Удивительный взгляд (ЛП) - МакШейн Мелисса

— Я постараюсь увидеть место, где скоро будет печатный станок, и надеюсь, что смогу также узнать, когда он будет там, — сказала она. Казалось, у нее не было сил подняться. Что ж, сон не требовал, чтобы кто-то стоял. Остальные собрались вокруг нее, глядя на нее сверху вниз, пока она не почувствовала себя так, словно была окружена гигантскими статуями, нависшими над ее лежащим телом.

— Это может подождать до завтра, — сказала Сеси. — Ты выглядишь так, словно вот-вот потеряешь сознание.

Она вглядывалась в их лица, пока не наткнулась на лицо мистера Ратлиджа, которое ничего не выражало.

— Ты знаешь, что я должна сделать, — сказала она ему.

Он кивнул.

— Миссис Барэм, завтрашний день может принести все, что угодно. Я понимаю ваше беспокойство, но я думаю, что миссис Уэстлейк знает об опасности.

Сеси выглядела ужасно измученной.

— Последний раз. Я обещаю, — сказала София. Сеси наконец кивнула. София закрыла глаза и подумала: «Покажи мне пресс» — и снова погрузилась в сон.

Она так привыкла видеть Бейнса в этих снах, что удивлялась, когда его не было видно сразу. Печатный станок занимал место в углу безликой комнаты, его паучьи конечности разбрасывали листы банкнот во все стороны, где они исчезали, прежде чем упасть на землю. Операция лорда Эндикотта становилась все более эффективной. София медленно повернулась и увидела, что Бейнс стоит позади нее, его красивое лицо уже начало расплываться. Как странно, что так много злодеев из этой сказки выглядели как люди, с которыми хотелось бы сидеть рядом за обеденным столом, но в душе были злыми и уродливыми. За ним находилась вторая дверь сна. Она поспешила мимо него и приложила ладонь к двери.

Комната за ней была расплывчатой и невыразительной, но в одном углу стоял пресс, а в другом — Бейнс, теперь более солидный, и еще одна дверь из сна. София огляделась в поисках обычной двери, пусть даже не более чем контура, который мог бы связать эту комнату с внешним миром, но ничего не увидела. Она потерла виски или попыталась это сделать; она была такой же бесплотной, как и все остальное во сне, и сказала себе, что ее тело во сне ничего не чувствует, не говоря уже о головной боли, которую ее живое тело испытывало весь день. Она подошла к двери сна и прошла через нее. Пресс, Бейнс, дверь сна, но комната была тверже и четче очерчена, и в стене была еще одна, обычная дверь, ее резная лепнина так хорошо выделяла ее из слегка туманных стен, что она легко открыла ее, а затем выскочила через нее, прежде чем та успела исчезнуть.

Неосвещенный сон был слишком ярким, а окружающий пейзаж слишком темным, и ей пришлось на мгновение замереть, чтобы не упасть, потому что ей становилось все труднее игнорировать боль своего реального тела и держать себя надежно привязанной ко сну. Ее невыносимая головная боль пыталась расколоть череп пополам, и все вокруг было покрыто бледно-красными кольцами, но она заставила себя сосредоточиться на окружающем. На этот раз эффект рисования ребенка был более выраженным, и все, на что она смотрела, колебалось, заставляя красные кольца вокруг него дрожать вызывающим тошноту способом. «День, какой сегодня день», — подумала она и, спотыкаясь, вышла на улицу в поисках эфемеры.

Первая же газета, которую она схватила, исчезла прежде, чем она успела увидеть что-то еще, кроме заголовка «арестована миссис Уэстлейк!!!» Еще одна острая боль пронзила ее голову, и ее спящее «я» дернулось, заставляя ландшафт изгибаться и закручиваться, пока она не заставила его вернуться на место достаточно долго, чтобы установить свое местоположение в бодрствующем мире и сопоставить его с одним из мест, которые она определила.

Она нашла еще одну газету, на этот раз лежащую в канаве, полустертую, но схватила ее и прочла дату, как раз когда ее спящее тело содрогнулось и вытолкнуло ее из сна. Она снова дернулась, и тут же чьи-то руки поддержали ее, удерживая на месте.

— Уайтчепел, — выдохнула она, думая, что ослепла, прежде чем поняла, что ее глаза закрыты, и она не может их открыть. — Поздно вечером, послезавтра. Я видела половину солнца, — сказала она. Потом все стало красным, потом черным, боль прошла, и она уснула.

