Другая любовь. Природа человека и гомосексуальность - Лев Клейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такой «телевизор» есть и у нас в Петербургском Университете — на истфаке, в известном смысле роскошный: большой, все кабинки многократно просверлены и разрисованы. Они всегда заняты. Вересковая пустошь в работе. Туалет один из самых известных; судя по надписям, любители идут туда со всего города.
Конечно, такие есть и на Западе.
Дырки в их стенах называются glory holes — «упоительные дырки». Таким местам анонимного секса целая книга посвящена (Humphreys 1970). Я уж не говорю о Польше. Польша всё-таки не совсем Запад. Почти Россия — с наследием и царизма и социализма. Разве что вот католические нравы. Но почитаем в «Иначэй» признания Мартина, присяжного переводчика, 31 одного года.
«Кабинщиком я стал на учебе. Перед тем мне даже не приходило в голову, что парни могут знакомиться в туалетах и даже запросто этим пользоваться прямо на месте знакомства. В один из первых дней пребывания в вузе, неопытным первокурсником я зашел в мужской туалет в одном из зданий моего университета, чтобы посидеть подольше. Только когда расселся поудобнее на доске, к своему замешательству заметил, что в деревянной стене, отделяющей кабинку, виднеется большущая дыра, обрамленная непрофессиональным рисунком натянутых губ и надписью: «Тут дай пососать». Я был просто ошеломлен: идея показалась мне столь простой, что я даже… забыл о цели своего визита в это место. Решил немного подождать, пока кто-нибудь зайдет в кабину по соседству. Ждать пришлось недолго. Появился парень, который стал передом к сиденью и расстегнул брюки, из которых сам выскочил большой, твердый, напряженный член. Давление у меня наверное подскочило до двухсот! В одну секунду я уже знал, что это то! Если кто-то удивится, добавлю, что это был 1983 год, целиком иные времена. Ясно, что член моего соседа быстро оказался в дыре. Парень был здорово распален, спустил почти тотчас.
С этого времени я начал заседать в этой кабинке ежедневно в разное время. И почти всегда кто-то случался. Я уже знал, что это будет мания, но пока ей не сопротивлялся. Я выбирал всегда ту же кабинку, что в первый раз, вероятно из сентиментальности, а если она была занята, то я предпочитал подождать, пока освободится. Время летело, на улице настала зима. Мешала куртка, а где ее повесить, не было. Однажды я взял из дому молоток и гвозди, выбрался туда очень рано, когда в здании еще никого не было, и вбил два гвоздя — один для куртки, другой для сумки. Так я начал осваивать свою «дырку», обзаводиться хозяйством. Если позже в этом месте кто-то подумает, что я свихнулся, добавлю холодно, что всё это время я был нормальным студентом, всегда сдающим в срок, может и не пятерочником, но неплохим. Кроме того, что кабиночные сессии отнимали у меня больше времени, чем экзаменационные, это никоим образом не отразились на остальной моей жизни. Очевидно, я был очень к этому приспособлен, может, у меня это было в крови.
Когда пришла весна, с моих гвоздей исчезла куртка, зато на них повисли… брюки. Потом рубашка. Под конец даже плавки. Я раздевался догола, оставался в одних носках. Это отчаянно возбуждало партнеров. Некоторые следовали мне. Было экстра». Позже это увлечение приелось и прошло.
В том же номере журнала приведено другое признание: Адам, учитель, 28 лет:
«Всё началось с репортажа по телевидению о бедном старом педриле, который околачивался целыми днями по столичным туалетам. Мне было тогда 17, я уже онанировал и знал, что меня возбуждают мужчины. Решил это проверить. Выбрался в рейс по всем возможным объектам. Вначале секс у меня был только с очень старыми мужчинами…» Кабины с дырками он избегал, потому что секс в этой обстановке его не привлекал, нужно было только знакомство, а потом уйти вместе куда-нибудь в более укромное и удобное место. (Observator 1997: 31).
Вот центры распространения… не гомосексуальности, нет (она распространена независимо от любого «телевизора»), а венерических заболеваний и СПИДа. Не говоря уж об эстетике и элементарной гигиене, отсутствием которой наши российские и советские отхожие места всегда славились. Можно, конечно, заткнуть намертво и заштукатурить дырочки, заколотить сами «телевизоры» — и чего добьетесь? Немедленно превратится в «телевизор» соседний туалет. Можно посадить по милиционеру в каждый «телевизор» и хватать всех, кто отклеивает слюнявые бумажки. Боюсь, однако, как бы не соблазнили и милиционера. Если неодолимая потребность есть, бороться с ее проявлениями бессмысленно. Надо найти более разумные и культурные пути ее удовлетворения. Более безопасные для здоровья. Глупо заграждать колючей проволокой тропинки через газон — надо замостить их. Из интервью с американцем Тимом Маккарти:
— Как знакомятся друг с другом геи в США?
