Сахаров В.И. Воин Яровита. - Неизвестно

Глава 25.

Земли бодричей. 1144 Р.Х.

Седрик фон Зальх, стройный курносый брюнет семнадцати лет отроду, потянул на себя поводья и его саврасый мерин, старый и беззубый, повинуясь своему хозяину, остановился. Юноша приподнялся на стременах и огляделся. Впереди дорога, по которой движется главное войско направляющихся к Зверину германцев. Слева мелкая речушка, черные квадратики венедских огородов, которые этой весной никто не сажал, и несколько сожженных домов. Справа темный и неприветливый лес, наверняка, скрывающий трусливых врагов. Ну, а позади большой обоз и конная охранная сотня, к которой его прикрепили. – Что, молодой Зальх, – рядом с юношей появился его командир опытный рыцарь Иоганн фон Байзен, который сидел на мощном вороном жеребце, – мечтаешь о подвигах и думаешь, как бы тебе вырваться в авангард? – Да, – не стал скрывать юноша. – Смешной ты, Седрик, и глупый, прям как я, когда отправлялся в свой первый поход. Байзен вскинул к полуденному солнцу покрытую округлым стальным шлемом-шишаком рыжую голову, после чего весело и беззаботно рассмеялся. Вспыльчивый Зальх мог бы обидеться на него, но пока он еще не был рыцарем и на его счету не имелось ни одного убитого сарацина, еретика или язычника. Поэтому Седрик полностью зависел от своего командира, который мог после сражения с дикими северными варварами ударить его мечом по плечу, и он промолчал. Головные телеги и повозки обоза, который немного отстал от основных сил, тем временем, приблизились к Иоганну и Седрику. Командир приказал Зальху дождаться последней повозки и поторопить крайние десятки, а сам вместе с лучшими воинами отряда продолжил путь. Седрик отъехал на обочину, спешился и, глядя на проезжающие мимо тяжелогруженые телеги и отары овец, которых вдоль реки гнали сервы, тяжко вздохнул, а затем подумал, что ему опять не везет. Всю жизнь удача парила над другими, а он был вынужден довольствоваться объедками и носить обноски. А все почему? Да потому, что он всего лишь четвертый сын своего отца, израненного во многих сражениях рыцаря, который пока был силен служил королю Конраду Третьему и его вассалу пфальцграфу Фридриху Саксонскому. У его семьи имелся наполовину завалившийся деревянный замок, который стоял на берегу полноводной Эльбы, по сути, небольшой острог. Смердов было всего полтора десятка семей, и они с огромным трудом могли прокормить многочисленных отпрысков своего хозяина и его самого. По этой причине род Зальхов терпел постоянную нужду. Дети рыцаря часто голодали и мясо на столе благородных дворян с девятью поколениями славных предков за спиной и красным драконом на гербе, появлялось чрезвычайно редко, лишь по праздникам. И как это случается, самые лучшие куски доставались старшим братьям, вечно беременной матери и главе семейства, а младшему приходилось довольствоваться костями. При этом Седрику всегда говорили, что он должен быть счастлив. Ну, а потом добавляли, что его судьба покинуть отчий дом и отправиться на войну, которая принесет ему рыцарское звание, богатство, деревеньку с сервами, собственный замок и славу. Вот тогда-то он будет всегда сыт, одет и обут, а пока надо терпеть, чаще молиться и много тренироваться с оружием. Прошло время и ранней весной этого года, одна тысяча сто сорок четвертого от Рождества Христова, Седрик фон Зальх, вслед за вторым и третьим братом, покинул родину и отправился на поиски приключений. В его кошельке позвякивали три серебряных денье, привезенных отцом из Франции, где он бил еретиков. Под ним был еле живой мерин. На боку висел щербатый, еще прадедовский, меч. С другого бока находился щит с гербом и отличный стальной кинжал, подарок отца на шестнадцатилетние. Тело Седрика прикрывала латаная во многих местах ветхая кольчуга, а на голове находилась обычная войлочная шапка, которая была прошита стальной проволокой. Ничего лучше, чтобы снарядить молодого воина в путь-дорогу, в доме его отца не нашлось, поскольку три старших брата