Поводыри на распутье - Вадим Панов

Эти соображения и заставили Илью принять дополнительные меры безопасности. В самом Оглыеве Дементьев был уверен, если к старику придут – отбрешется, скажет, мол, сдал комнату случайному человеку, а для чего, почему – не знаю. Потом, конечно, потребует вернуть должок, но это потом, в будущем, до которого еще дожить надо. А если взять тачку рядом с домом, то можно влипнуть: таксистов безы сразу проверят. Вот и решил Дементьев отправиться к Корнелиусу на метро. Пешком добрался до станции, спустился под землю, без происшествий доехал до Таганки…

А едва вышел из вестибюля, как получил по физиономии: на площади буянили обкурившиеся черенки.

В одно мгновение улица превратилась в ад. Свамперы увидели баррикаду, поняли, что не пройти, остановились, не зная, что делать, – ведь по Донскому уже маршировали аравийцы, замешкались… И попали под перекрестный огонь. Из-за полуоткрытых ставен, из-за углов, из-за баррикады – отовсюду изрыгающие свинец стволы. Несколько байкеров упали, несколько успели вырваться на Донской, откололись от вагона, но большинство бросились под защиту мобилей и мусорных баков, прижались к стенам, упали на асфальт, укрываясь за мотоциклами. Пэт с Матильдой, Лакри с Ларой, Кимура, Дрон и еще с пяток мотоциклистов сумели забиться в узенький проход между домами. Вот там-то Пэт и увидела, как Рус потянулся за оружием.

– Дай мне пушку! Я умею с ней обращаться!

– Заткнись! – Это Лара. Обожгла взглядом, прижалась к другу.

Лакри же помолчал, затем кивнул и раскрыл седельную сумку, в которую перед гонкой положил пистолет Карбида.

– Не надо, – неожиданно заявила Матильда.

– Почему?

– Начнем стрелять – не отобьемся.

– От кого?

– От кого угодно! Их всех больше! Безов, местных, аравийцев… Вы со всеми воевать будете?

– Не воевать, – бросила Пэт. – Не воевать! Защищаться!

– Ввяжемся в бой – ляжем, – буркнул Кимура. – Нас мало.

– Белобрысая права, – согласился Рус.

– Меня зовут Матильда, – обиделась девушка.

Но Рус, похоже, не расслышал. К седельной сумке он больше не тянулся, задумчиво посмотрел по сторонам:

– Уходить надо, а не драться.

– Как уходить? – зло спросил Дрон. – Не видишь, что делается?

С Донского донеслись вопли и стрельба: аравийцы приближались.

– Машины надо бросать, – выдавил Рус. – Без машин дворами уйдем…

Свамперы побледнели. Перспектива потерять мотоциклы страшила их куда больше, чем риск оказаться под пулями.

– Рус, ты серьезно?

– Шутит он! – выкрикнула Пэт. – Шутит.

Лакри посмотрел на девушку:

– Что ты задумала?

– На Донской возвращаться нельзя – значит, поедем по этой улице.

Дрон громко выругался: он надеялся, что девке пришла в голову стоящая мысль, а услышал…

– Через баррикаду? – тихо спросил Рус.

– По второму уровню, – уверенно ответила Пэт. – Этого от нас не ждут.

Свамперы притихли, подняли головы, посмотрели на нависающие над головами металлические тротуары. Только они, только пешеходные дорожки…

– Не пройдем, – протянул кто-то.

– Я попробую, – отрезала девушка. – Вы – как хотите. Матильда!

Мата вздрогнула, но послушно уселась за спиной подруги. На улице вновь раздались выстрелы. Очереди. Грохот разрывающихся гранат. Судя по всему, к баррикаде вышел передовой отряд аравийцев.

– Как мы поднимемся наверх?

– Пандус видишь?

– А ворота перед ним видишь?

– Снесем!

– Она ведь отмороженная, – развел руками Дрон. – Точно отмороженная.

Рус покачал головой и вдруг улыбнулся:

– Да!

– Почему они не высовываются? – возбужденно прокричала Лика. – Почему не идут в атаку?

Секунд пять Митроха не мог понять, что имеет в виду женщина, а когда сообразил, зашелся в гомерическом хохоте.

– Ой, не могу! «Почему не идут?» Ой, умора!

– Чего я такого сказала?

– А ты сама подумай, метелка, почему они не идут. Ты бы пошла?

Лика опомнилась.

Под правой рукой пышет жаром «молоток» – крупнокалиберный пулемет, выпущенный на заводах «Науком». Машинка надежная, а самое главное – чудовищно убойная. Станковый аналог знаменитого штурмового «ревуна». Слева и справа еще по такому же стволу, торчат из наспех построенной баррикады, ищут цели. А впереди улица, открытая, уходящая к Донскому, и все до ужаса похоже на виртуальный тир. Вот только трупы, которые валяются на асфальте, самые что ни на есть настоящие, безжалостно разорванные одиннадцатимиллиметровыми снарядами тела. Несколько человек из передовой группы аравийцев, пытавшейся прорваться на мотоциклах, и больше трех десятков из толпы, что хлынула минуты две назад. Хлынула, да захлебнулась в бешеном огне.

