Придумано в СССР - Михаил Задорнов

Боб и тот по мне сох. Но тут я совсем разозлилась. «Ты кто такой? – спрашиваю. – В лужицу когда-нибудь на себя смотрел? Ты же горох гипертрофированный. А чего выпендриваешься? Боб! Под иностранца работаешь? Фарца мелкая!»

И главное, как они потом все после моих отказов переживали! Двадцать семь баклажанов просто посинело. Тридцать девять абрикосов обрюзгло и в урюк превратилось. Нет, моя красота не для семейной жизни. А как подумаю, что ещё и дети пойдут!

Я же сразу свой цвет и форму потеряю. Вон тыква – дура многодетная. Семерых родила, а как её сразу разнесло! Правда, тыква тыквой, а тоже себе ухажёра нашла. Вон как он о ней заботится, всё время в тени держит, от дождя укрывает! Сразу видно – лопух! Верно у нас на огороде говорят: «На каждую тыкву всегда свой лопух найдётся!»

Так, ладно… Мальчишки убежали, пора открываться. Вот! Так художник сразу мою красоту заметит. А что? Мне в лужицу себя хорошо видно. Вон какая я красивая! Форма у меня модная, приталенная, удлинённая. Словом, вид у меня замечательный. По-латыни мой вид называется «не хапус голыми рукамус»!

Бр-р!.. Зябко… Что-то стало холодать… Никак осень наступает? Погода совсем портиться стала. Но листочком прикрываться нельзя. Тогда художник меня не заметит. Надо паутинку на себя накинуть. Вот какая красивая паутинка! Это один знакомый паучок вязал. На месте художника я бы прямо в ней меня и нарисовала! Паучки вообще молодцы. Весь огород опутали. Так что с ними дружить надо. У каждого как минимум по шесть лапок! Шутка ли? И верно они говорят у нас на огороде: «Хочешь жить, как человек, надо как можно больше лап иметь!»

Так где же мой художник? Что же он не идёт? Осень уже наступила, а его всё нет! Весь огород почти опустел. Одно пугало осталось. И я. Вот кто меня больше всех раздражает, так это пугало. Шляпу надело, делает вид, что интеллигентный человек. А на что ты её надело? На ведро пустое! За всю жизнь одного только хозяина один раз напугало. Тот поздно ночью огородами из гостей возвращался. На своё же пугало и наткнулся. Ему ведро прямо на голову свалилось. Он в этом ведре с испугу домой прибежал. Жена дверь открыла да так и ахнет: «Боже мой, это кто на наше пугало новый мужнин костюм надел?!»

Ой! Дождь пошёл! Никак и впрямь осень наступила.

Неужели я так одна на огороде и останусь? Мальчишки и те уже не бегают. И птицы куда-то полетели… Вот те на. Весь огород опустел. Художник?! Художник?! Где ты? Боже мой! Боже мой! Хоть бы кто-нибудь меня сорвал… Ой, и листик улетел… Эй, кто-нибудь! Сорвите меня! Нет никого… Остаётся одно: самой падать. А то ещё немного, и я даже в сухофрукты не сгожусь!..

Впрочем, не надо печалиться. Кто-нибудь да подберёт. Как это у людей поётся? «В сорок пять, в сорок пять… груша ягодка опять…»

Глава седьмая

Время, вперёд!

…А потом началась перестройка…

Хромосомный набор

Боже мой! Что же мне теперь делать?

Послезавтра я должен лететь в Польшу. Вчера с ним весь вечер провёл. Говорили обо всём, анекдоты рассказывали, смеялись, выпивали, партийную конференцию обсуждали – так весело было! А сегодня мне сказали, что он этот. Ну, который обо всех сведения собирает. Кошмар! Не могли позавчера сказать. Я бы хоть через раз в рукав выливал. А так даже вспомнить не могу, что я ему говорил, сколько выпили. Помню только, он мне всё время подливал и говорил: «Расскажи ещё что-нибудь!» А я рассказывал. Вот дурак! Меня же теперь прямо с варшавского самолёта снимут и на сахалинский поезд пересадят.