— Очень просто. Существуют гей-бары, специальные дискотеки <…>
— А в туалетах?
— Нет. Туалеты практически не используются. Те, кто там собираются, считаются низшим классом. Для знакомства существуют более достойные места.» (Лазаренко 1993: 94).
Ну, стало быть, есть всё-таки «низший класс», который собирается и там, хотя «туалетных мух» и не так много, как у нас. Во времена Кинзи 20 % гомосексуалов находили себе большинство партнеров именно там, а 10 % и сексом занимались именно там (Gebhard and Johnson 1979: tabl. 516, 528). Сейчас, похоже, меньше.
Есть, видимо, везде те, кого не удержать от поиска острых ощущений в сексуальной (в частности гомосексуальной) разнузданности, есть категория людей, нуждающихся время от времени в такой встряске, но и для них изобретены более безопасные способы удовлетворения — «джек-офф клубы» (джек-офф — английск. разговорн.: кончить, спустить). С 1980 г. они существуют в Нью-Йорке, затем появились в европейских странах. В них имитируется ситуация вересковой пустоши, но не позволяются ни оральный, ни анальный секс, ни глубокие поцелуи. Собираются в уютном зале до ста человек. Раздеваются полностью, но обувь просят не снимать: пол всё-таки оказывается залит спермой.
В журнале «Иначэй» (русск. версия) описывается посещение «джек-офф парти» (вечеринки) в парижском закрытом клубе «ЛЕ 30–50». Перед входом с посетителей берут плату и письменное обязательство соблюдать правила игры.
«Переступив порог, я так и остановился, не в силах перевести дыхание — перед моими благонравными славянскими глазами <…> большинство явившихся на «парти» парней, мужчин, дедушек были уже как Господь Бог создал, те и другие еще носили плавки, из-под которых выбирались наружу экземпляры редко встречаемых размеров. Красивые и уродливые, толстые и тонкие, дряблые и упругие, с улыбками, полуулыбками и странными гримасами на лицах все они тихим шумом голосов приняли нас, новичков <…> Вместе всех самцов в раздевалке было далеко за сто. Близился момент перехода в соседний, большой, ярко освещенный зал.»
Перешли. «Кругом раздавались вздохи, покрикивания и ворчания, было много страстных жестов, взглядов, внезапных прикосновений, которые одних приводили в кайф, а у других вызывали некоторое смущение. В общем, царила атмосфера лихорадочного возбуждения. По плану вес»< сеанс должен был продолжаться четыре часа, а тут уже к концу первого, несомненно самого горячего часа пол превратился в море клокочущей спермы. <…> Все казались вполне удовлетворенными, у всех были здесь свои знакомые и никто отнюдь не чувствовал себя одиноким или отвергнутым от компании, согласно правде, что на всякого урода довольно желающих с ним трахнуться. В этом спектакле было что-то захватывающее и глубоко трогательное; Я не мог устоять перед сравнением с нашей постсоветской действительностью, где подобные «джек-офф парти» существуют повсеместно — в привокзальных и городских туалетах, а летом в парках больших городов… Но в тот же момент ласки незнакомого мужчины, которому я так и не смог сказать «нон» (фрц: нет), позволили мне забыть об этих отечественных мерзостях, и я поплыл… обильной и резвой струёй.» (Артур 1994).
Можно негодовать, можно не участвовать, но согласитесь: если это кому-то нужно, то «джек-офф клуб» — это всё-таки лучше, чем лондонская вересковая пустошь или отечественный «телевизор». Это очень действенная форма борьбы со СПИДом.
Тот же переводчик Мартин сообщает, что его бесчинства в кабинке туалета прекратились, когда появилась геевская пресса, кафе для встреч голубых. Ну, и когда туалеты стали более современными — с обслуживанием. Другой «туалетчик», Адам, не признававший кабинок с дырками, признает:
«Уж если я входил в кабину, то ради надписей на стенках, которые часто были подробными описаниями мужского секса. Читая их, я дрочил себе член. Это был эрзац геевской " прессы, которая еще только должна была позже появиться.» (Observator 1997: 31).
И всё-таки несмотря на постепенное смягчение общественной атмосферы, на будущую замену «телевизоров» гей-барами и клубами, на создание легальных и удобных мест встреч, на появление «голубых» фильмов и литературы, на выход из подполья — несмотря на всё это быть гомосексуалом трудно. Гомосексуалы не желают своим детям своей судьбы. Было бы очень важно научиться предотвращать развитие ребенка по гомосексуальному пути.