Ритуальные услуги - Василий Казаринов

— Он, здесь живет постоянно, почти круглый год, — пояснил Малахов, когда мы прошли на участок через калитку. — И редко выбирается в город.

— Я его понимаю, — сказал я, вдыхая теплые запахи леса.

Малахов открыл ворота, вкатил на участок свои белые «Жигули», поставил их под навес слева от въезда и приветственно помахал рукой в сторону открытой веранды. Согнав с коленей кошку, хозяин поднялся и, оставив плед покачиваться в кресле, чуть развел руки — жест прозвучал мягким, ненавязчивым аналогом тривиального восклицания «Сколько лет, сколько зим!» — и избавил их от необходимости обниматься, расцеловываться и произносить какие-то случайные слова.

В его круглом, здорового оттенка, лице стояла мягкая улыбка — он, видимо, относился к тем редким людям, которым дано улыбаться как бы всеми чертами лица сразу: россыпью, мелких морщинок у глаз, блужданием мягкой ямочки в пухлой щеке, шевелением пышных седых бровей. Потому-то он и напомнил мне при первом взгляде доброго сказочника, однако чем ближе мы подвигались к веранде, на крепкие перила которой он опирался, поджидая нас, тем больше первое впечатление рассеивалось в миражной несбыточности сослагательного наклонения: если бы… Если бы не его светлые, умные глаза, которые никак не отзывались на улыбчиво приветливые игры лица, — глаза были прохладны, внимательны, цепки и, казалось, глядели сквозь тебя.

— Как это мило с вашей, юноши, стороны навестить старика, — сказал он, пожимая нам руки.

— Да брось ты, дядя Ваня, — улыбнулся Малахов. — Какой ты старик. Нам бы в ваши годы так выглядеть.

— А вы ведите здоровый образ жизни. И не пейте много водки. Не курите. Не отягощайте себя воспоминаниями. Не смотрите телевизор. Не читайте натощак российские газеты.

— Но ведь других-то нет, — возразил я хрестоматийной цитатой, и она отозвалась в его холодных глазах едва уловимой вспышкой какого-то лукавого чувства, на мгновение замутив его сквозящий через меня навылет взгляд.

— А вот никаких и не читайте, — улыбнулся он ртом и кивнул на стоявший в углу веранды стол, на котором попыхивал настоящий ведерный самовар. — Вы, юноши, ко времени. Сейчас чай пить будем.

Мы уселись за стол. Хозяин заварил чай, потом, выждав время, разлил его по чашкам.

— Так в чем, юноши, состоят ваши проблемы? — спросил он, глядя на то, как прозрачный дымок парит над чашкой. — Вы ведь не затем наведались к пенсионеру, чтобы обсудить виды на дачные урожаи кабачков?

— С чего ты взял, что у нас дело? — притворно изумился Малахов.

— Дети мои… — нараспев протянул дядя Ваня, откидываясь на высокую спинку своего стула, и взгляд его несколько потеплел. — Вы собираетесь водить за нос человека, полжизни проведшего в шкуре нелегала?

— Извини, дядя Ваня, извини, — потупился Малахов. — Просто нужна твоя консультация.

Малахов коротко изложил суть дела, связанного с «пенсионным фондом» Аркадия Евсеевича, опустив, впрочем, утренний эпизод с печальным финалом организатора приватного фонда.

— Так какого рода консультация от меня требуется? — прищурился дядя Ваня.

— Ну какая… — неопределенно протянул Малахов. — Как бы ты действовал на месте человека, который вдруг оказался в курсе такого дела и получил бы невзначай доступ к банковскому сейфу?

— Это настолько для тебя важно? — спросил дядя Ваня после долгой паузы.

— Думаю, да, — кивнул Малахов.

— Думаешь или в самом деле?

— В самом деле.

— Вот это другой разговор, — поощрительно закивал дядя Ваня. — Расслабьтесь, юноши, за этим столом вы можете называть вещи своими именами. И потому хочу предупредить сразу: люди, работающие в мировой столице бриллиантов, дерут за свои услуги драконовские комиссионные.

