Русские вопреки Путину - Константин Крылов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вторая иллюзия состоит в том, что избавиться от плохого к себе отношения можно нытьем и жалобами, и чем громче это нытье и жалобы, тем лучше. «Не бери в голову» – вот единственный добрый совет, который может дать один русский человек другому, униженному или оскорбленному какими-нибудь очередными «сильненькими». Но если мы хотим когда-либо подняться, следует оставить эту привычку навсегда. Заметим, что абсолютно все агрессивные народы (от англичан до японцев) имеют в своей национальной культуре запрет на выражение отрицательных чувств.
Далее, следует развивать в себе вкус к насилию, мести, доминированию. Тут есть только один путь: пробовать. Это как водка: на первый раз неприятно, а потом нравится. Русским, правда, никогда не давали достаточно власти, чтобы они не смогли ее распробовать. И, опять же, не стоит подсаживаться на вредную сивуху мелкого бессмысленного самоутверждения. Размениваться на мелочи в таких вопросах не стоит: продавать право первородства за чечевичную похлебку невыгодно даже с точки зрения удовлетворения сиюминутных потребностей, так как одной похлебкой сыт не будешь. В этом смысле всякое доморощенное «скинхедство», призывы «бить черных», бытовой антисемитизм, и прочие развлечения в том же духе, плохи тем, что все это мелкая возня, которая и национальной гордости не утешает, и национальное достоинство роняет.
То же самое касается и такой извечной русской проблемы, как робость. Русские очень не любят наглых людей и всегда им уступают. Опять же, вкус к наглости надо развивать. Возможно, мы никогда не переплюнем по этому параметру евреев или кавказцев, у которых это «от бога». Но, по крайней мере, не будем так безнадежно отставать, как сейчас, когда любой вертлявый инородец может оттереть русского человека плечиком, влезть везде первым, все прихапать и всем попользоваться, пока русский будет ждать своей очереди. Не надо ждать милостей от природы: взять их – наша задача.
Наш народ, говорят, талантливый. Может быть, он одолеет и эту науку – если, конечно, до того его не затравят и не замордуют окончательно. Но если все-таки нет, мы когда-нибудь станем другими. Такими хорошими, добродушными людьми, у которых будет много хороших друзей, ну и немножечко хороших врагов, чтобы не терять формы.
Но пусть их все-таки будет немного.
Примечания
1
Из этих издержек стоит упомянуть хотя бы разрушение Центральной России, колыбели русского народа. Часть территории была просто физически уничтожена (например, затоплена: «пошла под электричество»), часть просто разорена. Деструкции подверглась и социальная структура: все, что делалось на территории России, было несовместимо с нормами русской жизни. Наконец, на символическом уровне, центральный район был унижен так, как не посмели бы унижать ни одну «союзную республику»: достаточно вспомнить то, что практически официальным названием сердца России стало слово «Нечерноземье». Это было логичным следствием политики «пригибания» русских, «мягкого русоцида», проводимой союзным руководством со времен Хрущева (который весьма проницательно обозначил это как «возвращение к ленинским нормам). Сейчас Центральная Россия представляет собой огромный пустырь. Все старейшие русские города, кроме Москвы, являются «черными дырами», зонами антиразвития.
2
Интересно, что именно эта сторона дела сейчас вспоминается с трудом. Отчасти это объясняется тем, что в современном «дискурсе» советский период освещается крайне искаженно. Например, практически во всех художественных или документальных текстах, написанных сейчас о семидесятых, начисто отсутствует образ обычного партийца – не начальника и не тайного диссидента, а рядового обладателя партбилета. Между тем мировоззрение именно этого слоя людей и было определяющим, «задающим тон эпохи».
Если сравнивать «большевизм» времен тридцатых (и его последний всплеск в шестидесятые) с этим новым мировоззрением, то разница будет состоять вот в чем. Ранние большевики были людьми, настроенными на близкую и эффектную победу над капитализмом. Потом заговорили о «победе в конечном итоге» (то есть после дождичка в четверг). Поскольку же победа, отнесенная в неопределенное будущее, на нормальном человеческом языке называется поражением, возникает следующий слой риторики, уже чисто компенсаторный – «да, мы никого не победили и никогда не победим, мы даже никого не перегоним, мы будем вечно отстающими и отставание это будет только расти, зато мы сохранили…» (дальше начинаются ламентации на тему того, что же именно мы «зато сохранили»: «ценности народа», «духовность», «верность идеалам» и т. п.). Когда же ценность всего «сохраненного» опускается до нуля, происходит «перестройка».
