Мое самодержавное правление - Николай I

Вчера познакомился я с княгиней Голицыной, урожденной Езерской; она не дурна и, кажется, довольно умна; я ее обласкал, как первую польку, за русского вышедшую; не думаю, чтобы многие последовали ее примеру. Я любовался успехами работ по крепостям; точно весело читать, а еще веселее будет ими любоваться на месте.

Меры, тобой принимаемые, к постепенной отмене французского языка в делах, совершенно согласны с моими желаниями; другое дело говорить, ибо с людьми, которые другого языка не знают, как французский, иначе объясняться нельзя; и то уже большой шаг к будущему.

С.-Петербург, 3 января 1838 г.

Кругом я виноват перед тобой, мой любезный отец-командир, что столь долго не отвечал на последнее твое письмо; но ты уже знаешь подробно несчастие, нас постигшее; с той поры мне точно не было времени приняться за перо. Надо благодарить Бога, что пожар случился не ночью и что, благодаря общему усердию гвардии, Эрмитаж мы отстояли и спасли почти все из горевшего дворца.

Жаль старика, хорош был; но подобные потери можно исправить, и с помощию Божиею надеюсь без больших издержек. Усердие общее и трогательное. Одно здешнее дворянство на другой же день хотело мне представить 12 миллионов, тоже купечество и даже бедные люди.

Эти чувства для меня дороже Зимнего дворца; разумеется, однако, что я ничего не принял и не приму: у русского царя довольно и своего; но память этого подвига для меня новое и драгоценное добро.

Царское Село, 21 октября (2 ноября) 1838 г.

Благодарю, любезный мой отец-командир, за твое письмо от 11-го (23-го) числа и за прием нашему гостю[200], который благополучно к нам прибыл.

Что далее будет, тебе напишу; покуда знакомство идет очень хорошо; и, ежели Бог благословит, надеюсь устроить счастие дочери, прилично ее сану и достоинству нашего семейства, и приобресть пятого верного сына и слугу Отечества. Нового только то, что англичане снова устраивают нам козни за Персидские дела и, кажется, мутят и в Царьграде.

Пальмерстон на словах объявил Поццо, что никогда Англия не потерпит нашего вмешательства в дела Турции, хотя б из этого произошла война. Каков голубчик! Но так как это пустословие, а не на письме, так я как будто бы не знаю того, а сам их спрашиваю, что значат их пакости в Персии, и хотя тоном весьма положительным, но довольно дружески, чтобы не могли придраться к нам.

При их расположении никак нельзя ручаться, чтоб со дня на день бомба не лопнула и не сделали бы какой нестерпимой наглости. Одно препятствие им – это неимение войск; но для того они, верно, выставят других и, может быть, французов; хотя не верю, чтоб расчетливый Луи-Филипп в сие вдался, ибо где ему удалять свои силы, когда сам чуть держится? Впрочем, что ни случись, мы готовы; верно, не заберу никого, но и, верно, никому не дозволю и себя забирать; пусть пробуют!

Царское Село, 5 (17) ноября 1838 г.

Мне весьма приятно знать, что мой молодой пятый сын заслужил от тебя столь добрый аттестат; точно, кажется, он все соединяет, что может по человечеству обещать счастие нашей милой Мери; прочее в руках неисповедимых, и должно с покорностью предоставить его милосердию Божию. И здесь он всем нравится своей вежливостию, скромностию, приятной наружностью и совершенным приличием во всем.

Александрия, близ Петергофа, 7 (19) февраля 1839 г.

Вызов Скржинецкого, прием его в службу, вопреки Австрии и Пруссии, по-моему, не есть простое действие Бельгии, но явный признак, что под сим именем ныне таится или является общая пропаганда с характером революционно-католико-фанатическим. Самый выбор Скржинецкого не что иное[201].

Отважность же отказать Австрии и Пруссии, и то тогда, когда, по-видимому, никогда союз пяти держав не был единодушнее в цели своей, есть дерзость, не в характере проныры и к…и Леопольда, у которого все расчет. Я полагаю, что этот ш…а[202], чувствуя, что ему не удержаться, решился испытать последний ему предлагавшийся способ, т. е. стать головой вместо Луи-Филиппа, всех революционистов и этим оружием нам противоборствовать.

Не знаю, как и в какой мере Англия и Франция захотят и возмогут принудить Бельгию покориться изреченному конференцией; но ежели сие сбудется, то, полагаю, не надолго, и предвижу всенеизбежную войну. Эта война будет необыкновенная, но ужасная свалка двух начал: зла против добра.

Сомневаюсь, чтоб, при слабом устройстве Германии, успех был на стороне добра, и, признаюсь, опасаюсь больших несчастий и распространения зла быстро и далеко. Нет сомнения, что тогда закричат к нам, требуя помощи. В ней отказу не будет; ибо, защищая добрую сторону, мы себя будем защищать.

Но не иначе пойду на помощь, как с тем, чтоб других заставить делать по-нашему, и потому не 50 т. поведу, но по крайней мере 300 т.; иначе не пойду ни на шаг, а буду ждать, чтоб о нас сломились. Обдумать и приготовить все для этого есть предмет нынешних моих попечений.

Для безопасности края всех известных говорунов, и в особенности бывших участников революции, нужно будет заблаговременно вызвать и выслать вовнутрь России под строгий присмотр и ничем не пренебречь; это может упрочить спокойствие края.

Теперь скажу тебе, что по ходу дела я полагаю, что гроза над Германиею не разразится ранее как месяца через два; так что мы призваны быть можем не ранее, полагаю, как в начале июня, и потому поспеть можем рано что к началу августа на Эльбу, может быть уже на Одер.

Дай Бог, чтобы я ошибался, но, полагаю, лучше предвидеть худшее, чем льстить себя обманчивыми надеждами.

С.-Петербург, 5 (17) марта 1839 г.

Чернышев делал разные соображения и подробную смету всех расходов по приведению армии в военное положение. Все это вчера только кончено и тебе сообщится. И так у нас будет все готово; но, приступя к оному, другое я отложил, ибо обстоятельства приняли другой оборот, и, ежели я не ошибаюсь, близкой войны нам не угрожает.

Ежели же было б какое опасение, то наша роль начнется не ранее 4 или 5 месяцев позже; ибо повторяю, что я не клочками введу наши войска, но гряну сразу со всею силою; иное нам неприлично. Вчерашние известия из Парижа и Брюсселя, ничего еще решительно не объясняя, дозволяют, однако, предполагать тихой развязки; вопрос только, надолго ли?

Что за мерзости в Гишпании! Черт их не разберет! Сына моего приняли в Вене весьма ласково во всех сословиях, и он не нахвалится всеми.

Царское Село, 30 сентября (12 октября) 1839 г.

С самой нашей разлуки с тобой я, кроме неприятного, ничего не имел. Здоровье жены моей, которую пред отъездом оставил поправляющуюся, видимо, к несчастию, вновь столь расстроилось, что я должен был, внезапно оставя Москву, спешить к ней сюда, в жестоком беспокойстве найти ее опасно больною.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});