А с другой стороны, что я так испугался? Ну, наговорил и наговорил. Не то время сейчас.

Гласность! Правда, если гласность, то почему до сих пор такие, как он, существуют? А может, меня разыграли? Может, он вовсе не такой? Да? Почему тогда, только встретились, он сразу: «Ты выпиваешь?» Провокатор! Понимает, что у пьяного на языке, то у трезвого на уме. А что у меня на уме?

У меня на уме… Купить попугая, который живёт триста лет, и усыновить его, чтобы хоть кто-нибудь из членов нашей семьи увидел, чем закончится перестройка!

Точно! Так я ему и сказал! А он ещё говорит: «А ну повтори, запишу, не понял».

Ну и пускай записывает! Ушло, ушло их время. Даже оформление за границу и то стало проще проходить. Из анкет целую графу убрали.

Одну. Теперь не надо больше писать, что я в плену не был! Потому что в стране перестройка!

Гласность! Плюрализм. Правда, никто не знает, что это… Может, мой дед поэтому до сих пор по сторонам и оглядывается, когда пересказывает, что в журнале «Огонёк» напечатано? Недавно шёпотом на ухо говорит бабуле: «Осторожнее теперь надо быть. Повсюду СПИД свирепствует!» Что ни говори, а у деда чутьё! Недаром и тридцать седьмой пережил, и сорок первый, и разруху, и кукурузу, и застой… Теперь перестройку переживает. Обещает и следующий этап пережить – ликвидацию последствий перестройки. Под названием «последняя стадия развитого социализма». После которой будет заключительный этап последней стадии развитого социализма, а потом ещё окончательная фаза заключительного этапа последней стадии развитого социализма…

Ай-яй-яй! Кажется, я ему и это сказал. Точно! А он говорит: «Извини, побегу позвоню, пока не забыл». Ну кто меня за язык тянул?

Сколько раз и дед, и отец говорили: «Не хочешь проболтаться – не думай вообще!» Неужели они правы? Неужели они опять правы?

Господи, да что же я так трясусь? Аж мурашки по коже побежали. В нашем роду декабристы были, офицеры, революционеры, моряки. Из всех, правда, один дед выжил. И нам всем свой хромосомный набор передал. С мурашками в генах!

Потому что все боролись, сомневались, колебались… Зато дед никогда не сомневался. А если колебался, только вместе с генеральной линией партии. Вот в тридцать седьмом врагов народа разоблачал – теперь говорит: «Надо же, ошиблись – не тех расстреляли. Ну ничего, на ошибках учатся. В следующий раз уж точно того, кого надо! Поэтому, внучок, имей в виду: гласность объявили, чтобы узнать, кто что думает, и в следующий раз не ошибиться и – точно того, кого надо!»

Нет, нет… Надо взять себя в руки и успокоиться. Не может быть, не верю, не то сейчас время. И не надо так мучиться.

В газетах и журналах действительно всю правду пишут. И о Сталине, и о Хрущёве, и о Брежневе, и о Берии. А может, дед опять прав? Это и есть гласность, когда можно сказать всю правду о Сталине, о Хрущёве, о Брежневе, о Берии. Ну, ещё об Иване Грозном. О Петре Первом тоже. Прямо к памятнику подойти и всю правду – в глаза Медному всаднику! Мол, не первый ты был! Понял?! У Екатерины!!!

Да что же это за время такое? Ничего не понятно. Если гласность, то в каких пределах, если демократия, то в каком смысле? Если всё во имя человека, то какого человека имеют в виду? Вообще человека или какого-то одного, конкретного? Что ни говори, а правильно я ему вчера на прощание сказал: «Если их капитализм загнивает социально, то наш социализм – капитально!»