выгребли все кладовые. Впрочем, Седрик не унывал. Он был молод, силен, неплохо подготовлен и полон радужных надежд. Но, выехав на перекресток, молодой человек призадумался. Куда направить своего мерина? Путей было много, но основных три. В Данию, где вроде бы шла война с варягами, хотя торговец, посетивший их замок зимой, говорил, что на время там все затихло. В Бремен, где можно поступить на службу к какому-нибудь графу, герцогу или встать под знамя архиепископа. Или же в Минден, откуда ежегодно в Святую земли отправлялись крестоносцы. И вот, когда он уже был готов повернуть вечно усталого мерина на Минден, судьба приняла решение за него. Из Хильдесхейма в Бремен направлялся крупный отряд наемников, которые хотели принять участие в походе на бодричей, и Седрик присоединился к ним. Вскоре он оказался в Бремене, огромном городе, где юноша потратил все свои деньги на продовольствие, починку упряжи и новые ножны для меча. В потертом кошельке стало пусто, но он надеялся на богатую добычу и, помолившись в городском соборе, продолжил свое путешествие вместе с наемной пехотой. После Бремена следующей большой остановкой был Гамбург и здесь он вступил в войско пфальцграфа Фридриха Саксонского. Было дело, Седрик хотел пробиться на прием к высокородному аристократу, который, наверняка, помнил его храброго отца и мог бы помочь его отпрыску. Однако молодого воина, который отличался от ополченца только наличием лошади и щита, обсмеяли, а затем определили в отряд Иоганна Байзена, и с этого момента начался его боевой поход. Армия германцев разделилась на три крупных отряда, каждый из которых по численности не уступал всему войску бодричей, а затем, пройдя мимо Любека, вторглась в земли венедов. С той поры прошло пять дней, а юноша ничего кроме сожженных деревень и брошенных полей не видел. “Эх! – мысленно вздохнул Седрик и спросил себя: – Где справедливость? Другие идут впереди, а я плетусь позади, а значит, что славы и добычи мне, скорее всего, не видать. Воины авангарда разгонят упрямых варваров плетками и возьмут себе все самое лучшее, а я останусь ни с чем и снова смогу рассчитывать лишь на объедки”. Обоз прошел мимо. Последние телеги прокатились по дороге, и Седрик присоединился к арьергарду из конных воинов барона Густава фон Юнга, кряжистого блондина в превосходном миланском доспехе, который настороженно оглядывался вокруг. Сначала Зальх считал, что Юнг просто-напросто трусит. Однако, узнав, что Густав опытный воин, который принимал участие в нескольких военных кампаниях и дрался с бодричами под Зегебергом, разграбленным варварами семь лет назад, он изменил свое мнение и для себя определил этого рыцаря как излишне острожного. – Зальх, ты от Байзена? – спросил Густав юношу. – Да, – Седрик пристроился рядом с Юнгом. – Он велел поторопиться. – Не получается, – рыцарь поморщился, – последние телеги самые плохие и еле плетутся, и овец не бросишь. Да и вообще, на месте нашего пфальцграфа, я бы не торопился. – А почему? – заинтересовался Седрик. Юнг мог бы не отвечать мальчишке, который неплохо орудует мечом, но не имеет боевого опыта. Однако на него что-то нашло, и он решил с ним поговорить: – Потому, юноша, что бодричи очень сильные противники и их нельзя недооценивать. И еще по той причине, что они нас ждали. Ты многого не знаешь, Седрик, а я постоянно общаюсь с гонцами из других отрядов и нашими рыцарями из авангарда. У передовых сотен уже имеются потери, в основном от ловушек: волчьих ям на дорогах, самострелов на тропах и вражеских стрелков, бьющих из леса. Однако у нас, по сравнению с соседями слева и справа, дела идут неплохо. – А что у соседей? Они уже вступили в бой? – В том-то и дело, что нет. Но погибших уже больше двух сотен. В одной деревеньке фуражиры нашли запасы отборного зерна и стали кормить лошадей, а оно оказалось потравлено. Позавчера вечером был обстрелян отряд Хартвига фон Штаде, и бодричи использовали какие-то стрелковые машины, которые были спрятаны в лесу. Один залп