Полет орлицы - Дмитрий Агалаков

— Что-то припоминаю, — нахмурился герцог. — Вы о… Деве Жанне, которую пленил мой вассал граф Жан Люксембургский?

— Именно о ней, ваша светлость.

— Право слово, монсеньор, сейчас моя голова настолько занята осадой Компьена, что я забываю о Деве Жанне. И какие же вопросы хочет ей задатьнашасвятая церковь?

Пьер Кошон елейно улыбнулся:

— Для этого Дева Жанна должна предстать перед судом инквизиции.

Филипп Бургундский резко вытянул на два дюйма меч и с хлопком отправил его обратно в ножны.

— Может быть, мы перестанем ломать комедию, мессир Кошон? Мы с вами знакомы не один десяток лет! Так зачем эти игры? Жанна стоит денег! Говорите, что вам наказал сказать мой деверь лорд Бедфорд! И тогда я стану думать! Ну же? Меня ждут войска.

— Пять тысяч ливров золотом, — не раздумывая, ответил епископ.

Филипп Бургундский усмехнулся:

— Пять тысяч? За Деву Жанну, отбросившую англичан от Орлеана? Пленившую Суффолка и Талбота? Отнявшую у Бедфорда половинуегоФранции? У меня нет слов, Кошон…

— Шесть тысяч, — вздохнул епископ Бове.

Деньги были не его — и ползать в ногах у зарвавшегося мальчишки Филиппа Бургундского он, человек пожилой, не собирался.

— Я точно милостыню собираю, ваше преосвященство. Шесть тысяч! — Сверкая начищенной сталью брони, он прошелся по дому. — Сколько вам лет, мэтр Кошон?

— Шестьдесят, — ответил тот.

— Шестьдесят, — вздохнул герцог. — Это немало…

— Увы, да.

— Вы — епископ. Вам должно заботиться о душах людей в своем приходе, а вместо этого вы носитесь по всей Франции на посылках у лорда Бедфорда. Разве это правильно?

— У меня был приход, монсеньор, но армия Девы отняла его. У меня были поместья, но и своей земли я лишился. Теперь я зарабатываю на хлеб насущный тем, что стремлюсь привлечь к суду известную еретичку — Деву Жанну. Вот и все игры, монсеньор.

Герцог покачал головой:

— Мы с вами точно два лавочника, торгующие свининой.

— А какие будут ваши условия, монсеньор? — спросил Кошон.

Филипп Бургундский встретил взгляд прелата.

— Десять тысяч ливров золотом — как и положено за принца крови. Это мое последнее слово… Впрочем, нет…

Пьер Кошон опешил — неужели герцогу хватит наглости запросить больше? Больше просили только за его отца — Жана Бесстрашного, когда он находился в плену у турок. Но это понятно — Жан был единственным наследником престола и сыном крупнейшего в Европе землевладельца! И больше давали за Карла Орлеанского, но ведь и он — крупнейший землевладелец. Другое дело, что Франции не дано было выкупить беднягу. Но за безземельного принца больше десяти просить грех!

— Впрочем, нет, — повторил Филипп Бургундский. — Жанна принадлежит не мне, а моему вассалу графу Люксембургу.

— Но граф — ваш вассал! — удивился Пьер Кошон. — Разве он не должен выполнить любое ваше указание?

— Граф — мой друг, монсеньор. В первую очередь. И я не хочу навязывать ему свою волю. Я соглашусь продать Жанну англичанам только в том случае, если на это даст согласие Жан Люксембургский. Вот это — мое последнее слово!

Филипп строил свою игру. Если Жан Люксембург согласится — они продадут Жанну и поделят деньги. А если граф станет медлить — что ж, подождут выкупа от Карла Валуа. Но если все-таки французы выкупят свою героиню, пусть англичане точат зуб не на него, Филиппа, а на его непокорного вассала Жана Люксембурга. Ведь это он откажет им в сделке!

— А где сейчас граф де Люксембург? — спросил Пьер Кошон. — Под стенами Компьена?

— В соседней комнате, ваше преосвященство, — ответил герцог, и глаза Кошона округлились. — Мы как раз говорили с ним о новом приступе, но вы отвлекли нас от дел военных… Хотите поговорить с ним прямо сейчас?

— Если это возможно, герцог…

— Конечно, возможно!

Филипп Бургундский прошагал через комнату, открыл дверь и громко сказал:

— Граф, если вы не заняты и можете оставить карту военных действий, мы просим вас присоединиться к нашей беседе!

И через несколько секунд на пороге комнаты появился граф Люксембургский, с истерзанным шрамами лицом и повязкой через левый глаз. Суровая внешность графа всегда отталкивала Пьера Кошона, сегодня — особенно. Епископ Бове не сомневался, что Люксембург, по желанию своего сюзерена, не пропустил в их беседе ни единого слова.

Пьер Кошон по второму разу изложил позицию церкви на плененную Деву Жанну. Что же ответит Жан де Люксембург?

— Я против этой продажи, — ответил граф.

— Против — но почему?

— Видите ли, ваше преосвященство, моя тетушка, графиня Жанна Люксембургская, является владетельницей огромных земель в Пикардии. Я — ее единственный наследник. Есть еще двое племянников — Пьер д’Ангьен, которого она всегда недолюбливала, и Луи, епископ Теруанский, ваш коллега и друг лорда Бедфорда. Племянника Луи моя тетя не переносит на дух. Ему не достанется и пяди ее земли. Остаюсь только я. А моя тетушка — очень пожилая дама.

— К чему, собственно, этот доклад, граф? — стараясь скрыть раздражение, спросил Кошон. — И какое отношение к Жанне имеют ваши семейные дела?

— Огромное, монсеньор, огромное, — продолжал Жан Люксембургский. — У моей тети есть основания благоволить Деве Жанне — когда-то она была подругой и фрейлиной Изабеллы Баварской, матери Девы.

Пьер Кошон закивал головой:

— Это замечательно. Но, граф, мнение святой церкви должно быть для вас дороже, чем мнение тетушки, даже самой любимой. Разве не так?

— Я не хочу лишиться наследства только потому, что святая церковь, а вернее — англичане, решили во что бы то ни стало отомстить Деве за ее победы! — резко бросил Жан Люксембургский. — Я получаю от короля Англии ежегодно пятьсот ливров как военный советник, но я не слуга англичанам! Тем более, что я видел Деву — она непохожа на колдунью!

Филипп Бургундский устало закрыл глаза. Именно такого разговора он и ожидал. Обезображенное шрамами лицо Жана Люксембурга напугало Кошона, но он решил сопротивляться.

— Инквизиции виднее, граф, кто похож на колдунью, а кто нет!

— Тогда пусть инквизиция и брала бы ее на поле брани, мессир Кошон! Положила бы несколько сотен своих верных пастырей, и взяла бы Жанну! Но странно — я не видел там ни одного прелата!

— Тсс! — приложил палец к губам Филипп Бургундский. Он с укором, сдобренным улыбкой, взглянул на соратника. — Граф…

Надо сказать, что его развлекала эта перебранка. Пьер Кошон сложил покорно руки на животе — он понял, что ничегошеньки не добьется от заносчивого Люксембурга.