Ускоряющийся - Михаил Рашевский

Машина едет по дороге, и пока она едет и никого не задевает, ни с кем, кроме дорожного полотна, луж на нём, не соприкасается — её для мира не существует так же, как не существует простого ускоренного человека. Машина может притормозить перед поворотом, резко затормозить перед препятствием, но при этом на пристёгнутых внутри людей не будет влиять то, что сама машина ускорена относительно нормального мира в десятки раз. Но стоит машине серьёзно, с большими последствиями зацепить бампером другой автомобиль или на скорости врезаться в столб — та «плёнка мыльного пузыря», которая создаётся Леди, лопается — и машина вываливается в реальный мир на скорости, с которой она ехала в том своём ускоренном мире с учётом ускорения относительно нормального мира. То есть едь она на скорости 100 километров в час и при этом Леди ускорилась относительно нормального мира в 50 раз — ну так в случае вываливания в реал автомобиль летел бы по дороге со скоростью 5000 км/час. По сути, его просто размазало на атомы через пару секунд. Потому вождение должно было быть предельно осторожным.

И тем не менее при всей этой опасности выгода для Саввы была более чем очевидна. Он ведь был обычным, нормальным человеком без всяких этих способностей ускоряться. И только в таком случае, когда Леди вырезала пространство, он мог себя почувствовать равным им, ускоренным. Вот потому для него Леди была ценна как все остальные, вместе взятые. Вот потому он и создавал все возможные условия для комфортной жизни своей узницы и не терял надежды, что когда-то ему удастся сломить эту женщину. Не принуждать её мягким пока шантажом, держа, по сути, в руках её жизнь и жизнь её родных. А добиться того, что она станет полноправным его партнёром, помогающим ему не за страх, а за совесть.

Пока он обрабатывал её идеологически, каждый раз рисуя заманчивые картинки будущей жизни. Пытался давить на патриотизм, клял политиков и олигархов, бандитов и агентов влияния. Распинался в своих мечтах про будущую жизнь «без этой кабинетной мрази». Но он не отдавал себе отчёт, что женщине, которая сидит напротив него и улыбается только уголками губ, по сути, плевать и на этих всех людей, и на эту страну. Она двадцать лет назад покинула родину, и с тех пор родиной для неё стал весь земной шар. Она побывала на всех континентах, почти во всех странах, и когда Савва порой описывал ей, как они после праведных трудов поедут в самый крутой отель Турции или даже Египта, то она делала над собой громадное усилие, чтобы не рассмеяться ему в лицо. Боже, как это пошло: Турция, Египет. Он бы ещё Крым предложил или вообще — Сочи. Ей, нежившейся под пальмами Гавайских и Мальдивских островов, бродившей в трущобах Сан-Паоло и Сингапура, взбиравшейся на кручи Анд и Гималаев, предлагают такую пошлость. Ограниченный человек, что тут скажешь.

Вот и сейчас Савва сел на любимого конька: вешал лапшу на уши. Казалось, ему достаточно того, что хоть кто-то его слушает: он говорил как по написанному, самозабвенно, иногда возвращаясь к уже сказанному, повторялся. Он репетировал. Репетировал свои будущие речи. Оля не знала, кого он воображает своими слушателями, перед какой аудиторией выступает. Она слышала это уже не раз. Политиканы во всём мире одинаковы, и одинаково репетируют свои пустышки на электорате лишь для того, чтобы дорваться до власти и кормушки.

Ведь политики по сути не люди — они нелюди. До того, как стать политиком, человек ещё может быть адекватен, но с обретением долгожданного мандата или корочки, места в машине власти — всё. Человек исчезает. Он преобразуется в политикана.

— Вы только представьте, Олечка, — слегка заплетающимся языком выводил Савва, — какой прекрасной страной станет наше государство, когда к власти придут люди подобные нам! Я не оговорился — нам! Я, вы, Илья, Сергей, даже Инга, когда подрастёт. Ведь мы! Мы же можем многое! Мы можем всё! Всё! Мы можем контролировать выполнение указов — правильных указов! Таких, которые поспособствуют развитию и усилению! Подрастающее поколение на нашем примере выберет правильный путь!

Вот такая пустопорожняя белиберда. Много слов, а вывода — ни одного. Много восторга, а конкретных предложений — ноль. Всё, что нужно этому человеку — власть. А она, Ольга, ему нужна для того, чтобы власть эту не только захватить, но и держать в руках.

Те, кто хочет власть — не деньги, не славу, а власть — будущие тираны и фюреры. Таким не то, что нельзя давать возможность осуществить свои мечты — таких нужно уничтожать на самой ранней стадии.

Ольга это понимала. Но ей, по сути, плевать было, займёт ли этот амбициозный пустой человечек хоть какой-то трон или нет. Ей плевать было, что станет с этой страной. С этой не родной уже страной. Пусть хоть на княжества развалится, хоть истребит себя в гражданской войне. Ей не плевать было только на то, что какой-то мелкий пустой человечишка пытается поработить всю её семью. Каждое слово на их свиданиях фиксируется. Каждый шаг контролируется. Ей улыбаются в лицо, надев маски радушия. Но, по сути, это всего лишь рабство. И с этим нужно было что-то делать.

Она не могла его убить, например, ускорившись, и вот хотя бы вилкой расковырять глаза — и через глазницы разрушить мозг. Потому что их комната заперта изнутри, их трапеза фиксируется на веб-камеры, а сигнал идёт на охранные мониторы. Пусть даже она сможет убить Савву (нравственный аспект убийства вообще в принципе не поднимался, ибо… но это совсем иная, то есть иные истории из предыдущей жизни Ольги), а вот выйти тогда уж не сможет. Это ей объяснил популярно сам Савва. Да и потом. В их руках заложниками на такой случай остаются её родные. Единственные два человека, чьими жизнями она всё-таки дорожит. Хотя, если покопаться в памяти… но эти мужчины далеко отсюда и им, ах, как жаль, не отправишь весточку.

И всё же, выход есть.

— Савва, это Илья. Мы можем переговорить? — донеслось из видеофона.

«Вспомнишь волка — он и на порог», — подумала Ольга, и как можно более доброжелательно улыбнулась напряжённому и смущённому Спецу.

— Здравствуйте, Илья, — обворожительно проворковала Ольга. Нет, Леди.

— Пр… здравствуй… те, Ольга, — запинаясь, краснея на ходу, пробормотал Илья.

Даже самому неискушённому зрителю стало бы понятно, что Спец на Леди запал. Впрочем, это и немудрено. Любой нормальный мужик бы запал. Только вот вряд ли кто-то из тех же «неискушённых» смог бы понять, что Ольга ведёт с Ильёй двойную игру. Нет, даже тройную. В Спеце она видела пока только лишь возможное, но всё же будущее спасение. И Спец… привлекал её как самец. Как мужская особь, с которой можно будет какое-то время идти дальше по жизни. Да, Сергей, её первый муж и отец её ребёнка, был всё ещё любим и очень дорог, но за свою долгую, очень долгую совместную жизнь (не двадцать лет, о, нет, много, много больше — для ускоренных время становилось величиной не постоянной и очень растягиваемой) они испытали всё, что хотели испытать вместе. Они не раз уже уходили в свободное плаванье и вновь сходились. И к сексу и интрижкам, временным любовницам и любовникам они относились вполне приемлемо, понятливо. Сергей оставался для неё мужчиной вне категорий. Илья же мог стать даже отцом возможного будущего второго ребёнка.