и войско Штаде потеряло почти полсотни человек. Наши воины сунулись в лес, а там враги, которых видимо-невидимо. Слева вдоль моря идут вассалы Адольфа Гольштейнского и Германа фон Шталека, которых должны поддержать даны. Вот только викингов нет, а вместо них есть варяги, которые в любой момент готовы высадиться на берег и ударить нам во фланг. А сегодня утром в ставку пфальцграфа проскакал гонец с серьезной охраной. Видел его? – Да, – подтвердил Седрик. – Так он сообщил, что идущие вслед за нами наемники из Мюнстера и Мерзебурга попали в засаду. Что характерно, нас бодричи не тронули и пропустили мимо, а пехоту встретили. Наемники пробились, но гонец сказал, что у них серьезные потери, а враги не оставили на поле боя ни одного своего трупа. О чем все это говорит? – Не знаю. – Это свидетельство того, молодой Зальх, что венеды готовы к битве и хорошо организованы, и у меня складывается ощущение, что мы идем в ловушку, которую наш Фридрих не видит или не хочет видеть. Это печально, ибо эта неосторожность для всех нас может окончиться очень плохо, а мне хотелось бы еще немного пожить. Так что не расслабляйся, смотри в оба глаза и будь готов к неожиданному нападению. Венеды, сволочи такие, когда слабее нас, уходят от прямого боя и бьют исподтишка. Это нечестно, но очень действенно. – Я учту это, – произнес Седрик и подумал, что он прав, Юнг излишне осторожен и зря считает бодричей серьезными противниками. Войско германцев шло до самого вечера, и команда остановиться прозвучала лишь в первых сумерках. Лагерь был разбит невдалеке от заросших лесом руин древнего варварского города Рерик, который свыше трехсот лет назад разрушили датчане. Рядом находился берег глубокого озера, и на другом конце этого обширного водоема располагалась столица бодричей город Зверин. Еще два-три дня и армия Фридриха Саксонского, к которой присоединятся отряды наемников, а так же дружины католических епископов и архиепископов, подойдет к стенам вражеского города. После чего будет решительный штурм и славная победа. В чем-чем, а в этом Зальх был уверен. Точно так же как и в том, что отряды Хартвига фон Штаде обойдут столицу врага с другой стороны и не позволят князю Никлоту сбежать со всеми своими несметными богатствами к соседям. Ну, а войско графа Адольфа Гольштейнского в это время возьмет прибрежную крепость бодричей Дубин. Так должно было случиться, по мнению Седрика, и только одно по-прежнему терзало его душу. Он сомневался в том, что успеет принять участие в сражениях с дикарями, а раз так, то это могло отдалить вожделенное рыцарское звание, которым он грезил с самого раннего детства. Наступила ночь. Обоз встал на окраине лагеря, и сервы-возницы вместе со слугами рыцарей поставили палатки, а затем разожгли костры. Соломой Седрик обтер своего бедного мерина и повесил на его морду торбу с овсом. С припасами в войске саксонского пфальцграфа все было хорошо, а охранники обоза, как водится, имели доступ ко всему самому лучшему. И это был плюс, который хоть как-то примирял Зальха с тем, что он не на острие наступления, а вынужден идти в арьергарде. Привязанный к одной из телег старый мерин медленно, словно нехотя, перебирал губами овес, а Седрик направился к ближайшему костру, от которого доносился аппетитный запах ячменной каши с бараниной. Здесь расположились такие же, как и он сам, молодые отпрыски бедных рыцарских родов, блондинистый крепыш Отто Ребиндер, рыжий и сухопарый умник Гуго Ландсберг и худой словно палка долговязый Эдуард Лиделау. Все они, подобно Седрику, жаждали большого сражения, и за ужином еще раз посетовав на судьбу и трусость бодричей, не желающих выйти против германцев на “честный бой” семь-восемь тысяч против тридцати, молодые воины легли спать. Седрик расстелил на земле снятый с одного из возов полог, положил под голову потертое седло, скинул прохудившиеся на носке сапоги и размотал сырые портянки. Потом он пристроил сбоку свой меч и кинжал, с завистью покосился на отличную палатку