Лабиринт отражений - Сергей Лукьяненко

Колонны, опоясывающие бассейн, пока прикрывают меня от чужих взглядов, но долго это продолжаться не может. Одетый в бане — фигура заметная. Поворачиваюсь к стене — двери уже нет.

Ну и не надо.

Вхожу в стену. Баня, это здорово, но мне интересно другое. То, что вообще не имеет выражения в виртуальности…

Но, кажется, я опять попал не туда. Мрачноватое безлюдное помещение, по центру идёт ряд чанов, в которых шумно плещется вода. Вдоль чанов ползёт лента конвейера, из отверстий в потолке сыплется в чаны что-то, похожее на стиральный порошок.

Всё это похоже на какую-то жутко автоматизированную прачечную из старого фантастического романа. Я уже собираюсь идти дальше, когда один чан наклоняется, и вываливает на конвейер своё содержимое.

Много грязной воды и пара килограммов денег.

Я так потрясён, что выскакиваю из виртуальности, даже забыв пробормотать стишок про глубину.

На экранах шлема были цифры. Аккуратные столбики цифр, таблицы, невразумительные фразы. Я снял шлем.

Конечно, к чему оформлять графически процесс перекачки денег с одного счета на другой, а тем более их «отмывания». Но вот моё умненькое подсознание, привыкшее к картинкам, постаралось на всю катушку!

Очень сильно болела голова. Результат многократной дип-программы? Или последствие того перенапряжения, что я испытывал сейчас? Какая разница.

Я достал из стола начатую пачку анальгина, заглянул в холодильник. Одна банка «колы» ещё завалялась. Давясь, прожевал таблетки, запил газировкой. Потерпи немного, мой несчастный организм. Самое главное ещё впереди.

Перед тем как вернуться в прачечную, я глянул на часы: без четверти два. Пожевать бы чего-нибудь.

В чанах гулко ухают лопасти, отстирывая деньги. По конвейеру ползут доллары, марки и рубли. Я гляжу на этот бесконечный поток, за которым стоит то ли чей-то пот, то ли чья-то кровь.

Что будет, если я возьму с конвейера пару миллионов? Почему-то уверен, они окажутся на моём счёте. Может быть, я подключусь к изолированной банковской сети и, сам того не ведая, отстучу на клавиатуре приказ о трансфере денег. Может быть, компьютеры банка сами произведут все операции, повинуясь лишь моему желанию.

Я теперь не просто вор, стойкий к гипнозу глубины. Я — сама глубина. Часть её…

Наклоняюсь, поднимаю стодолларовую купюру. Можно даже запомнить её номер. Можно сделать так, что по документам банка она вообще не появлялась здесь.

Всё теперь можно — или почти всё.

Бросаю бумажку обратно на конвейер, иду к стене. Шаг — и мир тускнеет, падает вниз, превращается в плоскую схему под ногами. Огромный лист, раскатанный в пустоте, я парю над ним, вглядываясь в нити улиц.

Вот и мой дом.

Ныряю к нему, пробиваю плоскость схемы, чувствую асфальт под ногами. Никаких больше усилий, никаких стишков и просьб к глубине. Я ведь не прошу своё тело дышать!

Вика и Неудачник о чём-то разговаривают, стоя у подъезда. Потом Вика замечает меня, и растерянно замолкает.

Машу рукой, иду к ним, а Вика бежит навстречу.

10

Запираю дверь подъезда, долго вожусь с замком. Вика всё держит мою ладонь, а одной рукой запустить все системы безопасности трудно.

Наконец я решаюсь и просто приказываю двери закрыться. Щёлкает собачка замка, начинает мигать огонёк охранной сигнализации. Неудачник вскидывает голову — кажется, он почувствовал.

— Что он с тобой сделал? — спрашивает Вика. Только теперь, когда мы отсечены от внешнего мира, она расслабляется. Наверное, я был не прав, что не поспешил к ней сразу.

— Дип-программа, — я нахожу нехитрое самооправдание, объясняя ей случившееся. — Зацикленная дип-программа, бесконечное погружение.

Вика щурится, она понимает.

— Вынырнуть было невозможно.

— Но ты…

— Нашёл обходной путь, — косясь на Неудачника, говорю я. — Вика, как это выглядело со стороны?

— Дибенко чем-то швырнул в тебя… — она морщит лоб, вспоминая. — Словно платок какой-то… и ты в него провалился. Похоже было на очень мощный вирус.

— А Ромка?

Вика недоумённо смотрит на меня.

— Волк. Это Ромка, дайвер-оборотень. Мой друг…

— Он его сжёг. Дотла. Просто схватил за горло, и тот начал пылать.

Молчу. Да и что говорить, внешние эффекты вируса могут быть различными, главное — как он подействовал на Ромкину машину. Мне всегда казалось, что у него слабенький компьютер, вроде моего. Наверное, даже магнитооптики нет. Если Человек Без Лица применил грубое оружие, то Ромке придётся переставлять весь софт.

