Пуля для адвоката - Майкл Коннелли

— Что концентрация следов пороховых частиц на разных пластинах сильно различается.

— То есть?

— Максимальный уровень СПЧ наблюдался на пластинах А и В, взятых с рук мистера Эллиота. Дальше происходит резкий спад: на пластинах С, D, Е и F видим незначительное количество частиц, а на G и Н они отсутствуют полностью.

Она снова проиллюстрировала свои слова с помощью указки.

— И что это означает?

— То, что СПЧ на руках и одежде мистера Эллиота появились не в результате выстрела.

— Вы можете пояснить?

— Прежде всего равномерное распределение частиц на правой и левой руках предполагает, что оружие держали двумя руками.

Она подошла к манекену и подняла его руки так, что они образовали букву V, а потом согнула пальцы вокруг деревянного макета пистолета.

— Но в подобной позиции должно наблюдаться повышенное содержание СПЧ на других частях одежды, особенно на рукавах куртки.

— Однако образцы, взятые полицией, ничего такого не показывают, верно?

— Совершенно верно. Они показывают обратное. Концентрация веществ на одежде в любом случае должна быть меньше, чем на руках, но не в такой степени.

— Что это значит с точки зрения эксперта?

— Это свидетельствует о множественных переносах. Первый произошел в машине «четыре-альфа», когда подсудимого посадили на заднее сиденье со скованными за спиной руками. Вещества оказались на его руках, и какая-то их часть вторично переместилась на переднюю часть куртки в результате обычных движений рук и тела. Это продолжалось до тех пор, пока у подсудимого не забрали одежду.

— А как насчет полного отсутствия частиц на рубашке?

— Думаю, все это время куртка была застегнута.

— Доктор, считаете ли вы как эксперт, что мистер Эллиот мог получить такое распределение СПЧ на своей одежде и руках в результате выстрела из огнестрельного оружия?

— Нет, это невозможно.

— Спасибо, доктор Арсланьян. Вопросов больше нет.

Я вернулся на свое место и, нагнувшись, прошептал Эллиоту:

— Если после этого у них не возникнет сомнение, тогда я не знаю…

Эллиот кивнул и тихо произнес:

— Никогда не тратил десять тысяч долларов с такой пользой.

Я мог бы возразить, что и сам неплохо поработал, но решил промолчать. Голанц попросил судью устроить перерыв перед перекрестным допросом свидетеля, и тот дал согласие. Я заметил, что в зале царит необычное оживление. Доктор Арсланьян явно придала процессу свежий импульс.

Через пятнадцать минут мне предстояло узнать, что приготовил Голанц, чтобы дискредитировать или сбить с толку моего свидетеля. Но вряд ли у него имелось что-нибудь серьезное, иначе он не стал бы просить о перерыве. Он бы сразу встал и набросился на Шами.

Во время перерыва я подошел к столику обвинения. Голанц помечал в своем блокноте вопросы. Он не поднял голову.

— Что? — спросил Голанц.

— Мой ответ — нет.

— На какой вопрос?

— Если ты предложишь моему клиенту сделку с признанием вины. Мы не заинтересованы.

Голанц ухмыльнулся.

— Не смеши, Холлер. У тебя неплохой свидетель, только и всего. Суд не закончился.

— А еще у меня есть капитан французской полиции, который завтра расскажет, как Рилц посадил за решетку семерых отъявленных головорезов. Причем двое из них в прошлом году сбежали из тюрьмы и никто не знает, где они. Они могут находиться где угодно. Например, в Малибу.

Голанц отложил авторучку и взглянул на меня.

— Да говорил я с твоим инспектором Клузо.[15] У него на лице написано, что он скажет все, что тебе угодно, если ты оплатишь ему перелеты первым классом. В конце встречи он достал «звездную карту» и спросил, не знаю ли я, где живет Анджелина Джоли. Очень серьезный свидетель.

Я специально просил капитана Пепэна не слишком увлекаться «звездной картой». Видимо, не помогло. Я поспешил сменить тему.

— Кстати, где немцы?

Голанц оглянулся, словно проверяя, действительно ли их нет на месте.

— Я рассказал семье Рилц, что ты будешь строить защиту, очерняя память их сына и брата, и им надо быть к этому готовыми, — произнес он. — Сообщил, что ты хочешь вспомнить о проблемах Йохана, которые возникли у него во Франции пять лет назад, и использовать это для отмазки его убийцы. Объяснил, что ты собираешься выставить его этаким немецким жиголо, соблазнявшим богатых клиентов по всему Западному побережью, как мужчин, так и женщин. И знаешь, что ответил мне отец?

— Нет, не знаю.

