Уничтожить Израиль - Александр Щелоков

Если честно, Иргаш не особенно верил в Аллаха. Слишком часто он видел свидетельства того, что в природе и обществе не существует разумной силы, управляющей всеми и вся со справедливым рационализмом. Тем не менее он ценил Аллаха как бестелесную идею, объединявшую всякую рвань и превращавшую сотни горластых и хищных двуногих животных в великую силу.

Иргаш понимал, что ему вряд ли удавалось бы держать в жестком повиновении кровожадного Кангозака, яростного Кашкарбая, если бы те не прослеживали линию подчинения, которая тянулась через Иргаша к Ширали-хану, от того еще выше – к самому Аллаху, которого никогда не одолевают ни дремота, ни сон; который знает, что было до них и что будет после них, а трон его объемлет небеса и землю и не тяготит его охрана их.

Будь Андрей правоверным, Иргаш сделал бы его своим помощником, разделив пополам ношу ответственности и меру доверия. А пока русского приходилось терпеть и, чтобы не выбивать его из рабочего настроения, надо было в чем-то ему потакать.

– Пусть остается один, – сказал Иргаш. – Пошли.

Они вышли из юрты и направились к машинам.

Напоив больного, дав ему лекарство, Андрей вышел из юрты и прошел к автоцистерне, стоявшей у кошары. Взял палку, обстукал бочку. Три четверти ее заполняла вода. Он подтащил шланг к поилкам и отвернул вентиль. Овцы, радостно блея и толкаясь, бросились пить.

Собаки, заняв места по обе стороны входа в юрту, спокойно следили за посторонним человеком. Умные животные хорошо понимали, что чужак помогает хозяину, который не встает второй день.

Напоив овец, Андрей покормил собак и снова вошел в юрту. Больной обессилено лежал на постели. Лицо его заливал пот.

– Теперь, – сказал Андрей, – пойдете на поправку. А пока лежите. Я сегодня побуду с вами.

Больной был настолько слаб, что даже не поинтересовался, каким образом в его юрте оказался гость. Он откинулся на подушку и закрыл глаза.

Андрей вышел наружу. Посмотрел в сторону, где остановилась экспедиция. От котлов, в которых готовили еду, уже тянуло аппетитными запахами. Сразу взыграл аппетит. Он подошел к раскладным столикам и сел рядом с Иргашем. Приступили к трапезе.

– Почему ты не разрешил Кашкарбаю избавить больного от мук? – Иргаш задал вопрос, не переставая обгладывать баранью лопатку и облизывать пальцы.

– Насылать муки на ослушников и избавлять от них праведников – это право Аллаха. Пророк оставил правоверным только право посещать больных и молиться об их исцелении.

Иргаш отбросил объеденную до кости лопатку и вытер губы тыльной стороной ладони.

– Теперь скажи правду. Я не верю, что ты, урус, настолько привержен исламу, чтобы каждое свое дело сверять по учению веры.

– Дело в том, Иргаш, что правда многолика. Я выделю две стороны происходящего. Убить больного чабана, чтобы скрыть наши следы, не было ничего глупее. За чабаном стоит семья, стоит его род. Эти люди прекрасно знают степь, читают следы на ней, как буквы Корана. Эти люди не милиция и не армия. Они народ. Ты, как амер, понимаешь, насколько опасно противопоставлять народ нашему делу.

– Хуб, – сказал Иргаш и хлопнул себя по колену. – Хорошо. Говори дальше.

– Как духовный наставник своих моджахедов, ты не должен позволять им отступать от учения веры, если кроме вреда такое отступление ничего не принесет.

Иргаш встал, сделал жест омовения, огладив щеки и бороду обеими ладонями.

– Я доволен тобой, урус. Твои поступки благочестивы и направлены на пользу нашему делу. Аллах да воздаст тебе сторицей.

После обеда, когда Андрей направился к юте, Иргаш подошел к Кашкарбаю:

– Смири обиду и будь спокоен. Ущерб поспешности велик, а польза терпения безгранична, ибо сказано: Аллах на стороне терпеливых. В нужный момент я вручу тебе судьбу этого русского, и ты поставишь точку в его неправедной жизни.

До места назначения оставалось не более километра – и колонна ушла. Андрей на ночь остался в юрте с больным. Заснуть в ту ночь он так и не сумел. Подушка на постели, которую он для себя выбрал, густо провоняла прогорклым бараньим салом. Андрей задыхался от этой вони и даже усталость не помогала сомкнуть глаза.

Он осторожно встал и вышел из юрты. Собаки, лежавшие неподалеку, приподняли головы, но не заворчали, не загавкали: гость уже достаточно пропитался запахами юрты, обостренное обоняние подсказывало псам, что перед ними свой.

