Роковой сон - Джорджетт Хейер

Герцог наблюдал за отступлением французского арьергарда через реку, но, услышав де Гурне, повернулся к нему и увидел стрелу.

— Ты не ранен? Извини, Хью, я этого не хотел.

— Пустое, царапина. Она уже была на излете, когда попала в меня. Но неужели ваши лучники не могут не стрелять по своим, ваша милость?

— Конечно нет, обещаю, такого больше не случится. Но разве не мои лучники сегодня выиграли бой?

— Если им отдавать разумные приказы, они неплохо выступают, — согласился де Гурне, осторожно ощупывая плечо.

— Да неужто, Хью, ты наконец признал полезность лучников? — спросил граф Роберт Ю, пробираясь среди мертвых тел. Он снял шлем и швырнул его оруженосцу. — Если бы эти дурни остановились, когда увидели, что мы завязали бой с французами, мы бы потеряли не более дюжины убитыми, так мне кажется. Что ты скажешь на это, Вальтер?

Лорд Лонгевиль кивнул.

— Да, я видел, как ударило в нескольких наших людей, но это оттого, что стреляли плохо обученные крестьяне. Если бы у нас был отряд хорошо подготовленных лучников, имеющих знающих командиров… — Он поджал губы, обдумывая, как организовать такой отряд.

Рауль перехватил выразительный взгляд герцога, на губах которого играла улыбка.

— Вальтер, а стоит ли вообще сохранять моих лучников? — невинно спросил он.

Лорд Лонгевиль прервал свои размышления.

— Сохранить? Конечно сохранить! Еще бы! Воины всего христианского мира после сегодняшнего урока французам начнут их использовать! И разве мы должных их распустить просто из-за того, что они плохо обучены, ваша милость? Нет, ни в коем случае, просто следует обдумать, как во время боя подавать им команду. — Он, успокаиваясь, кивнул своему молодому господину. — Только сохраняйте спокойствие, сеньор, и скоро вы увидите в работе совершенно иной отряд лучников.

Герцогу ничего не оставалось, как покориться такому мудрому решению.

— Благодарю тебя, Вальтер, — сказал он, сохраняя серьезность.

Пробираясь через оставшиеся после боя руины к дороге и проходя мимо Рауля, он шепнул ему на ухо:

— Вот увидишь, еще неделя — и Вальтер со стариком Хью будут убеждены, что это они сами придумали стрелы!

Вильгельм поскакал взглянуть на захваченных в плен, а граф Ю задержался, чтобы услышать продолжение спора, затеянного между двумя добрыми друзьями, Жиффаром и де Гурне, все о том же: как лучше располагать в бою отряды лучников.

Остатки французской армии отступали. Вся добыча, фураж и военное снаряжение пропали, и, казалось, катастрофа повредила рассудок короля. Когда он наконец заговорил, то настаивал лишь на скорейшем возвращении во Францию. В довершение он поругался с графом Анжуйским. Мартель, в неистовстве, прорычал:

— По крайней мере, не я распорядился о столь трусливом отступлении. Нет, клянусь святыми мощами Господа! Если бы приказы отдавал я, то непременно бы встретился с Бастардом в битве, лицом к лицу. На что Генрих разразился издевательским смехом и припомнил ему все прежние грехи: отступление и из-под Донфрона, и из-под Амбрие. Пребывая в унылой хандре, союзники пустились в обратный путь. Покалеченное, с большими потерями войско кое-как добралось до границы, стремясь как можно скорее очутиться в безопасности на земле Франции. Это был последний в истории раз, когда Генрих решил помериться своими силами с герцогом Нормандским.

Вскоре стало известно, что крушение надежд сильно подорвало здоровье короля. Казалось, после поражения он постарел не менее чем на десять лет и стал вялым и безразличным, что весьма шокировало его приближенных. Генрих был вынужден просить у герцога Вильгельма мира. Но в то время, как его советники ломали головы над тем, как смягчить унизительность выдвинутых Нормандией условий, он сидел в стороне, кутаясь в мантию и тупо уставившись в пространство. Когда ему зачитали окончательный текст договора, он только равнодушно кивнул головой, будто услышанное не имело важного значения. И лишь когда речь зашла о возврате Тильери обратно Нормандии, король казался раздосадованным: его губы скривила гневная гримаса, в полуприкрытых глазах мелькнула былая страсть. Но этот порыв быстро прошел и он равнодушно со всем согласился, наказав советникам проследить, чтобы мир был заключен как можно скорее.

А в Руане герцогиня вновь лежала в объятиях Вильгельма. Она прижималась к металлу его кольчуги, но, казалось, не чувствовала, как сталь царапает ее кожу. Матильда жадно спросила:

— Господин, вы отвоевали назад Тильери?

— Как и обещал, — ответил муж.

Женщину просто лихорадило, глаза, щеки, сердце пылали, губы требовали все новых ласк.

— Ах, Вильгельм, только ты достоин быть отцом моих сыновей! — нежно воскликнула она.

Он чуть отстранился от нее, потом крепко сжал в объятиях.

— Это ты насчет бюргерской крови, которая смешалась с твоей, графской?

В голосе герцога проскользнула жесткая нота, но если Матильда и вспомнила о нанесенном ему семь лет назад оскорблении, то лишь вскользь. Она вообще едва слушала, что говорит муж, снова и снова переживая его триумф.

— Ах, Сражающийся Герцог, если бы я была девушкой! — воскликнула она. — Ты бы достоин был взять меня в качестве награды!

Матильда воспламеняла мужа, прогоняя из его головы все мысли, кроме одной, — желания обладать ею. Он крепче прижал жену к груди и нежно прошептал:

— А если ты уже не девушка, то мне нельзя тебя взять, мое Стереженое Сердечко?

— Я вся твоя!..

Менее чем через год Нормандия избавилась от двух своих самых больших врагов. Король Генрих, слегший после подписания мира, с трудом протянул зиму и весну и вскоре, истерзанный скорбью, умер. Кончина Мартеля последовала на два месяца раньше смерти короля. Было похоже, что герцог Вильгельм лишил их жизненной силы.

Мартель разделил свое графство между двумя сыновьями.

— С той стороны нам больше нечего опасаться, — прокомментировал это событие Вильгельм.

Филипп, сын короля Генриха, унаследовал корону Франции, но поскольку он был еще ребенком, в завещании регентом был назначен Болдуин, граф Фландрский. Этим распоряжением король как бы компенсировал все совершенные им в жизни глупости. Невозможно было отыскать более подходящего, честного, проницательного человека, чтобы возложить на него бразды правления. Но вассалов Оверни и Вермандуа, Аквитании и Гаскони, Бургундии и Ангулема выбор короля привел в смятение.

Если бы Францией правил Болдуин, то Нормандия бы избавилась от своего последнего могущественного врага. Целых тринадцать лет герцог Вильгельм был вынужден защищаться: сначала от собственных мятежных баронов, потом от Франции и Анжуйца, наставивших на него копья. Но теперь, когда ему исполнилось тридцать два года, он был в безопасности. На востоке находился давший клятву верности Понтье, на западе Анжу было разделено между сыновьями Мартеля, на юге Францией правил мудрый граф, приходившийся Вильгельму тестем.