Спаситель мира - Андрей Анисимов

— Нет, господа товарищи, я поеду в «Издательский дом» искать Гурьевича.

Вот что я буду делать, — заплетающимся языком возразил Синицын.

— Тогда, капитан, бери машину, а то, грешным делом, завалишься где… А Трунин тебя не оставит. Хоть на ногах, хоть на четвереньках, но на место вернет.

— Что вы меня с этой водкой достаете? — огрызнулся Слава и направился в туалет. Там он подставил свой чуб под струю холодной воды и простоял так до тех пор, пока муть не ушла из его сознания. После чего вернулся в комнату, взял кейс и уже вполне твердой походкой молча покинул службу.

Капитан и Конюхов, проводили коллегу восхищенным взглядом.

— Однако мужик, — покачал головой Лебедев.

— Молодец капитан, — поддержал Гена. — Выпить полный стакан водки первый раз в жизни и так держаться надо уметь…

До особняка «Издательского дома» Слава добрался без приключений. Иногда его подташнивало, но и это скоро прекратилось.

Сегодня на вахте никого не было. Синицын поднялся на второй этаж и постучал в бухгалтерию.

— Входите, у меня не заперто. Денег здесь нет, только бумаги, — звонко отозвались за дверью.

Синицын открыл дверь и вошел. Бухгалтер Лида Смирнова сидела с отчетами.

Дело Рачевской шло с молотка, и бухгалтерию в связи с этим надо было приводить в полный порядок.

— Я бы хотел найти адрес и имя-отчество Гурьевича, — попросил Синицын, извинившись, что отрывает женщину от ее работы.

— Отчество вы его знаете, он Гурьевич, звать Семеном. Кажется, в честь Буденного папашка его окрестил. Ведь они в трех поколениях чекисты, а фамилия его Деев.

— Как Деев? — не понял Слава.

— Ну Деев и Деев. Что тут такого? Обычная русская фамилия.

— А при чем тут Гурьевич? — продолжал недоумевать Синицын.

— Как при чем? Отца у него Гурием звали. Он еще при Сталине в органах работал. Отцом Гурьевич очень гордится и детям с внуками эту гордость внушает.

Капитан Гурий Деев, по его рассказам, погиб со знаменем в руках, штурмуя белые бастионы. Сам Дзержинский ему орден на грудь вешал, а Иосиф Виссарионович Сталин ручку жал и за службу лично благодарил.

— Это после гибели, что ли? — решил уточнить Синицын. Он уже вспомнил фамилию Деева. Она возникла один раз в прологе романа Каребина «Спаситель мира».

— Откуда я знаю? У меня и так голова кругом… — не без раздражения заметила Смирнова. — Вы, товарищ следователь, посидите с отчетом издательства недельку, и у вас головка поплывет. Тут головоломки похлеще ваших детективов.

Синицын еще раз извинился и, записав адрес Деева, поспешил оставить Лидию Смирнову в покое. Выйдя на улицу, он внимательно перечитал домашний адрес охранника и поехал в Нагатино. С несколькими пересадками на метро, затем еще на автобусе добрался до новенькой девятиэтажки. Посмотрев на часы, понял, что пенсионера он дома застать может, но работающих членов семьи в шестнадцать часов будничного дня вряд ли. Однако ошибся. Дверь отворил молодой мужчина лет тридцати пяти и, посмотрев документ Синицына, пригласил его в гостиную.

Усадив следователя в кресло, он попросил прощения, сказав, что должен выключить компьютер, и удалился.

Слава остался один и принялся изучать убранство гостиной чекиста. На ковре над диваном висела огромная фотография, явно увеличенная с допотопного снимка.

На ней в полный рост представал чекист в кожанке, с нагловатой улыбочкой и папироской в углу рта.

— Это ваш дедушка? — спросил Слава, когда молодой хозяин вернулся.

— Да, это наш герой дедушка Гурий Иванович Деев, — подтвердил внук героя, усаживаясь в кресло.

— Я бы хотел поговорить с Семеном Гурьевичем, — пояснил цель своего визита Синицын.

— Папы уже три дня нет.

— Как нет? Он уехал? — удивился Слава.

— Я не знаю. Может, он у друзей, может, на даче. Папа никогда не говорит, где он. И не любит, когда мы спрашиваем. Это у него с работы такая привычка к таинственности осталась, — спокойно поведал сын бывшего чекиста.

Слава не очень себе представлял, как может исчезать неизвестно куда из дома пожилой человек и близкие при этом спокойны.

— И часто такое случается?

— Последнее время чаще, — кивнул отпрыск. — Папа вообще стал очень нервным, после того как всю ночь читал какие-то листки.

— А что за листки? — напрягся Слава.

