Сергей Павлович Королев - Ребров Михаил Федорович

Ребята согласно кивали.

— И еще одно, это уж следствие из сказанного. — Королев говорил неторопливо, придавая весомость каждому слову. — Относится оно пока только к одному человеку, — Сергей Павлович с напускной строгостью посмотрел на Гагарина и улыбнулся. — Так вот, не зазнаваться!

— Это полностью исключено, — весело ответил Гагарин.

Совет главных конструкторов проходил в присутствии тех шестерых космонавтов, которые входили в группу непосредственной подготовки на корабле «Восток-1». Разговор сразу же принял деловой характер.

— Предлагаю принять такой порядок, — начал Сергей Павлович. — Я напомню о результатах, о ближайших задачах. Затем внесу свой проект второго полета человека в космос. В этом порядке, как мы здесь сидим по кругу, каждый выскажет свое отношение к проекту. В заключение «подобьем бабки». Согласны?

Возражений не было. Главный конструктор дал характеристику пройденным этапам, не обходя молчанием неприятные ситуации, которые имели место при отработке техники, заметил, что прошедшая многократные испытания техника надежно обеспечивает все, что связано с осуществлением полетов подобного рода. Он подчеркнул, причем сделал это дважды, что не случайно употребил слова «полеты подобного рода», а не только аналогичные, ибо наземные исследования и эксперименты подтверждают, что можно увеличивать продолжительность пребывания человека в космосе. Причем — без особого риска.

Его слушали внимательно, не перебивали вопросами. Это подбадривало Королева, и он усиливал свою позицию:

— Мы с вами не случайно взялись за это нелегкое дело. В наше время участие в освоении космического пространства и реальный вклад во всеобщий прогресс науки и техники, пожалуй, наиболее точно отражают уровень потенциальных возможностей государства, участвующего в решении новых, сложных задач. Значит, летать надо дольше.

Аргументы Королева были убедительны. Все соглашались, что длительность пилотируемых полетов должна увеличиваться. Но насколько? На один-два витка? Может быть, даже на пять? Где тот оптимальный вариант после одного витка Гагарина?

Королев решительно и твердо заявил:

— Летать теперь надо сутки. Именно сутки, и не меньше.

Наступила пауза. Такого многие не ожидали. Началось обсуждение. Нашлись оппоненты, которые старались привести побольше доводов, чтобы поставить под сомнение целесообразность головокружительного темпа, предложенного Королевым. Сергей Павлович поднялся и неторопливо зашагал вдоль стола, больше обычного сутулясь и наклоняя голову. Он расслабился всего лишь на мгновение, и сразу же по его осанке и походке стало заметно, что он уже немолод и не очень здоров. Но через несколько секунд Королев овладел собой, в глазах вспыхнули задорные искорки.

— Постараюсь воспользоваться вашими предупреждениями и присоединюсь к ним, но лишь в том смысле, что в нашем деле необходима чрезвычайная осторожность. Конечно же, нужна строгая последовательность и обоснованность каждого нового шага. Но разве мы с вами мало отдаем этому сил и времени?.. Мы бы не двинулись вперед, если бы не решились на смелые шаги в неизвестное…

И снова — пауза. Лишь один человек сразу поддержал его. Это был дублер Гагарина Титов. Когда ему предоставили слово, он сказал:

— Я понимаю, для чего нужен суточный полет, но еще больше я понимаю и верю, что такой полет можно выполнить уже теперь. Чтобы не возникало подозрений относительно искренности моих слов, хочу сразу же сказать, что лично готов делами подтвердить свою убежденность и отправиться в такой полет. Если к 108 минутам сразу, а не маленькими частями, прибавить все, чего недостает до суток, то появится отличная возможность узнать, правильно ли мы теперь строим свою работу. Хотел бы заметить тем, кто предлагает остановиться на пяти-шестивитковом полете: на первом витке вторых суток возможности посадки корабля станут куда более благоприятными, нежели на пяти-шести витках первых суток. Я за суточный полет.