— Лёня…

Я киваю. Не время сочувствовать чужому горю.

Впрочем, на это всегда не хватает времени.

— Идём, — киваю я ей и Неудачнику. — Я на одиннадцатом этаже живу.

— Кто ещё здесь живёт?

— Никого. Сейчас — никого, — втискиваясь в кабинку лифта, отвечаю я. Жму кнопку, рывок, мы ползём вверх. Вика морщится, она и впрямь боится высоты. Даже такой…

— А раньше жили?

— Ну… в каком-то смысле, — уклоняюсь я от ответа. Двери открываются, мы выходим на площадку. Неудачник с любопытством озирается.

— Вот и мой дворец… добро пожаловать… — отпирая квартиру, говорю я. И добавляю, уже одному Неудачнику: — Ответный визит?

Он кивает.

Вика входит первой. Мнётся у порога, словно размышляя, стоит ли разуваться. Конечно, не стоит, и она это понимает.

— Направо ванная-туалет, кухня. Налево комната и балкон, — любезно сообщаю я.

Вика осторожно заглядывает в комнату. Её взгляд бегает по выцветшим обоям, задерживаясь на столе с компьютером, тахте, холодильнике, шкафе. Наверное, она разочарована. Ещё бы.

— Странно… — говорит Вика. И я чувствую, что она на мгновение выходит из глубины, смотрит на моё жилище трезвым взглядом.

Давай-давай. Вот только на глаза тебе попадаться я в такую минуту не хочу.

— Пошли, — я тяну Неудачника за руку. — Научить тебя варить кофе?

Вместо ответа он проходит на кухню, быстро выбирает из пакетов с зёрнами самый дорогой, и, как ни странно, при этом ещё и самый лучший. Снимает турку побольше. Берёт солонку.

— Ага, — только и говорю я.

— На сотнях серверов лежат кулинарные рецепты, — замечает Неудачник.

— Пять минут назад девушка из Ростова добавила ещё один. Очень интересный. Рискнём попробовать?

Странно было бы надеяться, что я могу его чему-то научить. Разве что умению стрелять в людей.

Но я думаю, это не то умение, которое он способен воспринять.

— Хозяйничай, — только и отвечаю я, возвращаясь в комнату. Вика сидит на тахте, разглядывая книжную полку.

— Я вернулся, — сообщаю я, и Вика закрывает глаза. На миг, чтобы вернуться в глубину.

— Странно, — повторяет она. — Лёня, я почему-то ожидала…

— Увидеть дворец?

— Нет, не обязательно, но хоть что-то…

— Вроде твоей хижины?

Она молча кивает. Вполне понимаю её смущение. Она ведь уверилась в том, что я тоже пространственный дизайнер. А увидела убогую квартирку, пусть и хорошо нарисованную, но явно недостойную такой чести — быть увековеченной в виртуальности.

— Пойдём, — говорю я. — Неудачник, мы на минуту выйдем! Если что, мы в подъезде!

Вика послушно идёт за мной.

На площадке чисто и тихо. Я прикладываю палец к губам:

— Т-с! Не надо никого беспокоить!

— Ты же говорил, в доме никого… — шепчет Вика.

— А вдруг? — таинственно отвечаю я. Подхожу к двери напротив, извлекаю из кармана гнутый кусок проволоки. Примерно так я представляю себе отмычку.

Вика ждёт, она уже заинтригована.

Я тереблю проволокой в чужом замке. Конечно же, он поддаётся. Так ведь было задумано. И мы входим.

Это большая трёхкомнатная квартира. На вешалке — одежда, плащи, куртки. К стене прислонён детский велосипед. Обувь раскидана вдоль стены. Я подаю Вике тапочки, переобуваюсь сам, и говорю:

— У них принято переобуваться. Семья большая, четверо детей, натаскали бы грязи. И полы холодные…

Вика молчит, она приняла правила игры.

Заглядываем на кухню. Старенький польский гарнитур, ещё советских времён. Очень-очень много банок с приправами, каких-то солений, варенья в банках. На плите — горячая кастрюля с борщом, сковорода с котлетами. В окнах — тихая зелёная улочка, и Вика мгновенно прилипает к окну. На площадке галдят дети, женщина выгуливает у самого подъезда старого, медлительного пуделя.

— Кто здесь живёт? — спрашивает Вика.

— Я знаю их только по именам. Виктор Павлович и Анна Петровна. Старшая дочка — Лида, заканчивает школу. И трое пацанов — Олег, Костя, Игорь.

Поколебавшись, добавляю:

— Пуделя зовут Герда. В общем-то, я не люблю, когда собак называют человеческими именами. Но они так захотели.

— А что за город?

— Витебск. Кажется, Витебск.