Золото империи. Золото форта - Вадим Александрович Ревин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Билый слегка напрягся внутренне. «Неужто Ванина…» – но мысль прервалась за ненадобностью догадок. В дверном проеме показалась фигура его друга со скрещенными, как и у Миколы, за спиной руками. Суздалев немного замешкался на пороге, за что получил неслабый тычок в спину от Пичугина.
– Пшол, вашблагродь! Перед смертью не надышишься! – Полицейский сказал это с особенным злорадством, вкладывая в каждое слово приличную долю яда.
Граф обернулся, смерил своего конвоира презрительным взглядом, пытаясь выглядеть и здесь орлом. Не очень получалось. Снобизм разбился о стенки каземата и непрошибаемого полицейского. Казак не выдержал, поморщился.
– Эй! – негромко крикнул Микола. – Угомонись, мил человек! – Криво усмехнулся. – Мне терять нечего, сам понимаешь! – Билый пожал плечом, подтверждая свои слова. В голове мелькнула мысль, что умереть за односума не так уж и плохо. Тем более никакой бестолочи не позволено издеваться над боевым офицером. Даже словами. За то плетьми и палками бьют сквозь строй.
Окрик казака подействовал на Пичугина отрезвляюще. В туго соображающей голове в один миг всплыла сцена, когда этот подъесаул ловко впечатал его, пичугинский лоб, в стену. Голова тогда еще долго болела, и лиловая шишка, как напоминание, украшала лоб.
Пичугин, вытаращив глаза, испуганно посмотрел на Билого, но ничего не ответил. Лицо Миколы выражало абсолютное спокойствие, даже легкая ухмылка отобразилась на губах. Большие пальцы полицейского добела сжались на кольце со связкой ключей.
– Спасибо, Микола! – выдавил из себя Суздалев. – А то этот амбал и до эшафота не довел бы. Удушил где-нибудь в темном коридоре!
– Скорее, репу заставил бы есть. Ишь, как смердит от бывалого, – сказал казак и подмигнул графу. Тот растерянно кивнул, ничего не поняв, так и не научился запахи распознавать. «Теперь уже поздно. И не научится», – подумал Билый и вздохнул.
– Не положено, господа офицеры! – заметил охранник, сопровождавший Билого. – Никак не положено! Ступайте молча, один за другим!
– Да какие то офицеры?! – оскалился Пичугин. – Без погон-то!
– Опять? – недобро спросил казак, замирая на миг. – Лучше не продолжай.
– Да молчите вы, господин урядник. Не доведем же! – забеспокоился второй конвоир. – Потом не отмоемся!
– И так не отмоемся, – зло протянул Пичугин.
Билый с Суздалевым переглянулись. «Да, Ваня! – подумал Микола, глядя на то, в каком неприглядном виде находится его друг. – Ты ли это?! Что с тобой ночь сделала? Думы твои? Ну нельзя же так!»
Всегда выбритое до синевы лицо капитана выглядело осунувшимся, усталым. Темно-русая густая щетина покрывала скулы. Мундир, сшитый по случаю праздничной прогулки государя, был в изрядно помятом состоянии, несколько пуговиц оторваны. Ко всему этому типичная веселость графа скрылась за толстой маской горемычности. Суздалев был больше похож на старика, прожившего свою жизнь, которому все равно, что будет с ним дальше.
– Эх, Ваня! – Билый покачал головой и, гордо подняв голову, пошел дальше. Суздалев пристроился за ним. Следом шел охранник, выводивший Миколу из камеры, несколько сбоку следовал Пичугин, диким зверем взирая то на своего обидчика, то на графа.
– Сатрапы! – пыхтел он сквозь зубы. – Была бы моя воля…
Казак сделал вид, что не услышал.
– Не болел бы я так тяжко с похмелья, уж я бы непременно вам показал напоследок, – похорохорился еще немного Пичугин. И видя, что никто не ведется на его бормотания под нос, успокоился.
Далее шли молча.
Казалось, что коридор не имеет конца и время потеряло счет. Билый скосил глаза. Суздалев постепенно брал себя в руки. Опять нес голову гордо. Может, его спокойствие передалось другу.
– Стоять! – раздался вдруг громогласный оклик Пичугина. Он отворил ключом массивную металлическую дверь, и снаружи в темноту прорвался яркий солнечный свет. Узники зажмурились, отведя головы немного в сторону. От долгого сидения в темных камерах без достаточного освещения глаза отвыкли от дневного света. Билый первым, через прищур своих слегка раскосых глаз, посмотрел наружу. Глаза понемногу привыкли к яркому свету.
– Вперед! – вновь раздался голос Пичугина. Суздалев, несколько раз моргнув, мотнул головой, будто стряхивая с волос что-то, и медленно последовал шаг в шаг за Миколой.
– Вот и свобода! – негромко произнес подъесаул, выходя через открытую дверь наружу. – Свобода, но не для тебя, казак! Не для тебя!
Он оглянулся назад. Суздалев стоял, поддерживаемый обоими охранниками. То ли нервы сдали окончательно, то ли яркий солнечный свет подействовал оглушающе после заточения в каземате, то ли близкое присутствие виселицы, но граф, выйдя наружу, ослаб в ногах и стал оседать на землю, теряя сознание. Крепкие руки охранников подхватили его. Пичугин своей ладонью-лопатой несколько раз хлестнул графа по щекам, приводя в чувство. Полицейский даже не смог сдержать радостной улыбки, видя чужую слабость.
– Ваше сиятельство, – улыбаясь, произнес Микола. – Вам бы сейчас не на эшафот всходить, а аккурат в лазарет. Или на воды, в пансионат. В Италии, говорят, хорошо.
– Домой хочу. К Лизоньке.
– Не заговаривайся, друг. Возьми себя в руки!
– Разговорчики! – рявкнул Пичугин, встряхивая Суздалева. – По зубам настучу! Не гневите Бога! Настучу же! Что же вы такие неугомонные?!
Графу стало легче, и он уже мог ровно стоять на ногах. Билый снисходительно взглянул на Пичугина. Тот, не выдержав взгляда казака, отвернулся и что-то сказал второму охраннику. Младший конвоир кивнул головой и, подойдя к двери, захлопнул ее и провернул ключ в замочной скважине.
– Вот и нет пути назад! – Билый посмотрел на Суздалева. – Помнишь, Ваня, как под Плевной?! Там тоже пути назад не было, да и конец тоже схож. Только под Плевной душа к Господу во славе вознеслась бы, а здесь как собак нас с тобой вздернут и зароют неизвестно где. Вот уж поистине: пути Господни неисповедимы.
Суздалев поник головой:
– Ну и шутки у тебя, Микола. Жить осталось раз-два и обчелся, а ты все свое!
Билый ничего не сказал в ответ. Они стояли в яме, похожей на неглубокий ров, из которой вели наверх земляные ступени. Задрав голову, Микола посмотрел на голубую синь небес, и мысли его на короткое время унеслись к реке Марте, родной станице. «Ведь там сейчас то же синее небо, солнечный свет, заливающий горы, плавни. Кавуны да кабаки спеют. Девки с казаками хороводы водят, лезгинку танцуют. Эх!»
– Ну что, Ваня, друг мой боевой! Двум смертям не бывать, а одной не миновать, так, что ли? – Микола грустно взглянул на своего односума. Тот совершенно отрешенным взглядом смотрел сквозь него, сквозь здание каземата, словно привидение