Сергей Павлович не скрывал своего удовлетворения от заявления того, кто пусть неофициально, но планировал занять пилотское кресло на «Востоке-2». Королев никого не упрекал за излишнюю осторожность, не хвалил Титова, не вербовал сторонников. Он преподнес обсуждение на Совете главных как общую заинтересованность в продуманных и решительных действиях. В заключение попросил старательно взвесить все, о чем здесь говорилось. Он явно был доволен обсуждением — ведь никто так и не смог убедительно опровергнуть его соображений.

«Космическая гонка» продолжалась. В мае 1961 года астронавт США Ален Шеппард в небольшой космической капсуле совершил суборбитальный полет по баллистической траектории. В июле такой эксперимент повторил Вирджил Гриссом. Оба полета, естественно, не были засчитаны как космические.

В августе того же года на Байконуре готовили старт «Востока-2». Программа полета Германа Титова включала проведение медико-биологических экспериментов, наблюдения за работой бортового оборудования, фотографирование Земли. Космонавт должен был поесть, попить и поспать в невесомости, при этом в Центре управления полетом велся оперативный анализ данных о его самочувствии.

Титов первым испытал «космическую болезнь» — аналог морской болезни, — вызываемую невесомостью. В то время еще не было нужных методов предполетной медицинской подготовки. Можно сказать, что Космонавт-2 уже пилотировал корабль: в заданный момент времени он включил ручное управление и совершил определенные манипуляции. «Я чувствовал себя летчиком», — заявил Титов после полета. Космонавт-2 сделал все хорошо, отлетал сутки и совершил нормальную посадку.

Американские полеты в это время были менее интересными, первый пилотируемый космический корабль США, который совершил три витка вокруг Земли, был запущен лишь 20 февраля 1962 года. Пилотировал его астронавт Джон Гленн.

Королев понимал, что программа полета следующего «Востока» должна быть сложнее, нести в себе определенную перспективу. Это, естественно, требовало новых конструктивных решений, новых испытаний, но начальство, как всегда, торопило. Главного вызывали в ЦК и ВПК, часто звонил ему Устинов, вопрос звучал примерно так: «Сергей Павлович, когда и что вы намерены предпринять, чтобы не дать американцам возможности догнать и перегнать нас?»

На Совет главных конструкторов Королев вышел с предложением осуществить парный полет двух «Востоков». В августе 1962 года такой полет состоялся: сначала стартовал «Восток-3» с космонавтом Андрияном Николаевым. Спустя сутки подготовили и пустили «Восток-4» с Павлом Поповичем. Американцы и впрямь были удивлены: оба пуска проведены с одного стартового комплекса, а это требовало выполнения большого количества достаточно трудоемких операций, восстановления технической готовности стартового сооружения, замены одноразового оборудования, проведения комплексных проверок систем и агрегатов пускового устройства.

Детали того полета долгое время хранились в моих записных книжках. По существовавшим тогда правилам, чтобы не нарушать режим секретности, все записывалось иносказательно, намеками, с пропуском многого того, что должна была хранить память: «Август-62»; «двойка»; «Восток»; Королев, Кириллов, Воскресенский, Чекунов; уточнить, кто еще? Что потом?..» Увы, многое уточнить и перепроверить не удалось. Ушли из жизни почти все, кто находился в пусковом бункере 2-й площадки Байконура в тот самый день и час. Других не удалось разыскать. И все-таки посчастливилось узнать всю правду от одного из причастных — доктора технических наук, заслуженного летчика-испытателя, кавалера Золотой Звезды Героя Марка Лазаревича Галлая.

Итак, август 1962 года. На Байконуре готовили запуск двух «Востоков». В бункере было прохладно. Там, наверху, солнце уже успело раскалить бетонные плиты. Хотелось тени, а где ее найдешь в открытой горячим ветрам степи? Королев достал платок, вытер влажную шею и тяжело опустился на стул. Он сидел большой, сутулый — этакий медведь в черном костюме — и улыбался прежней, такой знакомой улыбкой, за которой скрывалась глубокая задумчивость. «Стреляющий» полковник Анатолий Кириллов уже привык к этой странной улыбке главного конструктора. Она — как форма жизни. Порой казалось, что взята напрокат, для защиты от тех же житейских неприятностей, которых не ждешь и не хочешь, а избавиться от них не можешь.