даже униженным. Хотя знаешь, что в природе человеческой
подлинная благодарность редко встречается.
Так что думай, дружок, хорошенько, прежде чем стать дураком по собственной
инициативе. Тебя и так им люди добрые сделают. А если уж решился на что-то хорошее, особенно под влиянием минутного порыва (именно порывы души считаются подлинным
лицом человека!) — не жди за это благодарности. Зачем тебе она? Ведь все доброе, что мы
делаем для других, по крупному счету, делается для себя. Зачтется. Точка.
***
Спустя много лет мой раввин Иосиф Вольф поведает мне мысли своего папы по
поводу людской благодарности. Из горького собственного опыта.
— Еврей без добрых дел — не еврей, — любил говаривать покойный Берко Вольф. — Но
делая кому-нибудь что-то хорошее, следует непременно дарить ему мешочек с мелкими
камешками. Чтобы, когда придут «времена благодарности», он не швырял в тебя
крупными камнями — не так будет больно…
А ты как думаешь, уважаемый читатель? Даришь ли стихи своему руководству?
***
Как я уже говорил, в райцентре считали, что Коле Кравченко, сбившему насмерть
человека, столичная справочка помогла ловко выкрутиться. Но на дворе шла
«перестройка», и долгожданная гласность давала первые плоды.
На районном активе с протестом против «безнаказанности высокопоставленных
негодяев» выступил директор школы Печерский, единственный, оставшийся в райцентре
после моего ухода, еврей-руководитель.
Его «кровожадность» понять было нетрудно. Несколько месяцев назад при
странных обстоятельствах погиб в дорожной катастрофе его старший сын Юрий, милый
славный парень, пошедший по стопам отца — директор учебного комбината. Ночью на
большой скорости, находясь за рулем автомобиля, потерял управление и врезался в дерево
в районе моста через речку Кошевую. Ходили слухи, что в машине он был полуодет, и за
ним гнались. То есть вынудили превысить скорость, что и привело к катастрофе.
Милиция, как это у нас водится, дело закрыла. И Алик Печерский, безумно сына
любивший и гордившийся первенцем, винил во всем продажность органов и тотальную
коррупцию, позволяющую виновникам уходить от ответственности.
***
Время шло, и не все оказалось так просто. Коля Кравченко стал слегка
заговариваться. Я его несколько раз встречал, а потом даже стал избегать: он говорил
129
странные вещи. Ходил по белозерским улицам, искательно заглядывая в глаза прохожим: помнят ли его, поздороваются? Каждого, имевшего неосторожность его приветствовать, останавливал и начинал назойливо рассказывать про свои творческие достижения: мол, пишет стихи и отсылает их на радиостанцию «Голос Америки»:
— Вчера вечером их читали по радио — вы не слышали? — с надеждой спрашивал он,
— очень хорошие стихи, всем нравятся… Хотите, я вам сейчас почитаю?
Мне он тоже пытался их читать. Отказываться слушать галиматью было неудобно.
Все-таки это был мой бывший товарищ и начальник. А прилюдно общаться с ним, явно
больным, безостановочно выплевывающим десятки горячечных фраз, было неудобно.
Теперь его нос все больше напоминал раздавшуюся до необъятных размеров
красную грушу. Причем, он не пил, и этот цвет, наверное, вводил людей в заблуждение.
О его смерти я узнал случайно, года через полтора. К тому времени я уже жил и
работал в Херсоне, связи с Белозеркой почти не имел, а жена не захотела меня
расстраивать (я сам серьезно болел тогда) и ничего не сказала.
…Интересно было бы почитать сейчас его стихи. А вдруг?!.
***
Александр Яковлевич Печерский ушел задолго до смерти Николая Петровича
Кравченко, так и не узнав, что был не прав в своих предположениях о фальсификации его
болезни с целью уйти от наказания. О его кончине, думаю, стоит рассказать отдельно, как
о ярчайшей примете, характеризующей нашу медицину.
Александр Яковлевич много лет страдал астмой. Постоянно пользовался
ингалятором. Ежегодно несколько раз лечился в стационаре. Когда начинался очередной
приступ, близкие вызывали «Скорую», благо от районной больницы до его дома было не
более трехсот метров. Медики приезжали, делали укол, в сложных случаях забирали
больного с собой.
Человек он был в районе известный, выпустил в свет сотни белозерчан, как
руководитель пользовался большим уважением. Был добр и отзывчив. Имел массу
достоинств и только один маленький, но для директора школы, воспитателя, серьезный
недостаток: очень любил женщин. Причем, ситуацию отягчало то, что он не умел
сдерживаться.
О его любовных похождениях не болтал в районе только ленивый. Даже я, относящийся к подобным слухам довольно прохладно, был немало удивлен, когда он, рассказывая мне об устраивавшейся к нему в школу моей бывшей сокурснице, принесшей
ему пару часов назад свои документы, заявил, что она всем хороша, только… у нее мягкие
сиськи! Незнакомая женщина по официальному делу впервые посетила его кабинет — и он
тут же проверил на ощупь её груди!
Расскажу легенду-быль, связанную с Печерским и веселившую белозерчан долгие
годы. Дело было 23 февраля, в День Советской Армии и Военно-Морского флота, к
которому, по определению, имели отношение все советские мужчины, независимо от
былой или будущей службы в армии. Школьниками этот праздник был так же любим, как
8 Марта — Международный женский день. В общем, как и в других учебных заведениях, в
этот день в Белозерской № 1 на большой перемене дети поздравляли учителей-мужчин.
Одним — читали наизусть стихи, другим дарили искрометный танец, а в честь Александра
Яковлевича, любимого директора, выпускники-десятиклассники исполнили песню. Пели
красиво, но уже после первого куплета в зале установилась тревожная тишина, дети и
взрослые стали переглядываться. Жена Печерского, тоже учительница, внимала
песенному
