Последние поручения - Макдоннелл Куив

— Итак, тебя разыскивают за двойное убийство, верно? Надеюсь, ты наслаждаешься своим последним Рождеством на свободе?

— А знаешь, — сказал Банни, игнорируя последнее замечание О’Рурка, — каким-то образом я всегда догадывался. Не про Фэллона. Но когда много лет назад Гринго и тем двум глупым беднягам пришла в голову идея ограбить Томми Картера, кое-что для меня оставалось непонятным. Я имею в виду, как они собирались выйти из воды сухими. С ними должен был быть кто-то повыше, способный заметать следы.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, Банни. Детектива-сержанта Тима Спейна похоронили в тысяча девятьсот девяносто девятом году как героя, застреленного при исполнении служебного долга во время крупнейшей операции по изъятию наркотических средств в истории страны. Я отчетливо помню, как произносил на его похоронах речь.

Рука Банни сжала хёрл.

— Да, Финтан, ты всегда умел говорить красиво.

О’Рурк наклонился вперед, безотчетно увлекшись:

— Теперь о бумажнике, о котором ты упомянул. Если предположить, что он находился у Гринго, поскольку тот был с тобой в горах, где убивали этих двух людей, то я не пойму, как бы я смог, по-твоему, его заполучить? В смысле, если только самый близкий, самый преданный друг тебя не слил.

Банни пристально посмотрел на О’Рурка:

— Гринго не был идеальным человеком — ни в коем случае. Но в конце своего пути он поступил правильно. В отличие от того, что можно сказать о тебе.

— Для человека, разыскиваемого за двойное убийство, ты слишком нравоучителен.

— Дело вот в чем, Финтан. Ты хотел отомстить мне — хорошо, я даже не возражаю. Но знаешь, что меня в тебе действительно беспокоит? Для умного человека ты слишком слеп к сопутствующему ущербу. Из-за твоего прислуживания Герри Фэллону погибли невинные люди. Я имею в виду напрямую, без учета погибших от наркотиков, которые он ввозил в страну.

— Герри Фэллон уже довольно давно не появлялся на публике, Банни. Не знаю, читаешь ли ты газеты, но наркотики по-прежнему на улицах. Это все равно что пытаться вычерпать море.

Банни пожал плечами:

— Может, и так. Видишь, в этом и есть разница между мной и тобой, Финтан. Ты сражался в боях, которые, как считал, мог выиграть; я сражался только потому, что считал себя обязанным сражаться.

— Ох, избавь меня от этого занудства.

— Ну уж нет. Когда я выйду отсюда, знаешь, куда я поеду? К «Скале». Ага, в то самое место, где, как мы выяснили, Фэллон прятал своего младшего братишку-психопата. И знаешь почему? Из-за Симоны, женщины, которую ты никогда не встречал. Она бежала от каких-то богатых злобных тварей. Мы убили двоих ими подосланных. Не сомневаюсь, что, когда обнаружились тела, для тебя это стало как подарок на Рождество. Сам по себе бумажник был охеренно хорош, но с телами — джекпот!

О’Рурк кивнул и поднял стакан в шутливом тосте:

— За самое чудесное время года!

— И теперь, когда ты задействовал бумажник, чтобы уничтожить меня, ты собираешься причинить боль и ей. Еще одному невинному человеку из списка, запечатленного в твоей грязной душе. Силы, о которых ты не ничего не знаешь, как не знаю и я, прямо сейчас пришли в движение. Им кажется, что они смогут добраться до нее через меня. Я обязан сделать все возможное, чтобы этого не случилось.

На мгновение между ними повисла пауза, которой О’Рурк воспользовался, чтобы допить остатки из стакана.

— А знаешь, ты ошибся. На самом деле я встречался с ней. С Симоной. Милая девушка. Видишь ли, Гринго мне все рассказал. После того бардака, который ты устроил, а потом и всей этой истории на пляже взметнулось слишком много дерьма. Осталось слишком много незакрепленных концов, которые только и ждали, чтобы нас подставить. Я понял, что должен убрать ее отсюда. Оставаться ей было слишком опасно. Что-нибудь да выплыло бы наружу и уничтожило всех нас. Я защитил таким образом тебя — хочешь верь мне, хочешь — нет.

— Херня…

— Ну хорошо, — О’Рурк грустно улыбнулся. — Себя я, конечно, защищал тоже. Я поговорил с ней в ту ночь, когда ты был в больнице. Она пришла тебя навестить. Я сказал ей, что знаю все: и о том, что ее разыскивают за убийство в Штатах, и о том, что вы закопали два тела в горах. Я сказал, что единственный способ спасти тебя — это уйти ей. Просто знай: она плакала, когда сочиняла ту записку.