— Да небось очередные разоблачения зверств НКВД, — усмехнулось чадо. — В последние годы этих разоблачений по горло. Только читай. А папе они очень на нервы действовали, но эти последние, видимо, совсем его доконали.

— А вы не знаете автора этих зловредных листков? — спросил Слава.

— Да они у него в столе. Я этой литературы не читаю. Хотите, я вам покажу, если вам это интересно?

— Очень интересно, — подтвердил Слава и, резво вскочив с дивана, отправился за молодым хозяином.

Тот провел его в комнату родителя. На полках красовались классики марксизма, включая полное собрание сочинений Сталина, Ленина и Маркса. На стенах висели фотографии и вырезки из прессы с портретами известных чекистов, а на письменном столе в золоченой рамке стояла та же фотография, что висела в гостиной, только небольшого размера. Слава понял, что этот снимок и есть оригинал.

Молодой хозяин выдвинул ящик письменного стола и подал Синицыну компьютерную распечатку романа Каребина.

— А вы сами случайно не читали это? — на всякий случай спросил следователь.

— Я же говорил, что никогда не читаю подобной литературы, — брезгливо поморщился сын чекиста.

— А можно мне почитать? — словно ребенок, за-видившей интересную игрушку, попросил Слава.

— Да берите, отец же уже прочел, — щедро разрешил сын.

— А если нет?

— Тогда эти листки лежали бы на столе. Отец никогда не убирает в стол то, что еще не дочитал.

Слава поблагодарил и быстренько покинул дом потомственных чекистов.

Выйдя из парадного, он позвонил дежурному в райотдел и попросил объвить Деева в розыск.

Яхта «Спаситель мира Стерн» покинула территориальные финские воды девятого мая. В двадцатые годы этот день еще не нарекли праздником Победы, поскольку о Второй мировой войне тогда не было и речи.

Вечером яхта вошла в порт Ревеля и стояла там три дня. Сходить на берег Стерны не могли, в Ревеле им должны были выдать шведские визы, а до этого времени они сидели на яхте и старались не попадаться властям на глаза. Не пускали на берег и команду. Лишь для шофера Шамиля капитан сделал исключение, разрешив парню навестить родственников, но дал ему на это только сутки.

Наконец документы были получены. Их на шлюпке доставил к борту яхты незнакомый Стерну субъект, прикрывший лицо капюшоном. Отдав пакет, он словно растворился в серой дымке северной ночи. И в тот же момент капитан приказал поднимать якорь.

В полночь «Спаситель мира» покинул ревельский порт и взял курс на Стокгольм.

Святослав Альфредович ночью спал мало, волновался: ему предстояло впервые показать себя в качестве Учителя.

— Ты не заболел, дорогой? — Алиса Николасвна приподнялась на постели и, внимательно посмотрев на мужа, потрогала его лоб.

— Нет, не привык к морской качке, — ответил Стерн и, погладив супругу по золотистым локонам, прикрыл глаза. «Как быстро все меняется в моей жизни», — подумал он.

Переехав в ноябре на яхту, он быстро закончил книгу. Первое ее издание выглядело весьма скромно. Но через месяц она уже появилась в твердом переплете и на прекрасной бумаге. К Рождеству тираж книги дошел до ста тысяч, а к январю ее уже перевели на английский и немецкий. В мае ожидалось издание на французском, итальянском и испанском. Бригада переводчиков трудилась днем и ночью.

Всю зиму пресса уделяла Святославу Альфредовичу Стерну усиленное внимание.

Причем если в начале зимы информация о новом Учении мудреца публиковалась на последних страницах, вместе с всевозможной светской и уголовной хроникой, то к весне стала занимать места передовиц. Портреты Святослава Альфредовича и его супруги все чаще мелькали на обложках журналов и полосах газет. На яхту, пока она стояла в финском фиорде, доставляли все издания, в которых упоминалось имя Стерна. Сперва Учитель сам внимательно читал все, что о нем писалось, но когда объем прессы сделался слишком большим, поручил эту работу жене. Алиса Николасвна становилась его пресс-секретарем, в ее обязанности входило выделять из газетных кип главное и это главное передавать супругу.

Перестал Стерн и давать интервью для малоизвестных изданий. Теперь и это делала за него Алиса Николасвна.

Закончив книгу, Святослав Альфредович снова взялся за кисть. На его полотнах варьировалась тема идола и толпы. Для огромных холстов отвели отдельную каюту. Дорогих красок живописец не жалел. Он вообще перестал думать о деньгах. Все счета оплачивались как бы сами собой. Работал художник быстро. За зиму Стерн создал около тридцати полотен. Все они были оправлены в помпезные золоченые рамы и готовы к показу в самых престижных галереях. Ко времени прибытия в Швецию картины уже находились в Стокгольме, и сам маэстро должен был открыть свою выставку.