Байзена, и стал проваливаться в сон. С озера тянуло сыростью. Всхрапывали лошади и перекликались караульные воины. Рядом с Зальхом храпел Отто Ребиндер, а невдалеке шумели листвой деревья. Все хорошо... Хорошо... Хорошо... Крепкий и спокойный сон юноши был прерван после полуночи. Что-то разбудило его, и он не мог понять, в чем дело. Вроде бы, все как обычно. Однако что-то не так. Тихо он откинул в сторону полог и проморгался. Рядом багровыми углями тлел затухающий костер, и прохладный ветерок заставил его поежиться. Тревогу никто не поднимал и только верный мерин, на котором батюшка изъездил половину Европы, почему-то бил копытом. “Старая кляча! – со злостью подумал Седрик. – Надо встать и всыпать ей пару тройку ударов палкой по костлявому хребту, чтобы не чудила. Хотя нет. Лучше попробую успокоить животину, а то помрет еще и придется мне к Зверину идти пешком”. Юноша хотел подняться, но рядом кто-то захрипел и, слегка повернув голову, он увидел, что над спящим Гуго Ландсбергом возвышается человек, руки которого находятся под его накидкой. Тело товарища дернулось, и Гуго резко дернул ногами. Затем снова раздался хрип, а неизвестный человек сделал шаг по направлению к Отто Ребиндеру, и в его руках что-то блеснуло. “Это кинжал!” – дошло до Седрика и его правая ладонь легла на рукоять меча. Все мысли юноши куда-то улетучились. В голове было пусто, а короткие волосы на голове Зальха зашевелились. Он не знал что делать. Однако это знало его тело. – Враги! – вскакивая на ноги и выхватывая из ножен клинок, прокричал Седрик и бросился на ночного убийцу. Человек с кинжалом, нечто совершенно неразличимое, практически тень, отскочил в сторону с его пути. После чего босой ногой юноша толкнул в бок Ребиндера и снова закричал: – Тревога! К оружию! Гуго проснулся. Раздались встревоженные голоса обозников и воинов охранной сотни, а затем зазвенела сталь, и крик Седрика подхватывали все новые люди. В костры кидался собранный на утро хворост и, оглядевшись, Зальх понял, что неведомый убийца исчез. Однако он был не один. Враги уже находились в германском лагере, и вроде бы их было немного, но казалось, что они повсюду. – Берегись! – услышал юноша окрик одного из воинов сотни и резко обернулся. На Седрика бежал русоволосый дикарь в добротной кожаной броне и у него был топор. Без раздумий, как учил отец, Зальх скользнул навстречу противнику и принял разогнавшееся тело на клинок. Оружие прадеда не подвело и вспороло мясо язычника. Противник навалился на германца, и они покатились по холодной земле, которую прикрывала редкая травка. На лицо и одежду Седрика потоком полилась кровь, и он что-то закричал. Затем он столкнул с себя тело венедского ровесника, первого убитого им человека, и поднялся. В лагере царил хаос. Горели палатки и мало что понимающие воины Фридриха Саксонского, еще не отойдя ото сна, вступали в бой с врагами. Седрик не знал, что ему делать и чьи приказы выполнять, куда бежать и кого рубить. Рядом находились только Гуго Ребиндер и Эдуард Лиделау, которые стояли рядом с мертвым Ландсбергом. Ступни ног холодила еще не прогревшаяся земля и, воспользовавшись краткой передышкой, юноша намотал на ноги портянки, и обул сапоги, а потом натянул на себя пропотевший дырявый поддоспешник и кольчугу. Он сделал это вовремя, так как невдалеке раздался командный рык Густава фон Юнга: – Все ко мне! Байзен убит! Принимаю командование сотней на себя! Живее! Бодричи наступают! Седрик схватил щит и шлем, нахлобучил шапку на голову и бросился к своему мерину, но Лиделау дернул его за рукав: – К дьяволу лошадей, Седрик! Сейчас ночь, куда ты скакать собрался!? Потом своего дохляка возьмешь! Поспешим! Тройка молодых воинов помчалась на голос ветерана, и вскоре они оказались рядом с небольшим костром, возле которого Юнг собирал воинов. Под ближайшей телегой Седрик заметил плащ рыцаря и подумал, что осторожный Густав ночевал здесь, среди возниц, которых бодричи не тронули. Юнг, который уже был в полном боевом