Митроха почесал шею и обернулся к защитникам баррикады:

– Поняли, как воевать надо?!

Его канторщики весело заулыбались. Бобры имел все основания для высокомерия: именно братья добыли «молотки», благодаря которым удалось с такой легкостью отбить натиск арабов.

– Теперь не сунутся!

– Как не сунутся? – разочарованно протянула Лика. – А пострелять?

– Забудь!

Митроха снова заржал, но сразу же испуганно пригнулся: над его головой взревели двигатели.

К счастью, сносить ворота не пришлось. Не потребовалось рисковать машиной и седоком. Кимура вскрыл замок, и байкеры на руках потащили мотоциклы на второй уровень. Ставили на ржавые решетки настила, смотрели, как податливо они прогибаются, качали головами, негромко ругались, но не отступали. Понимали, что другого выхода нет. И косились на Пэт, которой, как автору идеи, предстояло ехать первой. Впрочем, во главе колонны все равно пришлось бы встать или ей, или Русу – только их мощные машины могли снести возможные преграды.

Последний байкер поднял мотоцикл в тот самый момент, когда на баррикаду пошли аравийцы. Раздавшаяся за этим бешеная пальба и крики умирающих поколебали решимость свамперов: ну как идти на хорошо защищенный рубеж? Кто-то крикнул, что лучше отсидеться, что баррикада прикроет. Рус хотел ответить, но не успел. В закуток нырнула пара арабов. Заметили свамперов, не задумываясь врезали из автоматов. Отсидеться?!

Пэт дала по газам. Матильда завизжала.

И все осталось позади.

Размышления, сомнения, страх.

Глупая рефлексия.

Только скорость, рев двигателя и летящие в лицо пули. Висящий в пяти метрах от земли тротуар ходит ходуном, бьется под колесами, словно издыхающая в конвульсиях змея, норовит изогнуться в самый неподходящий момент. А ты не можешь сбросить скорость, потому что стреляют со всех сторон; потому что надо сбить выскочившего на дорогу идиота; потому что у него в руках автомат, а ты хочешь жить. Потому что…

В последний поворот Пэт не вписалась. Сшибла ограждение и полетела в пустоту. Полетела под оглушительный визг Матильды. И сама закричала. Не от страха – от обиды, от злости на себя за то, что не справилась. Но даже зайдясь в крике, сумела удержать «Плуто». Машинально. На инстинктах. А когда тряхнуло, но потянуло вперед… когда мотоцикл проехал, не встречая препятствий несколько метров и под колесами не дрожали ржавые решетки, а мягко шуршал асфальт… когда Пэт притормозила и поняла, что не стреляют… тогда она поставила ногу на землю и устало попросила Матильду:

– Заткнись.

Они проскочили.

Дом Корнелиуса стоял метрах в восьмистах от выхода из метро. Обычным шагом за пять минут дойдешь. А если бегом, то еще быстрее. Но это в обычный день. Когда не бесятся вокруг озверевшие черенки, когда не надо огибать горящие витрины и мобили и ты не спотыкаешься о лежащие на асфальте тела.

Илья себя не переоценивал, знал, что гораздо крепче, чем кажется на первый взгляд, сильнее, быстрее, но понимал, что проигрывает молодым волчатам. Тем не менее он побежал, понадеялся, что черенки бузят только у станции, что на площади станет легче, что сможет затеряться в толпе.

Зря понадеялся. Таганка, обычно оживленная, битком забитая людьми и мобилями, вымерла. В том числе – буквально. Черенки не стреляли, хотя оружие у них наверняка было, орудовали дубинками и обрезками труб, кастетами и ножами. Молодость требует простых решений. Волчатам нравится запах крови, хруст ломающихся костей, чавкающий звук, что издает пинаемый ногами человек.

И молодости очень не нравится, когда кто-то отказывается разделить с нею наслаждение.

Потому за Ильей бросились аж четверо черенков. Не поленились. И мчались весело, улюлюкали, ржали: знали, что никуда добыча не денется.

А Дементьев бежал, чувствуя, как колет в боку и начинает плыть перед глазами, и старался не терять из виду дом Корнелиуса, маяк на берегу насилия. Тихую гавань.

«Почему черенки не тронули «Фабрику домашних любимцев»?

Боятся связываться с храмовником? Или… Прятки! К Корнелиусу наверняка пришли прятки! А воинов Храма даже маньяки стороной обходят.

И тут до Ильи дошло, что надо было позвонить Ежову из метро и попросить встретить.