Грех - Наталия Рощина

— Дайте ей время. Она не в себе. Она не может оправиться после такого удара… — Майя качала головой, когда Николай возвращался с работы и вопросительно смотрел на соседку.

А ему так хотелось хороших новостей! Со дня на день он ждал маминого возвращения. Неужели это никогда не закончится? Она не может так поступать с ними. Ему, братьям нужна нормальная жизнь, нужна мать. Но стоило переступить порог, как виноватый взгляд Майи говорил ему обо всем без слов.

— Я тоже очень хочу, чтобы Лена поскорее пришла в себя. — Громова словно извинялась за свою подругу. Майя старалась компенсировать отсутствие материнской ласки и заботы, разрываясь между тремя сыновьями Елены и своей семьей. Она обнимала Олю, целовала ее в пахнущую свежестью макушку. — Доча, ты ведь понимаешь меня?

— Понимаю, мамочка.

— Не обижаешься?

— Ты не беспокойся обо мне, папе. У нас-то все в порядке. Сеньке и Филу сейчас тяжелее всех. Коля взрослый, а они… Я на их месте тоже чувствовала бы себя паршиво.

— Давай останемся каждый на своем месте, милая, — посоветовала Майя. — Леночка скоро придет в себя. Жизнь постепенно наладится. Нужно время, чтобы пережить такое горе.

Сколько должно было пройти дней, месяцев, чтобы мама снова почувствовала интерес к жизни, Николай не знал. Никто не знал, а ждать было нелегко. Николай с гордостью смотрел на братьев. Молодцы мальчики. Филипп, умница, держится, пытался быть полезным. Ему приятна забота тети Майи, но с еще большим удовольствием он брал на себя то, что раньше делала мама. Николай видел, что это возвышает его в собственных глазах. Хорошо, пускай. Взрослеет. Мужчина должен уметь все.

С Арсением было сложнее. Он не забросил учебу, чего так боялся Николай. Но с ним творилось неладное: уединяясь в своей комнате, он скорбно молчал, как и его мать. Не позови его, так и пролежит до самого позднего вечера. Николай часто заставал его в слезах. Сенька стеснялся этого, отворачивался, а Николай делал вид, что ничего не замечает. Ему самому было нелегко строить из себя супермена. Как бы он хотел помочь и братьям, и матери, но Николай не знает, что еще должен сделать.

— Сень, давай в выходной на каток махнем. — Николай вспомнил, что Арсений с отцом часто ездили кататься на коньках.

— Как с папой? — Глаза Арсения наполнились слезами.

— Да. Хочешь? — У Николая застрял комок в горле.

— Поедем.

— Вот и хорошо. — Николай обнял его, думая о том, как младший похож на маму. В нем нет ничего от отца. Филипп — папин сын, а Сенька… Он другой. Ранимый, чувствительный и беззащитный. Скорее бы он повзрослел и стал менее уязвимым.

— Я пойду маме скажу насчет катка, хорошо? — Арсений осторожно постучал в родительскую спальню. Получив разрешение войти, забрался к маме на кровать. Взял ее обессиленную руку, прижал к своему лицу, замер. Он был так счастлив, что мама не гонит его, что забыл о цели своего прихода. Но прошло немного времени, и мама, погладив его по голове, прошептала:

— Иди, сынок, займись чем-нибудь.

Арсений послушно побрел в свою комнату. Он уже привык развлекать себя. Их дом превратился в место великой скорби, где все предпочитают разбрестись по комнатам. Филипп, и раньше не разговорчивый, стал вовсе молчуном. Раньше он расслаблялся в разговорах с отцом о программном обеспечении, о новых играх, о планах по усовершенствованию компьютера. Теперь говорить обо всем этом стало не с кем. Другого собеседника он пока не собирался искать.

Все чаще Николай задумывался о том, что не справляется с ролью главы семейства. У него ничего не получается. Ему так нужна помощь, а мама ушла в свое горе и не желает возвращаться в реальную жизнь.

— Да ей просто так удобнее! — в сердцах воскликнул Коля в один из разговоров с Громовой.

— Не говори так! — тетя Майя покачала головой. — Мы не имеем права осуждать ее.

— Жизнь не стоит на месте. Фил, Сенька нуждаются в ней. Да и мне нужна помощь. Этому дому нужна хозяйка. Она же всегда была сильной, тетя Майя!

— Была сильной. При отце была сильной, а оказывается… — Громова многозначительно развела руки.

Теперь Николай обязательно заскакивал домой на обед. Раньше он перекусывал на ходу. Но сейчас приезжал не потому, что нуждался в горячем обеде, а чтобы накормить братьев, маму. Приезжая, заставал ставшую привычной картину: мальчишки разбрелись по своим комнатам, мама — в спальне. Она все еще не выходит к столу, практически ничего не ест, проводя все время в одиночестве.

— Мы не можем злоупотреблять вашей добротой. — Николаю было неловко. Все это нелегкое время Громова практически полностью взяла на себя заботу о них. В доме чисто, в холодильнике приготовленная еда. Готовила Громова вкусно.

— Не выдумывай, Коля. По-моему, я прекрасно со всем справляюсь. Я права?

— Спасибо вам.

— Ничего, прорвемся. Всех напою, накормлю, только бы ели.

Едоки из Деревских стали никудышные. Николай подавал братьям пример, делая вид, что проголодался. Но в их глазах читал: «Как он может жрать?!» Николай закупал продукты, готовил по очереди с тетей Майей. Он изощрялся, изучая кулинарные книги. Кажется, у него неплохо получалось, и Громова его хвалила. Но братья не ценили его кулинарные способности. Их приходится уговаривать проглотить хоть кусочек, съесть одну ложечку, короче, выглядеть дежурным клоуном. Как же ему было тяжело! Не мог же он сказать, что вместо роли домашнего психоаналитика, с которой явно не справлялся, он с большим удовольствием опрокинул бы стакан водки, упал на свой диван и забылся тяжелым сном. Правда, понимая, что, когда проснется, ему станет еще хуже, ведь ничего не исправить, ничего не вернуть. Если бы это было в его силах…

— Мам, жизнь ведь не остановилась. — Николай в очередной раз обратился к матери. Отпуск за свой счет, который она взяла, проходил на кровати в спальне. Она словно забыла, что у нее есть дети, что это не только ее горе. — Мам, не только ты потеряла мужа, но и мы лишились отца, слышишь? Пожалей ты нас, ради бога! Не меня, так хоть Фила, Сеньку! Хоть его, мелкого, пожалей, мам!

Елена молчала. Николай чувствовал раздражение, жалость и беспомощность. Ему хотелось встряхнуть мать. Что надо сделать для этого?

— Потерпи, Коленька. — Майя погладила его по жестким волосам. — Она потеряла друга. Единственного, настоящего. Потеряла опору и никак не может прийти в себя.

— Сколько еще ждать? Я устал. Все устали. — Николай был резок. В его тоне не было ни намека на жалость, сострадание.

Майя подумала: «Вот что значит чужая кровь…»

— Потерпи, — только и повторила, устыдившись своей мысли.