3
Не «правила», не «управляла», а именно что командовала. Разница между этими словами есть, и существенная – но сейчас не будем об этом.
4
Совершенных к тому же лично каждым: теория немецкой вины была сформулирована в те годы, когда практически каждый немец дееспособного возраста либо воевал, либо имел воевавших родственников: в этом случае было уместно говорить о коллективной вине.
5
Реакцию обывателя предугадать нетрудно. Недалекий и сентиментальный, он будет ахать и плескать ладошками: «Пугачева вон фашизма боится, Аллочка наша Борисовна». Потом выйдет старенький Церетели, за сердце схватится, вспомнит фамилию: «Эты нэлюды фашысты хатят меня убыть за то что я грюзын! вах, как нэ стыдно!» Выйдет какая-нибудь учительница из Ставропольского края, тоже за сердце: «Я учу детей добру… а тут у нас фашисты по улицам ходят! Не место им на нашей земле! Сделайте же что-нибудь!» Муфтии, патриархи, популярные актеры, стоярдовые бизнесухи – все они хором взвоют: «Убей их всех, Путин, убей, посади их всех куда-нибудь в темный подвал». «Лишь бы не было русского фашизма, очень уж мы его боимся».
6
Кстати: если начальнички у нас не совсем глупы, то они будут передоверять Палате и кое-какие «добрые дела» (для возбуждения симпатий народа и успокоению рудиментов совести самих членопалов). Типа, Палата будет раз в год делать народу всякие ма-а-аленькие добрые дела – скажем, выбивать для каких-нибудь старушечек какие-нибудь копеечные льготки, выдавая это за огромные достижения.
7
В первом классе наша учительница задавала на дом такие странноватые задания, как «нарисовать бордюрчик» (то есть последовательность цветных фигурок карандашиком). При этом «бордюрчики» проверялись, и за отсутствие такового снижалась оценка за домашнюю работу.
8
Разумеется, это касается только элит. Однако, бывает, что покупают и простой люд – когда элиты упираются и не понимают намеков. Правда, в таком случае предлагают не дольче виту, а что-нибудь нематериальное – например, «свободу». См. события 1917-го в России или нынешний украинский оранжад. Но сейчас мы о другом.
9
Исключение – когда какой-нибудь научный центр полностью и напрямую контролируется западниками. Однако не стоит забывать, что даже такая «казалось бы очевидная» вещь, как удаленное программирование, в России не особенно развито: по сравнению с Индией все, что делается у нас, – это кошачьи слезки.
10
Примечание 2009 года: так и вышло.
11
Примечание 2009 года: опять же, так и вышло. Правда, мне не хватило духу сложить два и два – то есть написанное выше об уходе не от власти, а от ответственности, иначе я дошел бы до формулы «придет новый президент, но Путин останется» и нынешней «тандемократии».
12
Последние террористические организации, работавшие в подобной стилистике (например, группа Баадера – Майнхоф), были ликвидированы в восьмидесятых годах прошлого века.
13
Аристотель определял «человека» как zoon politikon.
14
Учтем при этом, что «правителем» в классическую эпоху был, например, всякий семейный человек: права «мужа и отца» были ограничены кругом домочадцев, но в его пределах они были очень велики. Точно так же властью – хотя бы над самим собой, над собственной душой и ее порывами – обладал философ, которому вменялось в профессиональную обязанность демонстрировать особое самообладание (известное выражение «отнесись к этому философски» все еще удерживает этот оттенок значения). Тем не менее и семьянину, и философу приходилось постоянно оправдываться, парируя обвинения в «идиотизме», при помощи той или иной «диалектики» определяя свои занятия как своего рода общественное служение. При этом оправдания могли и не приниматься, а то и использоваться против самих оправдывающихся – о чем свидетельствует судьба Сократа.
15
Российское общество по всем основным параметрам – начиная от основ государственного устройства и кончая половозрастной структурой населения и основными характеристиками его воспроизводства – должно быть отнесено именно к современным обществам (точнее, к «обществам модерна»). Разумеется, можно утверждать, что это нищее, неудачливое, «дурно исполненное» современное общество. Его только нельзя отнести к какому-либо иному типу обществ (допустим, «традиционных»).