Банни ничего не ответил, пугающе пристально уставившись на О’Рурка.

— Она хотела, чтобы я сам отдал ее тебе — в смысле записку, — но я ответил, что не могу. Я сказал, что ты не должен знать о том, что мне все известно, это только еще больше усложнит дело. Я спросил, не нужна ли ей помощь, чтобы выбраться из страны, но она все устроила сама. Я высадил ее на улице в Ратмайнсе, и она исчезла. Я до сих пор не знаю как. А ты?

Когда Банни заговорил снова, его голос зазвучал по-другому — в этот раз в нем прорезался ледяной холод:

— Значит, ты заставил ее уехать?

О’Рурк стукнул кулаком по столу:

— Очнись, придурок! Я защитил тебя! А что? Тебе казалось, вы могли бы вместе построить дом и играть в счастливую семью? Или что никто другой не пришел бы ее искать? Или ты надеялся ускакать в закат? Она была убийцей! Гринго погиб, и ты нужен был мне, чтобы помочь закопать все дерьмо. Что ты и сделал.

— Ты разрушил мою жизнь.

— Повзрослей уже! Я ее сохранил. В благодарность за все, что ты для меня сделал. Мы были друзьями.

Банни встал:

— Да хер там. Ты пользовался мною — точно так же, как пользуешься всеми.

О’Рурк поднялся

— Да пошел ты на хуй, неблагодарный грязный дикарь. Жизнь не так примитивно проста, как тебе кажется. Я пытался тебе помочь — и что теперь? Жена требует развода, дети не хотят со мной разговаривать. Я изгой. Люди, которых я знал годами — десятилетиями! — переходят улицу, лишь бы со мной не пересекаться. И все из-за тебя. Это ты разрушил мою жизнь!

— Хера с два, Финтан. Ты разрушил свою жизнь. Ты брал деньги, ты продал душу. Видит бог, я совершил много плохого, но такого я точно никогда не делал. Я никогда не брал денег за то, чтобы отворачиваться от зла.

— О, как благородно! Именно эту фразу ты хотел бы высечь на своем надгробии?

О’Рурк поднял правую руку, в которой оказался пистолет:

— Хочешь интересный факт, Банни? Когда достигаешь уровня помощника комиссара и уходишь в отставку — даже если это отставка с позором за неимением возможности бросить тебя в тюрьму, — то у тебя остается право держать дома огнестрельное оружие для самозащиты. Ведь вокруг так много злодеев с обидами!

— Ты собираешься стрелять в безоружного человека, Финтан?

— Нет. Я собираюсь пристрелить вторгнувшегося в мой дом человека, за которым тянется длинный шлейф насилия. Будешь говорить последние слова?

Банни рассмеялся:

— А знаешь, Финтан, есть еще кое-что, отличающее нас с тобой друг от друга: я не думаю, что когда-либо ценил жизнь так высоко, как ты ценишь свое сраное эго. Честно говоря, я не рассчитываю, что доживу до утра. Видишь ли, я единственная дорожка, по которой любой может добраться до Симоны. Так что я отправлюсь в лучшее место, где можно все закончить. Раз уж конец неминуем, я хочу, чтобы рядом не оказалось вечеринок с невинными жертвами.

— Ты, типа, выбрал себе место для слоновьего кладбища, да?

Банни пожал плечами:

— Мы все должны где-нибудь уйти. Там… Здесь… Какая разница? В конечном счете все равно.

О’Рурк фыркнул:

— Ты стал пораженцем, Банни. В самом деле растерял все навыки. И вдобавок позволил мне застать тебя врасплох…

— Да, я растерял навыки, — опустив взгляд в пол, произнес Банни будто последнюю молитву. И снова поднял глаза: — Но разницу между весом заряженного пистолета и пустого я пока не забыл.

— Что?

Банни сунул руку в карман и что-то оттуда вытащил.

Затем он вытянул руку перед собой и позволил патронам одному за другим упасть с сухим стуком на деревянные доски пола.

— Я просто хотел тебя увидеть. Чтобы ты понял, что я знаю, что это был ты. Еще я хотел, чтобы ты знал: желая отомстить мне, ты подверг опасности невинную женщину. Хорошую женщину. Но ведь в этом весь ты, Финтан, верно? Плевать ты хотел на сопутствующий ущерб.