Когда она снова открыла глаза, то обнаружила, что лежит в своей комнате, полностью одетая, на кровати. Дафна сидела рядом с ней, непривычно неподвижно, сложив руки на коленях и не сводя с них глаз. Она подняла голову, когда София зашевелилась, и сказала:

— Тебе еще рано вставать.

— Я думаю, что не смогла бы встать, даже если бы захотела, — сказала София. — Сколько сейчас времени?

— Половина седьмого. Ты голодна?

У Софии заурчало в животе.

— По-видимому, да, — сказала она с добродушным юмором, а затем добавила: — Что-то не так, Дафна?

Дафна покачала головой.

— Все в порядке.

— Ты определенно не в духе. Ты голодна?

— Не совсем так.

София приподнялась, чтобы опереться на локти. Боль в голове уменьшилась, когда она это сделала.

— А где все остальные?

— Сеси и Мистер Барэм в гостиной. Сеси была здесь около часа назад. Мистер Ратлидж… я все еще не могу поверить, что он шпион… ну, не совсем шпион, но он определенно не тот, кем кажется, не так ли? Хотя теперь, когда я это говорю, я не совсем понимаю, кем он кажется, просто не… во всяком случае, мистер Ратлидж уехал, чтобы организовать поимку Бейнса.

— О. Это хорошо. Мне придется послать ему подробную информацию о месте. — Она чувствовала себя странно опустошенной из-за того, что он ушел, не попрощавшись, хотя как он мог сделать это, пока она была без сознания, оставалось загадкой. Затем она села поудобнее, не обращая внимания на мимолетную боль, пронзившую ее голову, и сказала: — Я хочу быть там, когда они схватят Бейнса.

— Мистер Ратлидж сказал, цитирую: Ни за что на свете я не возьму вас с собой в Уайтчепел ночью. Я сказала ему, что он несправедлив, и что я расскажу… в общем, он отказался, но оставил тебе вот это. — Она взяла с прикроватного столика мужское кольцо и протянула его Софии. — Он сказал, что не возражает, если ты позаимствуешь его глаза.

Это было тяжелое золотое кольцо, оправленное в плоский оникс без рисунка, такое же простое, как и все остальное в гардеробе мистера Ратлиджа. Повинуясь прихоти, София надела его на свой средний палец в перчатке, самый большой палец, где оно свободно висело. «У него такие большие руки», — подумала она и вспомнила, как он схватил ее за руку, как наяву, так и во сне, и сняла кольцо, чувствуя себя неловко от того, что это воспоминание согрело ее.

— Я постараюсь найти его в видении позже, — сказала она, кладя кольцо обратно на стол, — но сейчас, я думаю, нам нужно поесть.

— Нет, меня ждут дома, но я вернусь послезавтра вечером, и надеюсь, что ты расскажешь нам все в точности, что увидишь, — сказала Дафна, и к ней вернулась прежняя жизнерадостность. Она поколебалась, потом обняла Софию и прошептала: — Пожалуйста, не делай этого снова. — Дафна отпустила ее и исчезла.

София откинулась на подушку и уставилась в потолок. «Я так много времени провожу, лежа на спине», — подумала она и чуть не подавилась смехом, подумав о том, что это предложение может быть неверно истолковано. И все же это была правда. Неужели только необходимость защитить себя от лорда Эндикотта привела ее к этому? Конечно, она не всегда была так поглощена мечтой. Нет, только после смерти Ричарда она стала проводить так много времени во сне или в видениях, и когда она не упражняла свой талант, то думала о том, как использовать его.

Как бы выглядела ее жизнь, если бы Ричард был жив? Это был один из тех вопросов, на которые невозможно ответить, что-то, где будущее разветвляется так далеко от прошлого, что неизвестно, где оно могло бы закончиться. Возможно, у нее был ребенок. Возможно, это она погибла на поле боя, а не Ричард. Возможно, она не стремилась узнать тайну пиратов, а лорд и леди Эндерли сейчас находлись бы на дне Карибского моря.

Так много перемен зависело от смерти одного человека. Она больше не скучала по Ричарду; она даже могла признаться себе, что они оба были слишком молоды, чтобы жениться, и что они начали отдаляться друг от друга из-за давления военной службы. Мирного времени, когда оно, в конце концов, наступило, могло оказаться недостаточно, чтобы снова связать их вместе.