— Он сыт по горло американским правосудием, и они уезжают.

Тут мне следовало отпустить какую-нибудь остроумную и циничную шутку, но я не нашелся что ответить.

— Не волнуйся, — успокоил Голанц. — В любом случае я им позвоню и сообщу вердикт.

— Отлично.

Я оставил его за столиком и вышел в коридор, чтобы посмотреть, как там мой клиент. Он стоял, окруженный журналистами. Успешное выступление Шами Арсланьян придало ему уверенности, и теперь он работал на большое жюри — общественное мнение.

— Они столько времени охотились за мной, а настоящий убийца все еще на свободе!

Хорошая, яркая реплика. Звучит убедительно. Я хотел пробиться к нему сквозь толпу репортеров, но меня остановил Деннис Войцеховский.

— Идем со мной! — бросил он.

Мы отошли в конец коридора.

— В чем дело, Циско? Ты куда-то пропал.

— Работал. У меня есть сведения из Флориды. Будешь слушать?

Накануне я пересказал ему историю Эллиота про «организацию». Сначала она показалась мне абсолютно искренней, но на трезвую голову я вспомнил, что «все врут», и попросил Циско проверить.

— Выкладывай, — кивнул я.

— Я обратился к одному частному детективу в Форт-Лодердейле, мы раньше с ним работали. Знаю, что Тампа на другом конце штата, но мне нужен был парень, на которого можно положиться.

— Понимаю. Что он раскопал?

— Семьдесят восемь лет назад дед Эллиота основал бизнес по производству фосфатных удобрений. Он расширил дело, потом его продолжил отец Эллиота, а за ним и сам Эллиот. Но, видимо, ему не хотелось марать руки в фосфатах, и он продал компанию через год после смерти отца. Подробности сделки неизвестны. Судя по газетным статьям того времени, фирма ушла за тридцать два миллиона.

— А как насчет организованной преступности?

— Мой парень не обнаружил никаких следов. Он считает, что это была чистая и законная сделка. Эллиот говорил, что он только «крыша» и его послали отмывать чужие деньги. Он ничего не говорил про продажу фирмы и полученную выручку. Он тебе врет.

Я кивнул.

— Хорошо. Спасибо, Циско.

— Я тебе нужен в суде? У меня еще остались кое-какие дела. Говорят, номер седьмой не пришел в суд?

— Да, пропал без вести. Нет, ты мне не нужен.

— Ладно, я с тобой свяжусь.

Он направился к лифтам, а я остался смотреть, как мой клиент разглагольствует среди журналистов. Внутри начало саднить, и пока я прокладывал к нему путь сквозь толпу, это ощущение становилось сильнее.

— Все, все, ребята, — сказал я. — Больше никаких комментариев. Никаких комментариев!

Я схватил Эллиота за руку и потащил за собой по коридору. Отмахнувшись по пути от репортеров, я нашел тихое местечко, где мы могли побеседовать наедине.

— Уолтер, что ты делаешь?

Мой клиент самодовольно улыбнулся. Он поднял кулак над головой и потряс им в воздухе.

— Надираю им задницы. Прокурору, шерифу — всем этим мерзавцам.

— Может, лучше не спешить? У нас еще полно работы. Мы выиграли битву, но не всю войну.

— Да ладно, Микки. Дело в шляпе. Она была великолепна. Черт, я готов на ней жениться!

— Хорошо, но сначала посмотрим, как она справится с перекрестным допросом, а потом будешь веселиться.

К нам подскочила еще одна журналистка; я попросил ее отойти и опять обратился к Эллиоту:

— Слушай, Уолтер, нам надо поговорить.

— Давай.

— Я поручил частному детективу проверить твою историю с Флоридой и выяснил, что все это чушь. Уолтер, ты мне солгал, а я просил тебя не лгать.

Эллиот покачал головой, словно недовольный тем, что я порчу ему праздник. То, что я поймал его на лжи, казалось ему легким неудобством, досадной мелочью, о которой не стоило беспокоиться.

— Почему ты солгал, Уолтер? Зачем придумал эту историю?

Он пожал плечами.

— Историю? Прочел ее в одном сценарии. Фильм по нему так и не сняли. Но сюжет я запомнил.

— Но почему? Я твой адвокат. Ты можешь рассказать мне все. Я просил тебя говорить правду, а ты солгал. Зачем?

Наконец он взглянул мне в лицо.

— Я знал, что должен зажечь в тебе огонь.

— Какой огонь? О чем ты?

— Пойдем, Микки. Давай не будем…

Он повернулся, чтобы идти в зал, но я схватил его за руку.

— Нет, я хочу услышать. Какой огонь ты собирался зажечь?