Война и мир Ивана Грозного - Александр Тюрин

В XVI веке феодальная аристократия превратилась в паразита. Продолжая присваивать прибавочный и даже часть необходимого продукта, создаваемого производящими слоями населения, она мало что давала взамен в области управления. Мало что хорошего. Родовая аристократия, вставшая толстым посредническими слоем между верховной властью и производящими слоями населения, лишь увеличивала издержки управления, а то и просто вносила в него хаос.

В целом, проблема централизованного московского государства заключалась в том, что новое содержание – централизованное государство, государство-нация, действующее в интересах всех земель и всех сословий – вливалось в старые формы, оставшиеся от феодальной эпохи. Той эпохи, когда не существовало единой русской нации ни по вертикали, ни по горизонтали. Той эпохи, когда княжеско-боярская элита, потомство варяжских и литовских покорителей, никак не соотносило свои права и обязанности с правами и обязанностями низших кормящих слоев общества.

Однако, в XVI веке княжеско-боярскую власть нельзя просто отнести к отживающим формам, которые мирно лопаются и отваливаются под напором нового содержания.

Напротив, княжеско-боярская верхушка активно боролась за сохранение своих властных полномочий и своей непомерно высокой доли в общественном потреблении, используя возможности центрального государственного аппарата.

Большинство родовитых персон сидело в Боярской думе, совещательно-правительствующем органе при великом князе. Как пишет Ключевский: «Они намеревались, сидя в Боярской думе, править Русской землей, как некогда их отцы правили ею, сидя по уделам».

Это правление показало себя во всей красе в период междуцарствия 1533–1547.

Тогда боярско-княжеская верхушка фактически вернула страну в удельную эпоху, но, в отличие от прежних времен, феодальные узы были для России уже слишком тесны. Городский плебс и поместное дворянство жаждали освобождения от боярского произвола. И, если бы вместе с воцарением Ивана Васильевича, в страну не вернулась бы сильная верховная власть, то низы общества смели бы верхи.

Однако и после воцарения Ивана Васильевича, князья и бояре были готовы обменять роли самовластных удельных повелителей лишь на роль всевластной олигархии при послушном царе.

«Избранная рада», в представлении Курбского, была властью немногих, избравших самих себя по праву родовитости. Поэтому, когда князь Курбский, будучи таким «избранным», определяет политику государства, у него нет претензий к «тирану». Но едва «тиран» перестает его слушаться, то Курбский спокойно изменяет не только «тирану», но и родине.

Раз не получается «избранничество», то хотя бы заполучить Рязанское княжество с помощью татар и литовцев, как того желает Семен Бельский, то хотя бы «на Ярославле государить», как хочется Курбскому. А раз не получается в Ярославле, так можно и в Ковеле, пусть ценой предательства и пролития единоверческой крови.

Крупный специалист по европейской истории Роберт Виппер замечает, что «взгляды Курбского совершенно совпадают с мировоззрением крупных польских панов, немецких фюрстов и французских сеньеров XVI века, которые или заставляли монархию подчиниться своему правительственному давлению, или, потерпевши на такой попытке неудачу, изменяли своей стране и объявляли себя вольными и самостоятельными вождями, как бы государями. Коннетабль Бурбон, принц крови и родственник французского короля, перешедший в 1521 г. вследствие личной обиды к германскому императору Карлу V и принявший команду над войсками, сражавшимися против его отечества, курфюрст Мориц саксонский, в 1548 г. верный слуга Карлу V, изменивший в 1552 г. в пользу Франции, – вот наглядные западные параллели к Курбскому».

Иван Пересветов. Требования служилого сословия

Задолго до начала ливонской войны перед Иваном встала задача уменьшения социального статуса родовой аристократии, ее властных полномочий, «административного ресурса», ее земельных богатств. Мы видели, как часть функций аристократии, касающихся местного управления, была передана крестьянским и посадским обществам. В экспроприации других ролей и функций феодальной верхушки Иван IV мог опереться только на служилых людей, на класс мелких землевладельцев, несущих основную нагрузку по обороне страны.

А что же сами служилые? Они не были такими безгласными, как хотелось бы некоторым «историкам». Служилый человек Иван Пересветов внятно изложил взгляды своего сословия в челобитной, врученной царю еще за 15 лет до введения опричнины. И, по мнению многих исследователей, это изложение оказало большое воздействие на взгляды царя.