— Бог с ними, — вставил я. — Пусть хоть все заберут. И оставят немного на обратный билет. Деньги — не самое важное.

— Вон как? — приподнял он брови. — А что тогда важно?

— Да знаете… За державу обидно.

Он некоторое время испытующе разглядывал меня, склонив голову к плечу.

— Знаете, а мне ведь тоже обидно… — Спохватившись, он всплеснул руками. — Да ну вас, юноши! Чай простывает. Давайте чаевничать. И не спеша за чайком обсудим дела наши скорбные.

Он аппетитно почмокал губами, дегустируя первый глоток, потом потянулся к сахарнице, извлек из нее каменно прочный кусок сахара, походивший на многогранный мраморный сколок, взвесил его в руке, потом серебряными щипчиками отколол от монолита кусочек, положил его в рот, сделал большой глоток и, прикрыв глаза, замер, наслаждаясь, как видно, тем, как кусочек сладкого мрамора медленно тает на языке.

Посасывая сахар, он перебросил быстрый взгляд с меня на Малахова и спросил:

— Мы рассуждаем чисто гипотетически? В пространстве, так сказать, сослагательного наклонения?

Мы согласно покивали.

— Ну, в таком разе я бы… — Интонационно нагрузив частичку «бы», он медленно облизнулся и, пригубив чай; поморгал. — Я бы первым делом обзавелся совершенно безупречной рекомендацией.

Он помолчал, дожидаясь наших кивков, — мы кивнули.

— Далее. По прибытии в мировую столицу алмазов я бы… — он опять оттенил красноречивой паузой условия нашей сослагательной игры. — Я бы в аэропорту Спинхол сел на автобус компании KLM и доехал бы на нем до Центрального вокзала. И хорошенько бы присмотрелся к этому роскошному зданию, выстроенному еще в последней четверти прошлого века, — оно нам еще пригодится для дела. Потом я направился бы по проспекту Дамрак, миновал Музей пыток и так продвигался на юг — до тех пор, пока толпа праздношатающейся публики не вынесла бы меня в сердцевину Старого города, на центральную площадь Дам. Оттуда уже рукой подать до квартала «красных фонарей». Справедливости ради я бы назвал этот милое место, где можно купить любовь на любой вкус, кварталом «розовых витрин» — девушки стоят там в такого оттенка витринах. Но это так, к слову… Девушки меня, сказать по правде, давно не волнуют, а заглянуть в этот экзотический уголок города меня заставило бы то простое обстоятельство, что на окраине этого квартала есть симпатичная гостиница, называется она «Winston Hotel». Место уютное и недорогое, номер встанет не более пятидесяти долларов за ночь. Устроившись, я бы вернулся к Дам, свернул на улицу Вормеострат и через нее выбрался на проспект Рокин, поглазел в витрины всемирно известного ювелирного салона «Даймонд» — это такой Алмазный фонд в миниатюре, — а потом свернул бы на Лейдстрат. На этой улочке расположено великое множество антикварных и сувенирных магазинчиков, но мне предстояло бы отыскать один-единственный, он называется «Хансен», и в его витрине выставлена миниатюрная копия типичной голландской ветряной мельницы. Я зашел бы в лавку, поглазел на витрины, купил для порядка скромный сувенир, например пару деревянных башмаков-кломпов, и потом спросил бы хозяина, господина Хансена. Смею вас уверить, это милейший во всех отношениях человек, так что — ежели при вас рекомендации — он проведет вас в свой кабинет и осведомится, чем может быть полезен.

Он замолчал, глядя себе в чашку.

— И что бы дальше? — тихо поинтересовался Малахов.

— Будь я на месте того человека, я открыл бы чемоданчик, — улыбнулся всем лицом дядя Ваня, оставив, впрочем, по обыкновению, вне этой игры свои прохладные глаза.

— Только и всего? — спросил я.

— Ребята, я просто пью чай, и не более того. — Он опять потянулся к сахарному монолиту, отколол от него сладкий кусочек, отправил в рот, запил чаем, и так он неторопливо, чинно, с толком и расстановкой, в течение никак не меньше получаса блаженствовал, не спеша вводя нас в курс дела, а потом, шумно выдохнув в знак завершения долгой чайной церемонии, откинулся на спинку стула и, сцепив замком сошедшиеся на животе тонкие пальцы, саркастически глянул на меня.

— Вот так, ребята. Как говорится — если бы, да кабы, во рту выросли б грибы.

Я опустил глаза, пытаясь отложить в памяти воображаемую карту воображаемого города и нанести на нее воображаемые пути следования. Значит, так. Товарищ Хансен, ознакомившись с содержимым чемодана, возможно, согласился бы свести тебя с человеком, имя которого несущественно. Тот — не исключено — согласился бы взглянуть на содержимое чемоданчика из сейфа. Возможно, он счел бы нужным оценить это содержимое и назвать тебе цену. А засим раскланяться и исчезнуть с глаз долой. Окажись ты — ну, разумеется, чисто гипотетически — на месте обладателя чемодана, тебе следовало бы на следующий день направиться на Центральный вокзал, положить чемодан в ячейку камеры хранения, вернуться в свою гостиницу и направиться в бар. Там к тебе — не исключено — подойдет некий новый персонаж и, вежливо осведомившись о состоянии твоего здоровья, погоде и впечатлениях от города, назовет номер банковского счета. Оставив на столике нетронутый бокал с пивом, он откланяется, а ты теперь должен решать, держать ключик от камеры хранения при себе или же поместить его в более надежное место. Дядя Ваня — ну, разумеется, БЫ! — сходил в такой ситуации на почту, купил бы конверт, погрузил бы в него ключик и, надписав на конверте адрес отеля и имя получателя, опустил бы его в ящик. Потом он прошелся бы по улицам, посидел бы разнообразия ради в кафе — разумеется, в обычном, так называемом «коричневом», потому что в так называемых «белых» собираются исключительно гомосексуалисты и лесбиянки, — вернулся бы в гостиницу и не слишком удивился бы, обнаружив в своем номере пару обаятельных джентльменов, мирно сидящих на диванчике. В такой ситуации не стоило бы делать резких телодвижений, а просто составить им компанию, присев на диван и плеснув себе в стакан что-либо, на свой вкус, из мини-бара. Лучше бы просто содовой. Следовало бы приготовить себя к тому, что в компании джентльменов придется провести какое-то время, возможно, целый день, разговаривая о посторонних интеллигентных предметах, да вот хотя бы о впечатлениях от посещения Музея эротики. Наконец, по истечении пары часов, следовало бы поднять телефонную трубку и связаться с «Амстел-бэнк», где существует счет, номер которого тебе сообщил случайный знакомый из бара отеля. И продиктовать номер счета. Такой счет в нашем банке открыт, сообщит тебе клерк, и больше он не произнесет ни слова до тех пор, пока ты не подтвердишь свои полномочия, назвав определенный код в виде шестизначной цифры. О'кей, отзовется клерк, и что вас интересует? Сумма. Сумма такова, сообщит он. Ты сопоставишь ее с той суммой, что была названа оценщиком — разумеется, делая поправку на комиссионные: и банковские, и посреднические. Если остаток тебя устраивает, следовало бы поблагодарить клерка за любезность и попросить оказать тебе еще одну услугу. Все, что в наших силах, наверняка ответят на том конце провода. Ты просишь перевести деньги со счета на два других, тоже номерных, — предположим, в каком-нибудь парижском банке, швейцарском или любом другом хранилище денег, причем лучше, чтобы оно обладало солидной репутацией. Останется только ждать. Потом следовало бы связаться с банками, счета которых ты назвал для перевода средств из Амстердама. Вот и все. В компании с двумя джентльменами ты спускаешься в ресепшн, забираешь письмо, отправленное экспресс-почтой на собственное имя, и отдаешь его своим спутникам. Они берут ключик, покидают вместе с тобой отель, садятся в машину, и вы катите на Центральный вокзал, изымаете из ячейки заветный чемоданчик, джентльмены проверяют его содержимое. Все на месте, спасибо, с вами приятно было иметь дело, адье. И вам спасибо, господа, вы имеете счастье жить в воистину прекрасном городе, гуд-бай.