Чаровница для мужа - Елена Арсеньева

– Вы знаете, как ее найти? — спросила Алена.

– Конечно. Она в «Iron Butts» работает барменшей.

– Она там сейчас?

– Наверное. А что?

– Вы можете меня к ней отвезти? — решительно спросила Алена.

Герка посмотрел на нее. Его темные глаза были совершенно непроницаемы.

– А очень надо?

– Очень.

– Что-то из той же оперы про двадцать цифр?

– Ну… ну да.

Герка помолчал. Он явно колебался.

«Он боится, что узнает Александрина и устроит сцену», — подумала Алена и не смогла сдержать ехидства:

– Или вы опасаетесь, что это отразится на вашей работе? Я имею в виду, что у вас, может быть, срочное репортерское задание, а вы тут со мной время теряете…

Он покраснел, в глазах сверкнуло бешенство:

– Поехали!

Человек, который должен был убить Алену Дмитриеву, в первую минуту разозлился, а потом вздохнул с облегчением. Все же ему жаль было ее убивать. К тому же хотелось узнать, что она еще задумала?!

* * *

Первым, кого Алена и Герка увидели, когда подъехали к клубу, был тот самый громила, который произносил поминальную речь по Лехе Семикопному. «В бандане и цепях», а также при прочих атрибутах настоящей «железной задницы» он сидел верхом на своем устрашающем железном звере — зверя звали «HARLEY-DAVIDSON» — и курил. Несмотря на зверя и цепи, вид у Федора был совсем не грозный, а его большое лицо имело выражение тихого блаженства.

– Ты кого тут пасешь, Федяка? — спросил Герка, поручкавшись с громилой.

Тот пожал могучими плечами, и Алена подумала, что к этим плечам больше подходит старинный эпитет «могутные».

– Да вот… Лизку на работу привез.

– О! Даже так! — сделал большие глаза Герка, и Федор с некоторым смущением кивнул:

– Ну типа да.

Гера покосился на Алену.

Алена в первую минуту растерялась, но почти немедленно смысл мизансцены сделался ей понятен. Сейчас — так бывало с ней часто, очень часто, когда в гиперпространстве ее догадливости вдруг что-то начинало высвечиваться , когда ответы на все вопросы не просто ей давались, а бросались щедрой рукой свыше… когда опасность, близкая, вплотную стоящая, словно бы дышала в затылок… неразгаданная опасность, незнаемая! — она все понимала не просто с полуслова, но даже с полувзгляда, а может, с полувздоха.

Да, как тут Шекспира не вспомнить? Башмаков еще не износила… как там дальше-то? А, не суть важно. Лиза тоже башмаков не износила, в которых оплакивала Леху Семикопного, а ее уже привез на работу Федор. С другой стороны, байкерские башмаки небось и за целую жизнь не износишь, что ж ей теперь, век одной вековать? А Федор — мущщщина авантажный и, пожалуй, добрый. Но вопрос: понравится ли ему, если с его подругой станут говорить о ее прежнем друге? А может, обойти его? Не тревожить добродушный разум? Меньше знаешь — крепче спишь…

Алена бросила на Герку выразительный взгляд и сказала:

– Ну я пойду попью, — и ввинтилась в дверь заведения, расслышав, как Герка буркнул Федору:

– Да мы ехали, ехали, а тут ей попить захотелось…

Понятливый парень, просто диво!

От восхищения понятливостью Герки Алена притормозила и нечаянно расслышала вопрос Федора:

– Ты фронт сменил, что ли? С этой теперь тусуешься? А брюнетку свою куда засунул?

Ответа она не стала слушать — снялась с тормоза и ринулась к бару.

Меньше знаешь — крепче спишь. Зачем ей знать, что ответит Гера Федору? А может, он вообще ничего не ответит. Может, он так растерялся, что даже не знает, что делать!

Человек, который должен был убить Алену Дмитриеву, растерялся до жути. Он совершенно не знал, что делать. Вот вошла она сейчас в этот подвальчик — и выйдет ли оттуда? Или через какой-нибудь запасный выход — фью!!! И ищи ее потом, свищи. Будет ли у него другая возможность? И сколько бед она успеет натворить прежде, чем он снова ее найдет? Может быть, вообще уже поздно. Может, она уже обо всем догадалась. Впрочем, надежда не умрет до тех пор, пока писательница не станет связываться с милицией. А как знать, вдруг она уже названивает куда не надо из недр «Iron Butts»?! Ему до смерти хотелось знать, что там происходит.

И, главное, не ринешься ведь вслед за ней, это покажется подозрительным…

– Какой-то ты сегодня не такой, — сказал в это время Федор. — Даже подозрительно. Словно тебя перемкнуло… —  Ты на себя посмотри, — огрызнулся Герка. — Если кого перемкнуло, так это тебя. Лизку он на работу привез, главное дело! Из постели вынул и привез? Из своей постели, имеется в виду…

– Ну а что? — томно проговорил Федор. — Может, я только теперь узнал, что такое любовь! Лиза-Лиза-Лизавета, я люблю тебя за это, и за это, и за то! — Он утратил томный вид и захохотал. Потом рассердился: — Ну что ты на меня смотришь как на кретина?!

«У него совершенно кретинский вид», — подумал в это мгновение человек, который собирался убить нашу героиню, и чуть не сплюнул от отвращения.

«А ведь очень может быть, Лиза со мной и разговаривать не захочет», — вдруг перепугалась Алена. Да запросто! Почему девушка должна откровенничать с человеком, которого в жизни не видела? А вдруг она вообще ничего не знает о делах своего покойного кавалера? И теперь Алена будет тратить время, вытягивая из нее информацию, которой та не обладает просто по определению?

Не повернуть ли вообще назад?

Но поворачивать назад было не в характере писательницы Дмитриевой. Драконы вообще не пятятся, не отползают. Они только вперед летят, такая у них сущность. Ну, Алена и летела.

Между прочим, «Iron Butts» днем — был совсем не то, что «Iron Butts» ночью. Мрачновато-грохочущая атмосфера словно бы выгорела, и теперь все здесь выглядело, как плохие декорации. Алена, помнится, однажды — из чистого любопытства — зашла в Нижнем Горьком в музей средневековых пыток на Покровке. Зазывал публику плечистый молодец в красной маске, закрывающей лицо и половину торса, и в черных лосинах. Эти лосины, вернее, то, что они обтягивали, и было самым интересным из всех экспонатов музея, а все прочее оказалось плохо раскрашенным картоном.

Таким же картоном смотрелся сейчас железный антураж байкерского клуба, даже темные переходики между залами выглядели не столь выразительно-зловеще, как раньше. Наверное, такова участь всех ночных заведений — плохо, помято, невыразительно выглядеть днем.

Лиза тоже выглядела помято и невыразительно… Впрочем, может быть, Алене просто не везло: первый раз видела девушку в слезах, теперь — после, совершенно определенно, бессонной ночи…

Лиза застыла у стойки и смотрела в никуда остановившимся взглядом. Волосы точно так же сыпались до того места, которое уже упоминалось неоднократно, но и они, чудилось, потускнели и поблекли.