Мистерии доктора Гора и другое… - Александр Половец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром проснувшемуся Шмакову стало не по себе при воспоминании об этой бумажке. И вскоре — звонок в дверь: участковый внимательно осмотрелся.
— Что это ты, гражданин Шмаков, коммерцию завел на старости лет? Мало тебе ее на работе?
«Неужто, и до него уже дошло о недостаче? Так ведь не было ее!»
— Ты это брось, не позорься, Шмаков!
— Да пошутили мы с соседом, — стал оправдываться Шмаков.
— Ничего себе, пошутили, а если вы кого-нибудь на самоубийство толкаете?..
Шмаковским объяснениям участковый не очень поверил: «Мы еще побеседуем…» А через день, едва Шмаков вернулся с работы, — у дверей дожидается некто с удостоверением — «фининспекция». «У вас, по слухам, кустарное пуговичное производство — где ваши отчеты, накладные — можно ознакомиться? Будем облагать».
И почти следом за ним — жилец с первого этажа, чаще живший не здесь, а там, откуда так, запросто, в гости не заходят. Шмаков, как и другие жильцы, его побаивался и старался обходить стороной. Вот он: физиономия небритая, опухшая:
— Я насчет скелета. Бери! Пара банок — товар твой!
При всей нереальности происходящего, мелькнула все же у Шмакова практичная мыслишка: «Фигура подходящая, может, и правда, купить… А лучше, — сразу поправил себя Шмаков, — выпроводить его, пусть уходит». Так ведь, не уходит!
— Ладно, хоть на одну дай!
— Пиши обязательство, — нашелся Шмаков.
Пришлось сесть за стол, Шмаков на листке сверху нацарапал: «Договор». И дальше… В общем, очень странная получилась бумага. Но — документ. Выходило по ней, что свой скелет Шмаков может сохранить за собой, передав, взамен его, медицине только что купленный. «Оформить надо бы все сразу, неровен час, — опасался Шмаков, — пока дружки бывшего хозяина скелета ребра ему не повредили». А то и под машину пьяный попадет, но если потом, это будет уже не его, Шмакова, забота.
А перед самой работой вдруг подумалось: «Ну, пропущу еще день, отработаю. Такое дело — надо торопиться. Да и печать бы на договор поставить — могут без печати не принять. И, вообще, в любом деле нужен порядок» — по пути зашел Шмаков в контору, где недавно заверял бумаги о предстоящей пенсии, к нотариусу. Тот, прочтя — «Документ», и дальше — недоверчиво посмотрел на Шмакова, не шутит ли посетитель, потом еще раз прочел: «Обождите, гражданин», — ушел за перегородку. И вернувшись: «Нет, гражданин, не можем мы такие документы заверять, вы уж сами как-нибудь, полюбовно» — и снова ушел. Совсем ушел, понял Шмаков.
Подходя к клинике, Шмаков готовился к серьезному разговору, в надежде, что еще не поздно, что все может обернуться по-хорошему и что удастся забрать свою расписку, отдав взамен новую, на чужой скелет. Надо только быть с ними построже, понимал Шмаков, и даже заготовил такое: «Безобразие! При современном развитии пусть ваши ученые придумают искусственные скелеты из пластмассы!»
В комнате с табличкой номер «13» оказались совсем другие люди, солидные, пожилые. Шмаков начал очень миролюбиво, объясняя, что хотел бы свою расписочку получить обратно, взамен вот этой. А заметив, что его не понимают и, не читая, возвращают ему «документ», сорвался: «Нет пока такого закона, чтобы у трудящихся насильно покупали их скелеты!»
— Успокойтесь, товарищ, присядьте, вот стул, — что вас беспокоит?
Шмаков сбивчиво объяснял про недостачу, про фининспекцию и про пьющего соседа, который его надоумил…
— Николай Николаич, — обратился, наконец, задыхаясь от хохота, один пожилой юрист к другому, — это твои, твои аспиранты отчебучили! Ты им теперь практику должен зачесть по высшему балу!
* * *Подошло время — так ведь и умер по-настоящему Шмаков: жил-жил и перестал…
Неприятная, даже и для человека привычного, процедура освидетельствования того, что оставалось от Шмакова, досталась, как и положено, дежурившему в тот раз доктору, не поверите — им оказался один из шутников, оформивших когда-то здесь же, в институтской клинике, «прошение» Шмакова. Произведя необходимые действия, доктор окликнул штатного прозектора, боясь поверить глазам, да какой — глазам, всем пяти чувствам, которыми наделила нас природа: вместо костей, составляющих так называемый опорно-мышечный аппарат «хомо сапиенса», мышцы, сухожилия и всё остальное, удерживалось в относительно должном порядке некоей субстанцией, на кости мало похожей.