облачении, увидев их, и спросил Зальха: – Где ваш четвертый? – Убит, – ответил Седрик. – Понятно. Слушайте меня. Боевое охранение вырезано. Варвары наступают от леса, и если мы останемся на месте, нас сомнут. Поэтому отступаем в центр лагеря. На обоз плевать. Перегруппируемся, соберемся в кулак и отобьем повозки. Все за мной! Юнг устремился к шатру пфальцграфа, а молодые аристократы и два десятка воинов, которые сбежались на зов рыцаря, бросились за ним. За спиной германцев из темноты на лагерь накатила волна из человеческих тел и, оглянувшись, в свете костров, Седрик разглядел врагов. Вид наступающих венедов, которые кричали непонятные слова, среди которых прорывались имена демонов “Святовид!” и “Перун!”, был ужасен. Поджилки Зальха затряслись, но он не остановился и машинально отметил, что варвары превосходно вооружены и почти у каждого воина есть броня. “Что-то они не сильно похожи на дикарей”, – на бегу, подумал Седрик, но сосредоточиться на этой мысли не получилось, ибо не время и не место. – Шевелитесь! – перекрывая рев венедских глоток, прокричал Юнг. – Если хотите жить, бегите! Древняя кольчуга, которую Зальх не успел подогнать, звенела и колыхалась. Зажатый в руке меч едва не пропорол бедро впереди бегущего воина, а щит бил по левому боку. По всему лагеря кипели жаркие схватки, но небольшой отряд Юнга в них не встревал и проносился мимо вспыхивающих шатров, беснующихся лошадей и сражающихся людей. Воины шли за тем, кто указывал им путь, а Густав понимал, что остановка равнозначна гибели. Наконец, остатки тыловой конной сотни достигли центра, где вокруг знамени пфальцграфа собирались отряды. Здесь Седрик смог перетянуть кольчугу ремнем и сразу же встал в строй воинов, которые выдвигались навстречу противнику. Плечом к плечу с Зальхом стояли незнакомые люди, судя по всему, наемники. Куда делся Юнг и его воины Седрик не видел. Ночная суета раскидала всех в разные стороны, но, наверняка, товарищи по сотне были неподалеку. – К бою! – разнесся над строем пехотинцев чей-то зычный голос. Наемники выставили перед собой копья и прикрылись широкими щитами, и Седрика оттеснили во второй ряд к меченосцам. Сквозь щель между спинами людей юноша увидел наступающих бодричей и он ожидал, что язычники бросятся на германцев без всякого промедления. Однако венеды остановились и в немцев полетели невидимые на фоне темных небес стрелы, которых было очень много. Рядом с Седриком упал пораженный в шею воин, и юноша вскинул щит. В него тут же ударилась стрела, а следом еще две. Затем в первой шеренге свалился копьеносец и перед Зальхом оказался вражеский боец, пожилой мужчина в отличной пластинчатой броне и с шестопером в руках. Щит Седрика опустился и его сотряс мощный удар. Левая рука, словно отсохла, но юноша не обратил на это внимания. Бывает. Так и должно быть. После чего его клинок метнулся в тело врага, но тот с легкостью отбил выпад германца и снова ударил Зальха. Железный шестопер с острыми гранями быстро проскочил над щитом германца и мог ударить благородного молодого человека в лицо. Это была бы мгновенная смерть, но каким-то чудом, не иначе, благодаря божественному проведению, Седрик смог уклониться и оружие венеда лишь слегка задело его левое плечо. Острая и резкая боль пронзила все тело юноши, и он громко вскрикнул. Бодрич снова занес свое оружие и приготовился добить его, однако Зальха вовремя прикрыл кто-то из наемников. Снова Седрик оказался во второй линии и, стиснув зубы, он попытался прорваться вперед, навстречу врагам. Однако его оттолкнули раз и другой, а потом, по резкому сигналу трубы, бодричи отступили. Волна из облаченных в железо тел откатилась в темноту, и опять в германцев полетели стрелы, от которых Зальх прикрывался пробитым щитом. Оперенная летучая смерть пыталась добраться до него, но все было бесполезно. Потом обстрел прекратился, однако венеды не наступали. Лагерь полыхал сотнями огней, и больше всего их было там, где находился обоз с продовольствием. Мука и крупы, масло