Утром больному стало лучше. Он проснулся мокрый от пота и ослабевший после перенесенного приступа лихорадки. С удивлением посмотрел на Андрея:

– Вы кто?

– Проезжий. У вас малярия, – сказал Андрей, не отвечая на вопрос. – Мы экспедиция. Ищем воду. Извините.

– Как вас зовут? – спросил казах. – Я Тюлеген Касумов. Чабан.

– Я Андрей.

– Здравствуйте, Назаров, – преодолевая слабость, Тюлеген сел на постели. – Я здесь от Барышева. Как отнеслись к вам мои собаки?

– Нормально.

Андрей ответил спокойно и, казалось, нисколько не удивился, что вот так, совершенно неожиданно и странно, встретил человека, который будет ему помогать.

Накормив и напоив больного, Андрей уложил его.

– Что будем делать? – спросил Андрей. – Вы очень больны.

– Это пройдет, – сказал Тюлеген. – Потом каждый займется своим делом. Вы начнете работу. Бурите. Я стану делать свое дело. Вам в него вникать не надо. Много знаешь, плохо спишь.

– Я сплю хорошо.

– Это потому, что знаете далеко не все.

Иргаш прекрасно понимал, что внешне база должна выглядеть так, чтобы не привлекать к себе постороннего внимания. Кто знает, когда и какой из российских или американских разведывательных спутников обратит внимание на неожиданное появление буровой установки в безлюдной степи. Будь это район никому не известный и ничем не знаменитый, буровая вряд ли вызвала бы чей-то серьезный интерес. Но за территорией урочища Ульген-Сай, входившего в зону советского военного полигона, наблюдение велось многие годы, а потому возможно, что обстановка в этой зоне периодически контролируется и теперь, после ухода Советской Армии. Обнаружив что-нибудь подозрительное, русские или американцы могут сбросить правительству Казахстана официальный запрос, по нему обязательно будет проведена проверка, а это для дела крайне нежелательно.

С целью маскировки жилой поселок экспедиции разместили в километре от буровой. У старого колодца поставили три юрты и разбили ложные кошары.

На гребне отрога Алтын Бармак, где находилась буровая установка, на металлической мачте соорудили ветряк, какой обычно ставится возле колодцев. Здесь же расположили еще две юрты и два загона для скота.

Боевики ставили палатки ловко и быстро, как пионеры на соревнованиях.

– Здесь будешь жить ты, – объявил Иргаш Андрею.

Тот посмотрел на шатер, заглянул в него и удовлетворенно кивнул. Снаружи палатка была изготовлена из камуфлированной водонепроницаемой ткани, внутри подбитой белой нейлоновой подкладкой. Легкие деревянные плиты, хорошо подогнанные одна к другой, устилали пол. У восточной стены палатки лежал свернутый в тючок спальный мешок.

– Хорошо, – сказал Андрей Иргашу, – жить можно.

– Можно, – ответил тот, – но главное – работа.

До вечера оставалось много времени, и Андрей доложил Иргашу, что решил взойти на гору с триангуляционным знаком на вершине для более точной геодезической привязки буровой. Поначалу за ним собирался увязаться Кашкарбай, но Андрей запротестовал и попросил Иргаша унять ретивого подкаблучника. Иргаш с невозмутимым видом махнул Кашкарбаю рукой, и тот перестал досаждать мастеру.

После часового карабканья на склон с постоянно возраставшей крутизной, он добрался до вышки, откуда собрался осмотреть местность и точнее определить координаты интересовавших его точек.

На склоне практически не было ни кустов, ни другой растительности, цепляясь за которую можно было облегчить себе подъем. Приходилось двигаться медленно и осторожно, чтобы не загреметь вниз, поскользнувшись на выскакивавших из-под ног камнях. Несмотря на сухой жаркий ветер, пот обильно струился по его лицу, болели икры, ныли мышцы спины.

Первым делом Андрей решил отдохнуть. Он снял вещмешок с плеч, сел на камни, достал из кармана компас, развернул карту и стал оглядывать местность.

За гребнем к северу до самого горизонта тянулась унылая волнистая равнина. Слева от горы во всем величии и красоте открывался Ульген-Сай, огромная рваная рана на теле земли, глубокая и пугающая своей суровой таинственностью. На западной стороне провала лежала ковыльная степь. Легкий ветерок гнал по ней волны, и казалось, что там по ветру струится вода.

Восточная часть каньона выглядела унылым и мрачным нагромождением камней.

Андрей неторопливо вынул из кармана секундомер, полученный в Москве, и перочинный нож Халифа. Оттянул заводную головку часов и резко утопил ее. Внутри корпуса что-то хрустнуло. Это означало, что из стеклянной ампулы пролился электролит и через несколько секунд сигналы радиомаяка уйдут в эфир.