А похожа она была на аккуратно оструганные деревянные щепы и палочки, которые рассыпались при малейшем к ним прикосновении скальпеля… Плоть же Шмакова сохраняла при этом заданную природой форму, будучи ни к чему не прикрепленной. К ней и не стали прикасаться, в ожидании вызванной местным руководством, не посмевшим брать на себя ответственность за результаты вскрытия, комиссии, которой следовало освидетельствовать факт отсутствия скелета у покойника.
В тот день месячный запас спирта всей клиники был освоен досрочно и полностью… Комиссия же, видимо, в предположении абсолютной невменяемости дежурного персонала, имевшего почти неограниченный доступ к ректификату, не появилась. Ну, и Господь с ней, решили оказавшиеся причастными к этому прискорбному событию сотрудники.
А Шмакова в тот же день поспешили предать кремированию, ибо, как помнит читатель, не было у него близких, кто пришел бы проститься с покойным. Так и сожгли Шмакова, и вместе с ним ушла в трубы крематория загадка его существования, а может, и вообще всех нас.
Любого человека.
P.S. Вот такой сюжет подарил мне много лет назад собеседник, навестивший меня дома, в надежде на приятную беседу с участием двух моих приятельниц, и он не обманулся, естественно. Записал я тогда его рассказ, как смог, наспех, а теперь, наткнувшись на пожелтевшие листки, чувствую — пришла пора и с вами, уважаемые, поделиться ею. Много лет спустя можно, пожалуй, и открыть имя собеседника — догадливый читатель уже понял, что был это не кто иной, как мой добрый знакомец доктор Гор — это именно он и был одним из шутников-ординаторов медицинского института.
Дошутился, значит…
Обалдуевщина
Злодейство четвертое, совершенно неправдоподное, и всё же…— Дед, почему ты всегда рассказываешь о таком, чего никогда не может быть? Расскажи что-нибудь, что было на самом деле!
— потребовал внук, закутавшись по самые уши в одеяло.
— Ну, хорошо — сегодня я расскажу тебе самую правдивую историю на свете! Слушай, вот она.
* * *Знаешь ли ты, что живет в нашем городе человек с фамилией Обалдуев? Человек как человек, ничего особенного, только досадует, что от рождения досталась ему такая дурацкая фамилия. А совсем недавно ему сказали, что фамилию, когда захочешь, можно поменять на какую-нибудь другую и стоит это совсем недорого.
— А что — это идея!.. Ну, допустим, поменяю, — задумался Обалдуев, — а на какую? — и принялся составлять список, из которого мог бы выбрать для себя что-нибудь подходящее. Обалдуев листал телефонные книги, читал надписи на старых почтовых ящиках, где они еще сохранились, заходил в книжные магазины — запоминал имена авторов на обложках книг, потому что дома своих у него почти не было, да и зачем бы? А вот ведь, потребовались…
Со временем образовалась не очень большая, всего на трех страницах, коллекция, но и из неё следовало, что его фамилия вовсе не самая неудачная. Грибоедов, например, — чем лучше, чем Обалдуев? Или еще: он обнаружил, что по соседству с ним жил человек с фамилией Кукиш — вот это, действительно, наверное, было обидно! — и, конечно, записал ее тоже. А когда кто-то из мальчишек перерисовал на почтовом ящике соседа всего одну букву, лучше не стало, а только еще хуже — Какиш… Убрать же с ящика фамилию совсем сосед, наверное, не решился: было нельзя — пропадут же письма!
В этом месте внук рассмеялся и посмотрел на меня с сомнением — не вру ли?
А я продолжал…
В общем, оказалось, выбирать было особенно не из чего. Хотя, поначалу, и может показаться обидно, а так — ничего, особенно, если привыкнуть. Он-то привык: Обалдуев — и Обалдуев. Кто ему что скажет? Досадно — да, немного, а только вспоминал он неполное совершенство своей фамилии лишь когда его окликали, что, честно говоря, бывало совсем не часто — мало кому он был нужен, и фамилия его тут была совершенно не при чём. Так-то…
В общем, дело застопорилось, ничего не придумывалось. Вот и остался Обалдуев — Обалдуевым. Так и проживал он свою жизнь.
— Ну вот, опять ты всё придумал! — обиделся, было, внук.
— Нет, правда, правда! — убеждал его я.
— Ладно, может быть, в этот раз тебе еще поверю, — согласился внук. — А дальше было что, где сама история-то?
— Засыпай-ка, дружище, дальше — будет завтра, — пообещал я.
* * *На завтра хотел я для внука вспомнить совсем другую историю, потому что с Обалдуевым дальше случилось такое, во что внук вообще ни за что не поверил, — думал я. Но назавтра внук потребовал продолжить именно это — про Обалдуева, вот и пришлось вернуться к нему.
