Рецепт идеальной мечты - Анна и Сергей Литвиновы

Катька же ясно сказала: окна мыла и сорвалась. Ну и поделом ей! Предательница!"

– Нет, не годится, – произнесла Надя.

"Я должна сначала все узнать. Что это было? Несчастный случай – или убийство? – Она принялась протирать забрызганное зеркало полотенцем. – Несчастный случай… Уж очень все сходится.., пытались отравить меня… И потом несчастье с ней… Значит – ее убили?" – Надя взглянула на полотенце в своих руках – оно ходило ходуном.

Из-за двери снова забасила Ефимовна:

– Надя! Немедленно открой! Надя!

"Тебя мне только не хватает", – раздраженно подумала Митрофанова. Но от соседки никуда не денешься, та если уж взялась заботиться, то будет заботиться до конца, до колик в печенке. Пришлось спешно вытирать слезы и выходить, изо всех сил стараясь, чтоб не качало.

Ефимовна немедленно стала щупать ей лоб и радоваться, что у Нади нет жара (хотя при чем здесь температура?). Потом Митрофанову усадили за стол и, несмотря на протесты, впихнули в нее кусочек вареной курочки и пару сухарей – еле проглотила. Далее последовала лекция о необходимости себя беречь и немедленно вернуться в постель. Надя согласилась на все, даже на грядущий визит какой-то знахарки, соседской подруги, – и с облегчением спровадила надоедливую в своей заботе Ефимовну.

Потом принесла из кухни телефонный аппарат и легла в постель. Машинально погладила лентяя Родиона, откинулась на подушки.

Но никому звонить пока не стала. Сначала – нужно разобраться самой.

"Значит, возможны три варианта. Первый: несчастный случай, мыла окна и сорвалась. Вероятность, по-моему, крайне мала. Во-первых, кто в конце марта окна моет? Люди этим в мае или июне занимаются… А во-вторых, окна – вообще не по части Дарьи Михайловны.

К тому же трудно поверить в неожиданный несчастный случай. Значит, вариант номер два: покончила с собой.

А что, возможно – сначала отравила меня, а потом – не вынесла мук совести. Но помилуйте, какая совесть! Ограбила библиотеку, пыталась – дважды, со стремянкой и чаем! – убить меня. Нет, такие люди самоубийств не совершают. Да и потом – записку бы нашли! А Катька про это ничего не говорила. Впрочем, про записку она могла и не знать – в любом случае нужно выяснить…

И наконец, вариант третий: Михайловну убили. А если так, то это – полная катастрофа. И в первую очередь – для меня.

Но нет, с выводами спешить мы не будем – сначала нужно все выяснить. Ничего же не случится, если я просто позвоню на работу – и попытаюсь узнать, как все было?"

Надя решила поговорить лично с директором. В конце концов, она, как заместитель погибшей, имеет право знать все подробности.

Секретарша соединила ее мгновенно. Директор был подавлен, но вежлив, и терпеливо, не по-начальственному, ответил на все Надины вопросы: "Достоверно ничего не известно. Самого падения никто не видел, тело Дарьи Михайловны нашли соседи. Милиция поднялась в квартиру – дверь была заперта, замок – цел. Впрочем, замок там английский, он захлопывается сам. У открытого окна действительно лежала губка и стоял таз с водой – пока милиция добралась до квартиры, вода успела замерзнуть… Нет, никаких следов насилия. И – никакой записки. Милиция говорит, что скорее всего – действительно несчастный случай. Однако следователь меня спрашивал, были ли у Дарьи Михайловны враги.

Я сказал, что о таковых не знаю".

Напоследок директор выразил Митрофановой свои "личные соболезнования" и попросил принять участие в организации похорон.

При мысли о похоронах и поминках Надю пробрал озноб. "Нет, не пойду! – твердо решила она. – Не вынесу!.. Но ведь звонить же начнут, настаивать!"

Надя быстро приподнялась и малодушно выдернула из розетки телефонную вилку. От резкого движения закружилась голова, в желудке предательски заухало. Она поспешно вернулась в горизонтальное положение.

"Я ничего не понимаю… Но кажется мне – ой-ой-ой, как кажется, что Михайловну все же – убили. Убили жестоко, безжалостно и.., и красиво. Даже тазик с водой принесли, для отвода глаз… Значит, тем наводчиком, что помог похитителям с нашими книгами, была она? Но что же тогда получается: ее убрал заказчик, чтоб замести следы? Не слишком ли много чести – ради каких-то книг? И почему только сейчас, когда с момента ограбления уже прошло столько времени? А может быть, по-другому: наводчик – не Дарья Михайловна, а кто-то еще? И Дашка под него копала? Подкопала, разоблачила и, допустим, начала шантажировать, что в милицию заявит… Тогда и новую квартиру объяснить можно – вроде как отступные от наводчика. Но ничего себе отступные – квартира в новом доме, какие деньжищи! И зачем же тогда убивать? Может, Михайловне не хватило и она попросила еще? И решили, что ее проще убрать?! Нет, ерунда получается…"

Надя вспомнила, как всего сутки назад она спешно собиралась на работу и строила планы, как станет изобличать преступника. Тогда ей казалось, что она уже в одном шаге от разгадки… Надежда самонадеянно уверилась: ее ум, ее наблюдательность не подведут, она все узнает, выведает – и снисходительно бросит полученную информацию под ноги Димке Полуянову. И что же она узнала?! В голове – каша, на нее уже два раза покушались, а ее начальница мертва. Только и остается признать: "Не по зубам мне задачка. И нечего строить из себя героиню".

Надя вспомнила любимую цитату из Княжнина: "Упрямство – вывеска дураков" <Княжнин Я. Б. (1742 – 1791) – русский писатель-драматург.>.

"Но в дураках я оставаться не хочу. И умирать – не хочу тем более. Потому что если убили Дарью Михайловну, то вполне могут убить и меня…"

И тут Наде вдруг стало страшно. Страх налетел ниоткуда, накрыл ее черными крылами… "А ведь ты в этом деле, – пропищал внутри какой-то злорадный голосок, – закопалась по самые уши!"

Если за несчастные книги уже начали убивать – то могут убить и ее! Преступник вполне может знать, что Митрофанова ограблением интересуется. А много ли она знает – ему неизвестно. Вот и убьет просто так, на всякий случай, для подстраховки – коль вразнос пошел!

Трупом больше, трупом меньше! А за нее и заступиться некому!

Надя представила: она сидит одна, в пустой квартире, прижимая к себе Родиона, и тут ключ во входной двери начинает тихонечко поворачиваться…

Ее передернуло. Да ей не похороны организовывать надо, а бежать! Бежать! Куда угодно – в Димкину глушь, деревню Рюмине (ключи от его домишки вон до сих пор на тумбочке валяются), к Димкиному другу Сашке…

А для начала – позвонить Полуянову. Рассказать все.

И все – высказать.

"А добрый Дима мне скажет: расслабься, Наденька, – подумала она. – Не нервничай. Береги себя. Все будет тип-топ. Нет, не "тип-топ" он скажет, а по-американски: