Улица милосердия - Дженнифер Хей

class="p1">– Ладно. – Николетт сняла связку с крючка у двери и отсоединила блестящий новенький ключ.

Клаудия сунула его в замочную скважину, чтобы убедиться, что ключ подходит. Она не собиралась рисковать.

«Я тебе совсем не доверяю», – думала она.

Виктор все ждал и ждал. Проверял почту несколько раз в час.

Видео свело его с ума. Он посмотрел его столько раз, что оно начало бесконечно крутиться у него в голове. Оно подействовало даже на его сон. Он лежал и думал о Коламбии.

Мне кажется, она там работает.

Тот факт, что она приходила в клинику каждый день и никто ее не снимал, был возмутителен. Виктор увеличил видео, чтобы прочитать дорожный указатель – МЕРСИ – и нашел адрес клиники. Он рассмотрел здание со всех сторон на Гугл-картах. Он точно знал, где она находится, и все же не мог ее достать. Это чувство было схоже с тем, что он испытывал, когда сидел взаперти, а Барб Вэнс гуляла где-то на свободе, навсегда выйдя из его зоны досягаемости.

Мне кажется, она там работает.

В уме он приукрашивал этот факт. Чем именно Коламбия занималась в клинике, представить было невозможно. Может, она была медсестрой и каким-то немыслимым и чудовищным способом помогала врачу, который забивал младенцев? С точки зрения морали такой вариант был наихудшим из всех возможных, но в какой-то степени Виктор даже испытал облегчение. Лучше уж медсестра, чем пациентка. Он бы предпочел представить, как она убивает детей, нежели как она разнузданно трахается со всеми подряд и беременеет от кого-то кроме него.

Он продолжил проверять входящие до тех пор, пока определенных выводов уже было не избежать. Энтони залег на дно.

В Вирджинии медсестры носили пастельные халаты: мятно-зеленые или пыльно-голубые. Коламбия на видео была в ботинках и синих джинсах. Она явно была одета не для ухода за пациентами или другой работы, за которой он мог бы представить женский пол.

Он пересмотрел видео еще раз, пожалуй, зря. Оно было как жевательная резинка, быстро теряющая вкус. Он знал, что тратит ее расточительно, и все же не мог перестать жевать.

Ему нужно больше жвачки.

Сообщения летели непрекращающимся потоком. Сообщений, по правде говоря, было через край.

Excelsior11: Где мои ФОТКИ?

Думая о том, как бы выиграть немного времени, Энтони написал:

LostObjects1977: Ты прав, она точно там работает.

Excelsior11 ответил в ту же секунду.

Excelsior11: ФОТКИ!

Мне нужны ФОТКИ!!

Энтони чувствовал, что сложившаяся ситуация становилась невыносимой. Он пообещал больше, чем в действительности мог выполнить. С одной стороны, второй лучший друг в мире полагался на него. С другой – он даже подумать не мог о том, чтобы вернуться к клинике, ни сейчас, ни когда-либо.

(Охранник-латинос, здоровенный и крепкий, рубашка в плечах чуть не лопается.)

Он надел пальто и вышел прогуляться, чтобы убраться подальше от компьютера. До мессы оставался еще целый час, но он был не против прийти пораньше. Там будет репетировать хор, миссис Моррисон будет читать Розарий, миссис Макганн и ее дряхлый муж будут зажигать свечи. По сравнению с пустым домом матери там будет оживленно, как на дискотеке.

Однако, когда он подошел к церкви, внутри было темно. Ступени, ведущие к главному входу, были усыпаны снегом.

«Господи ты боже мой, – подумал Энтони. – Неужели не могли почистить эти проклятущие ступеньки».

Для всех миссис Моррисон в мире церковные ступени были оружием массового поражения даже в середине лета. А зимой, покрытые снегом, они представляли угрозу для тазовых костей всей паствы.

Он огляделся в поисках лопаты. Ничего не найдя, он обошел церковь. Дорожка была почти непроходима. Он подергал дверь, ведущую в приходской зал, и обнаружил, что она закрыта. Черный «Крайслер Крузер» пастора стоял на подъездной дорожке, почти полностью погребенный под снегом.

– Энтони.

Он обернулся. Квентин Скорый стоял в дверях пасторского домика. Поверх черной рясы на нем был пуховик.

– Доброе утро, святой отец, – отозвался он. – Я просто искал лопату. Ступеньки очень скользкие.

– Нет нужды. Утренней мессы не будет. Я попросил уборщика повесить объявление на дверь. – Священник закутался в пуховик. – У нас посреди ночи отключилось электричество. Видимо, как и у половины города восточнее Лисбон-авеню.

– Я на западной стороне, – сказал Энтони. – Там все в порядке.

Пастор застегнул пуховик до самого подбородка.

– Вообще-то я рад, что ты пришел. Не зайдешь на минутку?

Энтони отряхнул снег с ботинок и прошел за ним в приходской домик. Он бывал там всего лишь раз, двадцать лет назад, когда вместе с отцом ходил обсудить со священником похороны бабушки Бланшар. Его тогда поразила мрачность этого места: темная, тяжелая мебель, красноватый свет, проникавший внутрь через тонированные оконные стекла. Насколько он мог судить, с тех пор внутри ничего не изменилось. В комнате было так холодно, что изо рта шел пар.

Пастор провел его в дальний кабинет. Еще больше темной мебели, больше тонированных стекол.

– Присаживайся. Я собирался объявить сегодня, но у «Грэнтем Электрик», видимо, другие планы. Вообще-то я даже немного рад. Тяжело быть гонцом, который приносит дурные вести. – Пастор сложил руки на столе. – Архиепископ сообщил мне, что церковь Святой Димфны планируется закрыть.

Слово прозвучало, как глухой удар.

– Закрыть, – глупо повторил Энтони.

– Это бюджетная политика. Паства Святой Димфны возрастная. Приход с каждым годом становится все меньше. А содержать церковь стоит денег. Коммунальные услуги, ремонт, смотритель, чтобы снег чистить. Епархия не может позволить себе столько маленьких приходов. Не говоря уже о том, чтобы найти туда священника. – Отец Квентин виновато улыбнулся. – Мы не просто так молимся о призваниях. Мы испытываем нехватку уже много лет, и становится только хуже. За многими из нас и так уже закреплено по два прихода. Я полжизни провожу, мечась туда-сюда между Грунтуемом и Фрэмингемом. Это становится невыносимо.

Повисла пауза.

– И что теперь будет? – сказал Энтони.

– Святая Димфна войдет в состав другого прихода, Святого сердца