Журнал «Если» 1992 № 05 - Кит Лаумер

Словом, процесс идет, интенсивно, идет вширь, и, полагаю, уже через несколько десятилетий будут основания говорить о планетарной культуре, включающей в себя множество субкультур, то есть культуре мозаичной. Она будет таить в себе много разных возможностей развития, что, как известно, обеспечивает выживаемость — ведь если какое‑то явление «опирается на одну точку», оно неустойчиво и в конце концов вырождается. Планетарная культура будущего создаст сложную сеть взаимосвязей самых разных региональных и глобальных традиций, и, надеюсь, одной из ее определяющих черт будет отчетливый персоналистический характер и в то же время глубокие и разветвленные связи

С КОСМИЧЕСКИМ БЫТИЕМ.

Известный американский биолог А.Грэгг как‑то сказал слова, получившие широкое хождение: «Мир поражен раком, и его носитель — сам человек». В пользу такого утверждения можно приводить множество фактов, относящихся к экологическому кризису, демографическому взрыву, чернобыльской катастрофе, аморализму политической практики, националистическому самоутверждению и многому другому. Чуть ли не любая попытка сколько‑нибудь улучшить жизнь не то чтобы кардинально по‑новому, а хотя бы по уже испытанным образцам, встречает ожесточенное сопротивление, благие идеи извращаются до неузнаваемости, ненасытно стремление добиваться чего‑то своего за счет общего блага — все это понуждает думать, что люди, как они есть, являются неблагодарным материалом, чтобы создавать мир по‑настоящему новый и прекрасный.

Трагизм нынешней ситуации, однако, таков, что и оставаться в состоянии какого‑то старого убожества человечеству тоже не дано. Риск гибели человека как вида на земле слишком велик, цивилизация, если она качественно не изменится, вполне может задохнуться в продуктах самоотравления. Аурелио Печчеи, основатель Римского клуба, ратовал за то, чтобы сформировать поколение людей с новыми человеческими качествами — глобалистским сознанием, экологической ответственностью, твердой волей приносить в жертву общему благу частные интересы, творческой инициативностью и лидерскими способностями. Эти люди, согласно Печчеи, смогли бы внести новую жизнь в уже имеющиеся социальные институты и основать новые, а в конечном счете вывести мир из тупика.

Роберт Лафферти. Маленький к

Карл Картелл был не самым приятным человеком на земле, а как Великий Замбези — не лучшим из фокусников. Тем не менее, это был очень сообразительный малый, в чем‑то даже трогательный, но обликом и манерами напоминавший надутого индюка. К тому же он выглядел страшно серьезным, самоуверенным о. и респектабельным. человеком. Он изучил, кажется, все, что можно было изучить в его деле, и собрал такой полный репертуар разных трюков, что претендовал на звание настоящего мастера. И, конечно, как и у других фокусников, у него был собственный коронный номер — незамысловатый, но надежный трюк с исчезновением. На первый взгляд, ничего особенно сложного, но на самом‑то деле номер оставался загадкой даже для тех, кто участвовал с Картеллом в шоу. Собственно, именно этой загадочности Картеллу и хватало для того, чтобы сравняться с истинными корифеями. А в последний раз у него действительно получился величайший трюк… Но об этом чуть позже.

Так вот, Картелл не исчезал сам. Обычно он помещал Веронику в специальный ящик, закрывал, а потом открывал его — и хлоп, ящик оказывался пустым. То же самое могли проделать многие — с теми или иными вариациями. Но в том‑то и дело, что Карл (Великий Замбези) Картелл не признавал никаких «вариаций». Он не использовал ни потайной люк (однажды он подвесил ящик с Вероникой на высоте 20 футов), ни двойное дно, ни прочие известные уловки. Он всегда разбирал ящик, доска за доской, и передавал их зрителям, чтобы те могли удостовериться, что все без обмана. Потом он повторял всю процедуру в обратном порядке, а когда, наконец, открывал ящик, оттуда, как ни в чем не бывало, выпархивала Вероника.

Великий Буффо клялся, что девчонки с самого начала не было в ящике. Великий Буффо, однако, не мог повторить трюк. Не могли также ни Великий Гауматургос, ни Великий Зебдо. То есть, каждый из них был способен показать то же самое, так что публика даже не заметила бы разницы, но сами маги знали, что разница есть. Их хитрости были известны каждому из них, как и любому профессиональному фокуснику вообще. Но как все это получалось у Замбези‑Картелла, было совершенно непонятно, что и позволило Картеллу занять соответствующее положение среди фокусников. Более того, хотя маги — наверное, единственные люди на земле, которые даже в глубине души не верят в чудеса, после сеансов Великого Замбези они начинали испытывать сомнения. Великий Веспо, правда, заявлял, что он знает, в чем дело. Но Веспо, в то время уже старик, частенько делал экстравагантные заявления.

Мы не будем приводить здесь объяснения, которые давал своим зрителям сам Карл (Великий Замбези) Картелл. Вы, скорее всего, не поверите и будете смеяться, а мы очень чувствительны. К тому же, нам просто не хватает способностей Замбези, чтобы выступать с такими странными объяснениями, даже если они истинны (а это, возможно, так и есть!). Ну, впрочем, ладно, попробуем: ой говорил что‑то примерно в том духе, что послал Веронику вниз, в океан, а затем позвал ее обратно… М‑да.

Однако мы собирались рассказать вовсе не об исчезновении Вероники, а совсем наоборот. То есть, наоборот не в том смысле, что кто‑то еще исчез, а, наоборот, появился — некий тип, который совершенно не был похож на Веронику.

Это случилось во время Тройной Ярмарки, на Новой Сцене, когда она еще действительно была новой. Роскошное освещение, уже порядком взвинченная толпа — и Великий Замбези в превосходной форме. Вероника, сияющая, словно драгоценный камень, входит в ящик. Замбези закрывает его, и зрители замирают от предвкушения того удивительного, что должно сейчас произойти. Наконец, Картелл, выдержав паузу, начинает снимать крышку, чтобы все могли убедиться, что ящик пуст.

Но провалиться нам на этом месте, если так и было. Однако, как вы уже поняли, ящик оказался занятым, и отнюдь не Вероникой. То, что выкатилось на сцену, походило на клоуна, — жалкое чучело с самым печальным выражением лица, которое вы только можете себе вообразить.

— Святые гамадриды, откуда ты явился, каракатица? — выдохнул Замбези‑Картелл, не понимая, что происходит.

На человечке были спадающие штаны, стоптанные ботинки и куртка с оторванными рукавами. Он плакал и вытирал нос ладонью. Он был смешон, этот маленький клоун, в нем был настоящий пафос!