Литвин Пересветов выехал из великого княжества литовского в Москву около 1537 г. Он был многоопытным воином, послужившим венгерскому, польскому и чешскому королям, а также молдавскому господарю. В Москве он претерпел насилия со стороны бояр и потерял «собинку», то есть нажитое службой имущество. 8 сентября 1549 года в церкви Рождества Богородицы Пересветов вручил царю челобитную с проектом социальных реформ.

В этом проекте предлагалось полное уравнение всех служилых людей, предоставление равных возможностей для продвижения по службе как родовитым, так и неродовитым людям. Суд, согласно проекту, должен стать справедливым и быстрым. Доходы от суда идти в казну, а не в карман судьи-аристократа. Частная военная служба у вельмож отменена, и лучшие ратники из их частных армий (дружин) привлечены в отборный государственный корпус. Все служилые люди должны получать постоянное государственное жалование, а свободные люди защищены от закабаления и превращения в холопов. Высшая родовая аристократия не должна привлекаться в состав правительства.

Челобитная Пересветова содержала «Сказание о Магмете-салтане», в котором рассказывалось, как турецкий владыка «великую правду в царстве своем ввел». Этот главный персонаж сочинения Пересветова «никого из вельмож своих ни в один город наместником не поставил, чтобы не прельстились они на мзду и неправедно не судили… А ввести царю правду в царстве своем – это значит и любимого своего не пощадить, найдя его виновным». Воинов Магмет-салтан «наделил царским жалованием из казны своей, каждому по заслугам». «Если у царя кто против недруга крепко стоит… будь он и незнатного рода, то он его возвысит и имя ему знатное даст…» Всем судьям Магмет дал книги судебные, чтобы судили всех одинаково, а тех, что судили нечестно, за взятки, «казнил страшной смертью».

Публицист Ермолай (в монашестве Еразм), представлявший интресы мелкого служилого люда, выступал за установлении обязательной ратной службы с определенного количества земли.

Многие мысли Пересветова и Ермолая наши воплощения уже в преобразованиях 1550-х: губной реформе, Приговоре о местничестве, Уложении о службу и т. д.

Но все-таки радикальное осуществление чаяний служилого сословия, выраженных Пересветовым и Ермолаем, относится к разгару Ливонской войны.

Предпосылки введения опричнины. Роль войны

События Иоаннова детства, когда удельные князья Юрий Дмитровский, Андрей Старицкий, княжеские кланы Бельских, Шуйских, Оболенских, Глинских раздирали страну на куски, сделали важные отметины в мировоззрении царя.

Как отмечал историк С. В. Бахрушин, постоянной целью царя Ивана было не допустить «повторения боярско-княжеской реакции, имевшей место в 1538–1547 гг».

События марта 1553 г. показали царю, что княжеско-боярская верхушка ничего не забыла и ничему не научилась. Тогда во время «огненной болезни» Ивана (которая возможно была вызвана попыткой отравления), удельный князь Владимир Старицкий и ряд бояр отказался присягать наследнику, царевичу Дмитрию. «А Захарьиным нам не служивать»,[39] говорили они, намекая на низкое происхождение матери царевича, Анастасии. Вместо Дмитрия бояре видели следующим царем Руси Владимира Андреевича Старицкого, тесно связанного с семейством Шуйских. Князь Владимир и его мать вызвали в Москву удельные войска и раздавали им денежное жалование – подобные раздачи обычно предшествовали участию в военных действиях. Поп Сильвестр, столь приближенный в то время к Ивану IV, по мнению Р. Скрынникова, фактически занял сторону Старицких. Тянули с присягой князь Курлятев и казначей Фуников, связанные со Старицкими и Шуйскими.

В мае 1553, едва оправившись от болезни, Иван с семьей уезжает из Москвы, где видимо чувствует себя неуверенно, в Кирилло-Белозерский монастырь. На обратном пути, на реке Шексне, странная гибель настигает царевича Димитрия. И няня, державшая ребенка на руках, и поддерживающие ее бояре оказались в воде. Как будто сходни, по которым они переходили с судна на берег, были подпилены. Из всех упавших в реку погибает только царевич. (Этот страшный факт, также как гибель в Угличе другого царского сына, тоже Димитрия, и тоже при очень странных обстоятельствах, сыграют роковую роль в судьбе династии, да и всей страны.)