Что, если мы поверим - Сара Шпринц

Я никогда не испытывала ничего подобного, и это было невыносимо. Невыносимо много, красиво и яростно, последний рывок в меня, и умоляющий стон с его именем, и я выгибаю спину. К нему, ближе, глубже, пока моя дрожь не стала его.

Во мне было достаточно жара, но я хотела его еще ближе. Скотт вышел из меня, облокотился на матрас рядом с моим лицом и поцеловал. Я не хотела, чтобы он вставал для того, чтобы выбросить презерватив, но ничего не могла сказать. Мне не хотелось закрывать глаза, пока он не вернется, но мои веки были слишком тяжелыми. Тьма окутала меня, но я ничего не могла поделать и просто уснула. Все мое тело было тяжелым, мягким, и все же я чувствовала, что парю.

Я на секунду открыла глаза, когда чьи-то руки скользнули мне под голову и плечи. Скотт притянул меня к себе, его тело пылало так же сильно, как и мое, но это было идеально. Когда я щекой упала ему на грудь и он накрыл нас одеялом, я почувствовала себя в полной безопасности.

* * *

Когда я проснулась, Скотта уже не было. Одеяло сползло ниже талии, я продрогла и натянула его повыше. Повернув голову, несколько раз открыла-закрыла глаза, чтобы разогнать сон. В спальне было темно, но я могла разглядеть очертания мебели.

Голова тяжелая, в горле пересохло. Я понятия не имела, который час. Где мой телефон? Наверное, где-то в одежде, но она осталась в ванной. Я села в кровати и почувствовала себя местами истертой до ссадин, но это не было неприятно. Скорее напоминало мне о том, как несколько часов назад Скотт вышиб из меня последние проблески здравомыслия.

Боже, я действительно с ним переспала, и это оказалось намного лучше всех версий «Притворяясь», которые я когда-либо сочиняла. У меня скрутило желудок. Ведь Скотт совершенно не догадывался об этом. Что я трусиха и лгунья. Фанатка, с которой он ни за что бы не стал связываться.

Я чувствовала себя разбитой, мне захотелось снова лечь и заснуть, но я не могла. Мысли об Элен Мансутти преследовали меня. И о Скотте, который целовал меня на Куорри-Рок. Это просто невыносимо. Надо что-то сделать, и я знала что. Я знала, зачем подписала издательский договор после последней поездки к родителям, но до сих пор не отправила его в Нью-Йорк. Знала, что одна часть меня отчаянно сопротивляется этому, но когда я думала о маме и папе, об их сдержанных выражениях на лицах, когда они рассказывали о нехватке денег… Эта сделка с издательством могла помочь родителям покрыть долги, но я знала, что это навредит Скотту. Даже больше. Я потеряю его доверие, я знала это. В этот момент я впервые почувствовала настоящее отчаяние.

Я встала с постели и накинула одеяло на плечи. На комоде лежала какая-то футболка. По всей видимости, ее уже надевали, но, кажется, это именно то, что мне нужно. Чувствовать теплый запах Скотта и мягкую ткань на онемевшей коже. Футболка прикрывала попу, но я все равно укуталась в одеяло, когда вышла из спальни. Я огляделась в темном коридоре, но нигде не было света. Вдруг я услышала тихую мелодию. Ноги сами понесли меня, шаг за шагом. Голыми ступнями по гладкому паркету, по лестничному пролету и по теплому полу гостиной. Скотт не включил лампу. Сквозь стеклянный фасад пробивалось лишь слабое голубое свечение бассейна. Скотт сидел за черным роялем, я остановилась.

Он не заметил, как я вошла, потому что глаза его были закрыты. Пальцы скользили по белым и черным клавишам, как вчера по моему телу. Звуки парили в воздухе. Это была темная и медленная мелодия. С частым нажатием педали и клавиш на левой стороне рояля. Аккорды, от которых мурашки бежали по коже, и медленно нарастающая жидкая печаль. Она шла волнами и заполняла все пространство. Скотт играл так, словно находился в трансе. Это мелодия трогала что-то внутри меня. Глубокая и тяжелая, с горьковатым привкусом на языке. Горечь и жажда. Я давно ничего подобного не слышала.

Я старалась не шуметь. Тихо на цыпочках подошла к нему. Он заметил меня, когда я оказалась совсем близко за его спиной. Приподнял руки и убрал ногу с педали. Мелодия оборвалась так резко, что стало почти больно. Скотт посмотрел на меня:

– Я тебя разбудил? Прости…

– Нет, не разбудил. – Мой голос оставался все еще хриплым после сна, но я не хотела нарушать тишину откашливанием. Скотт развернулся ко мне лицом. Он сидел в одной темной футболке и трусах. Я протиснулась между его ног и обвила руками и одеялом его плечи. Мягкая ткань футболки отдавала прохладой.

– Это было прекрасно, – прошептала я, и Скотт опустил глаза.

– Извини, – повторил он.

– Посмотри на меня.

Он сделал это, и сейчас, в темноте, его глаза казались почти черными.

– Это было прекрасно, – повторила я, выделяя каждое слово в отдельности.

Скотт медленно кивнул:

– Спасибо.

– Почему ты не спишь? – Одеяло упало на пол, когда я положила руки ему на спину.

Скотт прижался головой к моему животу.

– Я не устал, – пробормотал он, и это была настолько явная ложь, что я чуть не рассмеялась.

– Ты не смог уснуть?

Я почувствовала, как он пожал плечами, и провела кончиками пальцев по его волосам. Его голова сразу отяжелела.

– Пойдем в постель, малыш.

Я в первый раз назвала его так. И заметила это только после того, как сказала, а Скотт если и понял, то не подал вида.

– Иногда мне снится, что кто-то хочет меня сфотографировать, я замечаю это слишком поздно и… потом я просыпаюсь и не могу снова заснуть. – Скотт провел указательным пальцем по белым клавишам, не нажимая их. – Это ужасно глупо, я знаю, – сказал он, не глядя на меня.

– Сегодня тоже? – тихо спросила я.

Он однозначно пожал плечами.

– И сегодня тоже, – тихо пробормотал он.

Я присела рядом с ним на банкетку.

– Что это ты играл?

Скотт посмотрел на свои ладони, словно проклинал их за то, что они только что сыграли.

– Да так, ничего, – уклончиво ответил Скотт таким бесцветным голосом, что мне стало не по себе.

– Для «да так, ничего» это звучало слишком идеально.

– Глупости. Я вечность не сидел за роялем. Не знаю, что сейчас на меня нашло.

Я почувствовала растущую неловкость в его словах. Скотт собрался было подняться, но я мягко положила руку ему на предплечье.

– Сыграешь еще раз? – попросила я, и он снова сел.

– Хоуп… –