и жиры, вяленое мясо и солонина – все это превращалось в пепел или становилось совершенно непригодным для употребления в пищу. Отары овец и часть лошадей была угнана коварными и нечестными врагами в леса. Так что, по сути, войско лишилось почти всех своих запасов продовольствия, которое по весне необходимо настолько, что продолжение похода ставилось под большой вопрос. Молодой Зальх понял это не сразу и сначала едва не закричал про славную победу. Но, посмотрев на хмурые лица воинов, а затем, прислушавшись к их разговорам, он решил, что если кому-то и присуждать победу, то только бодричам, которые не собирались уничтожать войско пфальцграфа Фридриха именно в эту ночь. Венеды могли позволить себе неторопливость, ибо у них с продовольствием все было в полном порядке, а войску католиков предстояло либо без славы вернуться домой, либо выйти на соединение с отрядами Хартвига фон Штаде и все же взять Зверин. До утра больше никто не сомкнул глаз. К лесу были выдвинуты сильные отряды наемников, которых несколько раз обстреливали венедские стрелки. Рядовые воины собирали разбежавшихся по окрестностям лошадей и перебирали уцелевшие припасы. Остатки охранной обозной сотни вернулись к месту своей стоянки и Густав Юнг, не долго думая, ударил выживших молодых дворян мечом по плечу. С этого момента они стали настоящими рыцарями и первое дело, которое поручил им командир, это захоронение воинов своей сотни, а так же сбор всего сохранившегося и не украденного язычниками оружия и доспехов. Рассвет наступил как-то внезапно. Сначала от озера накатила волна тумана и, спрятавшись в этой мутной пелене, бодричи нанесли еще один удар по лагерю германцев, только в этот раз не от леса, а со стороны Рерика. Врага отразили, но опять с немалыми потерями. Ну, а затем немного развиднелось, туман быстро рассеялся, и солнце озарило окрестности своим ярким светом. К этому моменту мертвые воины были собраны и полтора десятка сервов и возниц, которых венеды не тронули, стали рыть общую могилу. Мягкая земля, которую вспарывали деревянные лопаты, темными кучками вылетала из большой ямы на поверхность, а Седрик стоял рядом. Он смотрел на тело Байзена, которому будто свинье, вскрыли горло прямо в его палатке, и думал о том, что война, как и любое дело, имеет свою некрасивую сторону. Словно чувствуя или понимая, о чем размышляет свежеиспеченный рыцарь, стоящий за спиной юноши фон Юнг окликнул его: – Седрик, хватит смотреть на мертвых. В этом нет ничего хорошего. Грязь, кровь и вонючие кишки, про которые не поют в балладах. Иди сюда. Зальх подошел к Густаву. Следом появились Ребиндер и Лиделау. Ветеран смерил их суровым взглядом, а затем кивнул на гору из оружия и доспехов, усмехнулся и сказал: – Выбирайте себе мечи и броню по вкусу. Впереди немало боев и хорошее вооружение вам понадобится. – Но это ведь не наше, – разглядывая окровавленные кольчуги и панцири, произнес Ребиндер. – Теперь ваше, потому что нашим друзьям на том свете железо ни к чему. Делайте, что сказал, и будьте готовы к тому, что вскоре мы продолжим наш путь. Опытный Густав фон Юнг оказался прав. К полудню подошли отряды священнослужителей и наемной пехоты. Фридрих Саксонский и его приближенные приободрились, и когда войско схоронило несколько сотен мертвецов, было приказано продолжить наступление на Зверин. Германские отряды выходили на широкую дорогу, которая шла вдоль озера и Седрик фон Зальх, который так и не нашел своего мерина, зато получил превосходный панцирь Байзена и его шлем, а так же отличный стальной меч одного из воинов, зашагал на юг. Вот только шли германцы недолго. Всего через пару часов они уперлись в недавно построенную крепость, про которую никто не знал. Обходить ее пришлось бы по оврагам и дремучим чащобам, а взять укрепление немедленным штурмом, не представлялось возможным. Войско католиков остановилось, а ночью опять пришли венедские налетчики, и начался кошмар, который унес новые жизни, и продолжался до очередного рассвета.