Холодные звезды - Вергилия Коулл

— Мазь, — перевел Кай пояснения старика, — он заметил, что я хромаю, а на одежде кровь.

Тхассу кивнул, взял свою тарелку с остатками еды, пошаркал прочь, скрылся в соседнем помещении. Послышался плеск воды. Я вскинула голову. Вода? Тут имеются даже такие блага цивилизации?

Плеск затих, шарканье возобновилось. Скрипнула то ли половица, то ли дверь. Наступила тишина.

— Тхассу ушел? — подняла я бровь.

Кай, который продолжал задумчиво поворачивать и разглядывать карту, ответил не сразу.

— Мы расстроили его. А может, просто пошел спать. Кажется, он боится только ашров. А вот своих случайных гостей — нет.

— Если они, конечно, не заражены пузырчатой болезнью, — возразила я, — это — второе, чего наш хозяин боится больше всего на свете.

— Думаю, он не ошибается. Жизнь научила его выделять главную опасность.

Кай выключил карту и отложил ее. Вернулся к еде. Мне же кусок не лез в горло. Заметив мое состояние, Кай расценил его по-своему. Протянул руку, коснулся моего лба тыльной стороной кисти.

— Ты как? Жар, вроде, спадает.

Я тоже пощупала свой лоб. Как ни странно, лекарство помогло. Исчезла тяжесть в голове и боль в теле. Даже горло стало меньше першить. Но история Тхассу новым грузом легла на плечи.

— Как видишь, он не собирался меня травить, — я вскочила на ноги и принялась перебирать хлам, сама не понимая, что ищу. Хотелось просто занять чем-то руки.

— Я и не говорил, что он собирается тебя травить, — спокойным голосом ответил Кай за моей спиной, — я боялся, что он может что-то напутать.

— Как видишь, не напутал, — я неосторожно дернула за кусок ткани, на пол тут же упала и разлетелась вдребезги глиняная бутылка. Из темно-зеленой лужи, которая растеклась по доскам, пахнуло чем-то специфическим.

Кай поднялся с места, нагнулся, втянул в себя воздух.

— Поздравляю, белоснежка, — вздохнул он, — ты только что разбила адский огонь.

— Адский огонь? — я с огорчением уставилась на беспорядок. Уже пожалела, что дала волю нервам.

— Жидкость, которую трудно потушить, если поджечь. Так ее называют протурбийцы. Поэтому и не хранят в пластиковых или металлических емкостях. Только в глине. Очень уж химически активная. Она бы могла нам пригодиться для костра или в качестве самозащиты, — Кай взял меня обеими руками за плечи и усадил обратно на табурет. — Лучше тебе тут ничего не трогать. Я принесу земли с улицы, чтобы засыпать это, а потом убрать.

Он надел куртку и, прихрамывая, вышел. Я подперла рукой подбородок и пригорюнилась. Перспективы радовали все меньше. Одно дело — упасть на необитаемую планету, где главной проблемой стал бы вопрос, что поесть и куда спрятаться от дождя. Другое — суметь не напороться на неведомых существ, вышедших из-под земли, попутно рискуя жизнью, чтобы наладить контакт с местным населением. Как наивна я была, когда в первый день считала холод и голод самыми большими неприятностями! И как вдвойне оказалась наивна, когда придумала себе благодетеля с предупреждениями. Совсем как Тхассу нафантазировал себе друга.

Вопреки наставлениям Кая я снова поднялась и начала разбирать хлам, только теперь уже аккуратно. На глаза попалась допотопная пластиковая фоторамка. Наугад я ткнула в нее пальцем. Включился экран. Я всмотрелась в счастливые лица на изображении и почувствовала, как воздух выходит из легких.

В таком виде и застал меня Кай, который притащил кучу земли и засыпал ею жидкость на полу. Специфический запах сразу унялся. Отряхнув руки, Кай подошел и наклонил голову, чтобы тоже посмотреть. Даже не стал ругать за то, что не послушалась и рылась в вещах.

— Кажется, вот это Роберт, — выдавила я, указав на молодого белобрысого парня с круглым румяным лицом, одетого в военную форму. — А вот это Тхассу.

На снимке протурбиец был примерно того же возраста, что и его друг. Колоритные одежды обтягивали крепкую грудь, янтарные глаза блестели, как это бывает в минуты веселья. Они с Робертом положили руки друг другу на плечи. Рядом стояла женщина с девочкой лет пяти. Обе — темноволосые, с широкими улыбками. Обе — с бледно-желтыми глазами и охристой кожей. Обе — протурбийки.

— Это не у Роберта жена умерла, — у меня вдруг так задрожали руки, что рамка чуть не выпала, и Каю пришлось ее подхватить. Наши пальцы соприкоснулись, а затем и взгляды пересеклись. — Это была семья Тхассу. Он придумал целую историю, в которой все потери приписал другу.

— Значит, это был его способ справиться и выжить, — сильнее стиснул мои руки Кай. — Иначе бы его схур съел его изнутри.

— Но куда делся Роберт? Он ведь жил. Он есть на фото!

Кай осторожно вытащил из моих пальцев рамку, выключил и отложил ее подальше. Прикрыл тряпьем. Меня тронула его забота. Он прятал от хозяина напоминание, которое могло ранить того сильнее.

— Когда я пошел за землей, то на всякий случай обогнул дом, заглянул в сарай.

Я грустно улыбнулась. Кай был бы не Кай, если бы не сделал этого.

— У хозяина там дикие козы, есть птицы, — продолжил тот, — утром будут яйца и молоко.

Угощение обещало порадовать мой истосковавшийся по нормальной еде желудок, но следующие слова Кая напрочь отбили весь аппетит.

— Там, в сарае, на балке веревка… огрызок, но очень характерно повязанный…

— Роберт не выдержал и покончил с собой, — пришла к выводу я.

Кай потер лоб.

— Похоже на то.

— Почему Тхассу этого не сделал? Он потерял все: жену, дочь, друга…

Кай пожал плечами.

— У протурбийцев свои понятия. Они верят в силы природы, в интуицию, во внутренние ресурсы. Верят, что когда что-то калечится, природа сама находит способ все исправить. Она и исправила. Тхассу живет.

— Но он не в своем уме! — не выдержала я.

— Но он живет! — сверкнул глазами Кай. — Живет, несмотря ни на что. И заметь, совсем не плохо по местным меркам. Он в безопасности, тепле, у него свое хозяйство, еда.

— Но это не жизнь! Он не соображает, что происходит! Разговаривает с вымышленным другом! Не понимает, какой сейчас день и век на дворе!

— Но он живет. Когда остальные — уже нет.

— Ты его оправдываешь? Одобряешь? — я не могла поверить своим ушам.

— Я просто… — Кай скривился, словно боролся с сомнениями: продолжать или не стоит, — …был на его месте. И если бы не свихнулся, то не выжил бы.