Последняя ночь на Извилистой реке - Джон Ирвинг

Выехав из Милана, путешественницы пересекли север Нью-Гэмпшира по Гроувтонскому шоссе, проехав через Старк[124]. Этот отрезок их пути шел вдоль реки Аммонусак. В Ланкастере[125] они пересекли реку Коннектикут и въехали на территорию Вермонта. Не доезжая Сент-Джонсбери[126], толстухи выбрались на шоссе 91. Дальнейший их путь лежал на юг. Путь, надо сказать, неблизкий, но они не торопились. Дочка (или внучка) Мэй, только что разрешившаяся от бремени, жила в Спрингфилде в штате Массачусетс[127]. Если они доберутся до Спрингфилда к ужину, их ждет не слишком приятная процедура кормления детворы и мытья посуды. У престарелых дам хватило сообразительности избежать этого занятия. Поужинать они могут и по дороге. Так они и решили: найдут приятное местечко, хорошенько подкрепятся, а в Спрингфилде появятся, когда малышню без них уже накормят и уложат спать.

Примерно в то время, когда две старые вздорные задницы катили по шоссе 91 мимо водопада Мак-Инду, повар и его персонал заканчивали свой обед в «Авеллино». Тони Эйнджел всегда кормил своих работников вкусно и сытно, поскольку потом им предстояло напряженное время. Эти обеды перед открытием, наблюдение за тем, как его работники приводят себя и помещение в порядок, всегда вызывали у Тони Эйнджела ностальгические воспоминания. Он вспоминал годы, проведенные в Айова-Сити. Передышку в их вермонтской жизни, как это всегда ощущал и сам повар, и его знаменитый сын.

В Айова-Сити Тони Эйнджел работал в китайском ресторане братьев Чен на Первой авеню и занимался приготовлением соусов, маринадов и экзотических блюд. Ресторан находился в той части Первой авеню, которую называли «полосой Коралвилл». Будь заведение братьев Чен поближе к центру, их дела шли бы успешнее. В этом квартале их ресторан воспринимался слишком вычурным и дорогим, соседствуя с забегаловками и дешевыми мотелями. Однако братьев привлекала близость федерального шоссе и матчи «Большой десятки» по выходным, когда команда Айовы выступала у себя дома. Тогда ресторан заполнялся множеством приезжих. Студентам угощение у братьев Чен было не по карману, если только за них не расплачивались родители, а университетские преподаватели (их братья Чен рассматривали в качестве основной клиентуры) все имели машины и могли съездить пообедать в более дешевые заведения.

По мнению Тони Эйнджела, успеху мешало и весьма спорное название заведения. Ресторан назывался «Мао». Аполитичным студентам было все равно, а вот их родителям и иногородним спортивным болельщикам — далеко не все равно. Это было время мощных антивоенных выступлений. Общественное мнение, да еще в университетском городе, было настроено против войны. С семьдесят второго по семьдесят пятый годы возле Старого Капитолия[128], в самом центре университетского кампуса, постоянно происходили антивоенные митинги и демонстрации. Возможно, где-нибудь в Мэдисоне[129] или Энн-Арборе[130] на такое название почти не обратили бы внимания, но только не в «полосе Коралвилл». Здесь частенько какой-нибудь патриот, проезжая на машине или грузовике, мог запустить камнем или кирпичом в витрину ресторана.

— Воинствующий фермер, — разводил руками старший брат, давно смирившийся с подобными ударами судьбы.

Его звали Агу Чен. «Агу» на шанхайском диалекте означало «старший брат». Это был потрясающий повар. Он учился в Американском кулинарном институте[131] и шлифовал свое мастерство, работая в разных китайских ресторанах. Он родился в Куинсе, затем перебрался на Лонг-Айленд, а оттуда на Манхэттен. Женщина, встреченная им в школе каратэ, сманила его в Айову, где и бросила. Но к тому времени Агу был уверен, что Айова-Сити — прекрасное место для ресторана «Мао».

Когда началась Вьетнамская война, Агу уже вышел из призывного возраста. Однако в армии он все-таки служил, попав на Аляску. («Самого нужного не достать, сплошная рыба», — рассказывал он потом Тони Эйнджелу.) Агу носил усы а-ля Фу Маньчжу[132] и красил в рыжий цвет узкую полоску черных волос, завязанных конским хвостом.

Агу наставлял младшего брата, как тому не загреметь на Вьетнамскую войну. Перво-наперво, не надо дожидаться повестки. Пусть явится добровольцем.

— Просто говори, что ты не хочешь убивать азиатов, — советовал ему Агу. — Во всем остальном веди себя наивно и искренне.

Младший брат заявил призывной комиссии, что он готов водить машины где угодно и готовить еду для кого угодно. («Я не боюсь сражений! Я поведу армейский джип прямо в засаду. Я буду варить пищу под обстрелом! Я просто не хочу убивать других азиатов!»)

