Оберег для огненного мага - 2 - Ульяна Каршева

— Мне здесь нравится, — безмятежно сказал Ферди. И снова усмехнулся деду, заинтересованно наблюдавшему за разговором. — Здесь такая свобода, что от этих лесов, от этих лугов уезжать не хочется. Наверное, в душе я не городской человек, потому что мне здесь нравится настолько, что я готов остаться здесь навсегда.

— Ты не смеешь говорить со мной в таком тоне! — резко сказала мать. — Ты сейчас же соберёшься и сядешь в нашу машину. И мы поедем домой.

— Мама… Домой? Для меня тот дом — это три годы темноты, в которой прятался изуродованный зверь! — Ферди с трудом подавил гнев. — Я ненавижу тот дом! Я не хочу туда ехать! Почему ты настаиваешь…

— Я — настаиваю?! — взвилась мать. — Да я требую! Ты не смеешь отказываться, Ферди! Я столько в тебя вложила, а ты мне отвечаешь чёрной неблагодарностью за все те годы, что я тебя воспитывала?! Ты не смеешь говорить со мной в подобном тоне! Ты должен быть послушным мне, потому что только я знаю, что тебе надо! Я мать! Я воспитала тебя, я вложила в тебя всё, что только может дать тебе любящая мать! И ты после всего этого смеешь мне говорить, что я настаиваю?!

Ферди взглянул на отца. Тот опустил взгляд. А парень вдруг подумал: «А интересно, была ли в жизни отца женщина, не похожая на нашу мать? Может, мать его просто присвоила, как она это сделала со мной? Он всегда был на её стороне, но ведь это лишь оттого, что так жить с нею легче?» И уже другим тоном, дождавшись, когда мать сделает паузу, сказал:

— Мама, если ты не заметила… Я вырос. Я взрослый человек. И теперь я решаю, что мне делать со своей жизнью. Нет! — Он поднял руку, едва заметил, что она открывает рот. — Нет! Прости, если всё идёт не по твоему плану, но я отсюда никуда не поеду. Мне. Здесь. Нравится.

Он развернулся и пошёл к Огоньку, сопровождаемый повелительными, а потом уже умоляющими воплями матери. Он шёл, не оборачиваясь, видя, как то и дело от её криков вздрагивает и оглядывается сенбернар. И думал удивлённо: неужели она решила, что вот так просто сумеет уговорить его… Уговорить. Она даже не уговаривала. Она приехала, приказала — и уверена, что он немедленно сделает всё, что она пожелает. Неужели он был гораздо большим размазнёй, чем недавно думал о себе?

Взявшись за повод, он невольно приподнял губу в намёке на улыбку. Едва не ощерился. Мать увидела его влетающим на коне в каменный замковый двор. И ничего не поняла? Не поняла, что изменения произошли весьма сильные? А главное — бесповоротные? Ей придётся долго думать, чтобы попытаться смириться с новым Ферди. А потом он представил, что она скажет о его женитьбе… Хорошо, что он дошёл до конюшни. От смеха удержаться было трудновато.

Глава 19

Взявшись за повод, он невольно едва не ощерился в усмешке. Мать увидела его влетающим на коне в замковый двор. И ничего не поняла? Не поняла, что изменения произошли весьма сильные? А главное — бесповоротные? Ей придётся долго думать, чтобы попытаться смириться с новым Ферди. Если она, конечно, захочет мира. А потом он представил, что она скажет на новости о его женитьбе… Хорошо, что дошёл до конюшни. От смеха удержаться было трудновато.

И, только заведя коня в стойло, Ферди понял, что только что сделал, и досадливо поморщился. Плохо. Оставил деда в разгар скандала, который касается лишь его, Ферди, и родителей. Переложил на его плечи всю тяжесть разбирательств, предоставил ему отбиваться от воплей матери, а сам сбежал… Пришлось оглядеться и попросить дежурного конюха расседлать Огонька.

Замковый двор пустовал. У крыльца родителей не было. Но их машина стояла.

Странно… Машины во дворе бывали часто — и хозяйственные, и новомодные элитные. Но почему-то именно эта машина выглядела отчётливо чужеродной здесь…

Ферди быстро вошёл в гостиную. Несколько шагов — и он остановился в нерешительности. Чуть сбоку, на одном из диванов, сидела мать, истерично рыдая. Рядом в растерянности стояли дед и отец.

Ферди тоже застыл. Такого он не ожидал. Решил, что от и до просчитал ситуацию с матерью — с тем, как она себя поведёт после его твёрдого ответа. На сто процентов был уверен, что она, фигурально говоря, хлопнет дверью и уедет. Ан нет… И что теперь делать? Утешать он не умеет… Может, она успокоиться, а то и рассердится, увидев его? Прикусив губу, парень нерешительно подошёл к ней, присел на корточки. Дед и отец немедленно и с облегчением отошли, словно предоставляя возможность самому разобраться с ситуацией.

— Мама…

Она взглянула на него обезумело, задыхаясь от сильнейшего, до икоты, плача.

— Ты… вернулся! Ферди, сын, мальчик мой любимый… Пожалуйста, ты только вернись домой — я не буду ни в чём тебе отказывать или препятствовать в твоих желаниях. Пожалуйста, Ферди-и!! Делай что хочешь, лишь бы рядом… только пожалуйста-а — не оставляй меня, Ферди-и!..

Парень осторожно взялся за её холодные кисти рук и невольно сжал, отогревая.

— Мама, не получится…

— Почему-у…. Ферди, почему?.. — Она сама страстно схватила его за руки, будто страшась, что сразу после её вопроса он сбежит.

Он вгляделся в покрасневшие глаза, страшноватые из-за размазавшейся косметики. Не смешно. Маска клоуна выглядела жутковато, потому что мать смотрела на Ферди истово, как на… на Бога. Она перевела дыхание, продолжая плакать, но, кажется, так и не замечая, что слёзы продолжают литься ручьём.

— Это же легко, милый Ферди! Ты будешь жить, как захочешь. Только я буду тебя видеть каждый день, больше мне ничего не надо. Ты такой красавчик! Ты выздоровел, ты снова прекрасен, мой мальчик!..

Почему-то на каждую её фразу хотелось сказать что-то резкое, как сейчас, например: «И меня больше не надо прятать от посторонних глаз? И можно, наконец, снова выставить на всеобщее обозрение?» Он сам с трудом удерживался, чтобы не выпаливать эти саркастичные и горькие фразы. Помогало напоминание главного: под конец он сам заперся ото всех. Стал настоящим отшельником.

Последнее его поразило. Да так, что он словно оглох. Пока мать что-то, плача, говорила о том, как чудесно снова будет, когда он вернётся, он по-новому взглянул на ситуацию. И задумался… Поговорить бы с Кареем… Но событие не позволяет.

И он снова повторил:

— Мама… — Она замолчала, моргая мокрыми ресницами и с надеждой глядя на него. — Не получится, потому что прошлого не вернёшь. Очень многое изменилось. Даже слишком многое. Я стал другим.

— Ты повзрослел, мой мальчик, — торопливо подтвердила она, заикаясь. — Но я не буду покушаться на твои самостоятельные поступки. Мне достаточно, что ты вернёшься домой. Мне достаточно, что я буду знать — ты дома, ты рядом, мой мальчик.