Конечно, это была рискованная игра — его все равно могли бы забрать в армию. Но наставления старшего брата принесли свои плоды: младшему даже не пришлось разыгрывать сумасшедшего. Его признали психически неадекватным. Так Агу уберег младшего брата от Вьетнамской войны, где, кстати, его вполне могли убить «другие азиаты». Если Агу и терпел удары судьбы в виде камней в витрину ресторана, это еще не означало, что он не умел, когда понадобится, постоять за себя и за брата.

В «Мао» подавали французские блюда и весьма пеструю смесь блюд азиатской кухни, однако Агу, за редкими исключениями, старался не соединять французскую и азиатскую пищу. Устрицы по-рокфеллеровски[133], которые готовили в ресторане братьев, сверху посыпались панко — японскими хлебными крошками, а в майонез для своих крабовых хлебцев Агу добавлял масло из виноградной косточки и лук-шалот. (Крабов обваливали в панко, перемешанных с измельченным эстрагоном, в отличие от обычного хлеба панко в холодильнике не отсыревал.)

Единственная сложность — ресторан Агу находился в Айове. Где в этом штате достанешь панко, не говоря уже про устриц, крабов и масло из виноградной косточки? Вот тут и помогали способности младшего брата «со странностями» — Сяо Ди. Он был прирожденным водителем. Его имя в переводе означало «младший брат», а на шанхайском диалекте «Сяо» звучало почти как «Шо». Раз в неделю Сяо Ди гонял двухкамерный рефрижератор в Южный Манхэттен. Тони Эйнджел обычно ездил с ним. Путь из Айова-Сити в нью-йоркский Чайнатаун занимал шестнадцать часов. Основными местами покупок служили рынок на Пелл-стрит и рынок на Мотт-стрит.

Если женщина из школы карате сумела заманить Агу в Айову, то две подружки Сяо Ди просто сводили младшего брата с ума. Одна жила в Рего-парке[134], другая — в Бетпейдже[135]. Повара не волновало, с кем в очередной раз будет встречаться Сяо Ди. Маленькие китайские общины в Куинсе и на Лонг-Айленде напоминали ему Норт-Энд, по которому он временами тосковал. Тамошние китайцы были приветливыми и дружелюбными, друг к другу относились заботливо и помогали, чем могли. Повар больше симпатизировал подружке Сяо Ди из Рего-парка (ее звали Спайси), чем той, что жила в Бетпейдже (ее имя он не мог ни запомнить, ни произнести). Тони нравилось закупать продукты в Чайнатауне, и даже долгий путь в Айову по шоссе 80 его не утомлял. На шоссе они вели рефрижератор по очереди, но по Нью-Йорку ездил только Сяо Ди.

Обычно они выезжали из Айовы во вторник, ближе к вечеру, и ехали всю ночь, чтобы достичь Гудзонова туннеля раньше утреннего часа пик. Все утро и день среды уходили на покупки. Рефрижератор они ставили где-нибудь на Пелл-стрит или на Мотт-стрит, вблизи одного из рынков. Вечер проводили в Куинсе или на Лонг-Айленде, стремясь лечь пораньше, поскольку выезжать нужно было еще затемно, чтобы опять-таки не угодить в утренние часы пик. Ехали весь день и в Айова-Сити добирались к восьми-девяти часам вечера. Уик-энды были самым напряженным временем в «Мао» и приносили основной доход. Устрицы, мидии и свежая рыба из Чайнатауна в пятницу вечером еще сохраняли свою свежесть, а бывало, что дотягивали и до субботы.

Пожалуй, повар никогда не чувствовал себя таким сильным физически, как в эти три года: загружая и разгружая рефрижератор, он накачал мышцы профессионального грузчика. А тяжестей хватало: ящики пива «Циндао»[136], бочка соленой воды с дымящимися кусками сухого льда для мидий, кадки с колотым льдом для устриц. (Хотя грузовик именовался рефрижератором, электрических холодильных установок в его камерах не было.) На обратном пути повар с Сяо Ди обычно пополняли запас льда в каком-нибудь из оптовых магазинов штатов Индиана и Иллинойс, торгующих спиртным. Льда требовали камбала, морской черт, каменный окунь, шотландский лосось, морские гребешки, креветки, китайские колбаски «ла чан», а также все крабы. Разумеется, лед таял, и весь путь на запад за рефрижератором тянулся влажный след. В одной камере всегда пахло кальмарами, поскольку в ней возили преимущественно их. Большие глиняные кувшины с консервированными овощами из Тяньцзиня (да-да, прямо из Китая) приходилось оборачивать в газету, иначе они стукались друг о друга и разбивались. По утверждению Сяо Ди, укладывать японские сушеные анчоусы рядом с китайскими утиными яйцами — верный способ «накликать беду».