Разведенные мосты - Иван Дроздов

Глубина и самобытность анализа фундаментальных явлений русской литературы выдвинули Николая Николаевича Скатова в разряд самых выдающихся отечественных литературоведов. Много раз его представляли к званию академика Российской академии наук, но находились люди, которые возводили препятствия на пути учёного-патриота. Следует тут учесть и многочисленных противников, которых приобрёл Н. Н. Скатов на посту директора Института русской литературы (Пушкинский дом).

Возглавляемый им вот уже десять лет институт высоко держит уровень научных изысканий по тематике отечественной словесности.

Рекомендую избрать Николая Николаевича Скатова членом Международной славянской академии по квоте академика.

10 декабря 1996 года.

И. Дроздов

Академик МСА»

Прирастал наш коллектив людьми чиновными, крупными административными начальниками. Были приняты в академию профессор А. В. Воронцов, ставший потом вице-губернатором Ленинградской области, начальник Военно-морской академии адмирал В. Н. Поникоровский, художественный руководитель театра Игорь Горбачёв, митрополит Петербургский и Ладожский Иоанн, директор Института биологии профессор Вадим Петрович Галанцев, народная артистка России Елена Григорьевна Драпеко стала депутатом Государственной Думы. Они хотя и не регулярно, но посещали собрания, однако в силу занятости на своей основной службе в секциях по интересам не работали. Кто-то из членов президиума однажды поднял вопрос об отношении к пассивным товарищам; дескать, зачем они нужны академии и не стоит ли нам в порядке проявления своего характера исключить одного-другого из коллектива? Мне пришлось выступить с пространным заявлением, дабы погасить чрезмерную ретивость в насаждении казарменных порядков. И уж совсем неуместным было предложение исключить кого-то из академии. Во-первых, академик — величина постоянная, он, как почётный гражданин города, избирается навечно; а во-вторых, почти все члены нашего коллектива имели свои кафедры, лаборатории, а иные и институты, и оценивались они, прежде всего, по результатам своего труда. Академиком у нас становился тот, кто вёл за собой целое направление в науке, имел множество книг, учеников и последователей. Членство такого товарища в коллективе создавало честь академии, и мы должны гордиться тем, что они у нас есть.

Остаётся категория нравственная: как относиться к товарищам, не проявляющим активности в общественных делах? Особенно остро этот вопрос встаёт во времена смутные, тревожные, когда в государстве вздыбили шерсть силы враждебные, разрушительные. Такое время мы переживаем теперь, в эпоху гнусного предательства коммунистических вождей, которым мы доверили управление государством.

В такие-то вот времена обыкновенно народ и обращает взоры к своей родимой отечественной интеллигенции и как бы спрашивает её: где же вы были, господа хорошие, как вы позволили, куда вы нас завели?.. Заметьте: не правителей спрашивает, а интеллигенцию. С чиновником всё обстоит просто: дали ему по шапке и дело с концом, а вот интеллигенция!.. Она за всё в ответе.

И в самом деле: народ выделил из своей среды самых дельных, способных; послал в города учиться, не жалел ни денег, ни труда своего, а они — проглядели, вовремя не забили тревогу.

Самый просвещённый, элитный слой нации, на создание которого тратятся столетия, можно сравнить с фронтовой разведкой, которая должна видеть врага, разгадывать все его коварные замыслы и поднимать народ на борьбу. И так от века, такова у неё задача. Она ведь голова нации, глаза и уши родного племени.

Пишу я всё это, а сам думаю: ну, это ты такой высокий смысл вкладываешь в слово интеллигенция, а другие-то люди по-иному на неё смотрят. Бывает же и такое услышишь: интеллигентик вшивый! А то очкариком назовут, червяком книжным. Вон тут сколько уничижения! Иной услышит такую аттестацию, перекрестится и скажет: слава Богу! Я-то никогда не был интеллигентом, и уж, верно, не буду им.

Что же это за зверь такой — интеллигенция?.. В особенности наша, доморощенная, российская?.. Почему это именно её на всех крутых поворотах истории так клянут неистово?

Судьбе угодно было сунуть меня ещё и в самую гущу интеллигентства, в коллектив, где одни профессора, да ещё и неординарные, а идущие впереди своего клана, ведущие за собой школы учёных или деятелей культуры, — как бы это сказать поточнее, командный состав профессорских войск. Пять лет я варился в их котле, тёрся бок о бок с этими людьми. Ну, а если я литератор, если мне и сам Бог велел наблюдать, изучать, а затем изображать словами, тут уж крути не крути, а рассказать читателям о своих наблюдениях надо.

Забегая вперёд, скажу: народ наш, академический, мне понравился; чем больше я узнавал своих коллег, тем большим уважением к ним проникался. Люди тут не просто достойные, а такие, которых по праву можно назвать элитой русского народа, душой, головой и сердцем нации. Ну, а тем, кто привык во всех грехах обвинять русскую интеллигенцию, мог бы сказать: она, интеллигенция, тащит свой народ к вершинам прогресса, а если уж на пути к прогрессу что-нибудь случается, то не мешало бы народу, прежде всего, на себя посмотреть и поразмыслить на досуге, где он промахнулся и что он не так сделал.

Интеллигенция, как я понимаю, от слова интеллект, то есть умный, развитой, учёный. Другой же, как мы уже сказали, с ходу честить её начинает. У одного в голосе восторг и уважение — ну, как бы чудо какое перед ним, а другой небрежно обронит и даже рукой махнёт: дескать, а-а… знаем мы их, видали. Даже Маркс какой-то там профессорский кретинизм отметил. А третий будет слушать и думать, и затем собственный суд произнесёт.

Ну а я что могу сказать? Не стану заглядывать в словари; там есть толкования всех слов и понятий, особенно если раскроешь толстые книги о словах многомудрого казака Луганского Владимира Ивановича Даля. Не стану потому, что с течением времени слова наполняются новым содержанием и нередко превращаются в свою изначальную противоположность. Призову на помощь опыт своей жизни. Теперь я тоже состою в сословии интеллигентов, но я в этом сословии не родился. Судьба протащила меня через много сословий, и я теперь могу сопоставлять и сравнивать.

Тут я, наконец, сообщу факты из своей биографии, о которых я не любил распространяться. Теперь же, когда заговорил о природе интеллигенции, я подробно расскажу и о том, как и какими путями я пришёл в эту почтенную компанию.

Где-то я уже говорил, что в школе не учился, но как и почему это произошло в моей жизни, никому не рассказывал. И не потому, что в этом есть какая-то для меня неловкость, момент неприличия или какой-то вины. Нет, конечно, ничего предосудительного в этом я не вижу. С писателями это часто бывает: пробел в знаниях, в учёбе, а то и совсем не ходил в школу или почти не ходил. К примеру, Семен Подъячев. Простым хлеборобом был и для учёбы времени не оставалось. «Записки из работного дома», повесть «Зло» писал в нетопленой крестьянской избе. Сидел за столом под иконами в полушубке, а рядом телёнок стоял и угол его полушубка жевал, а он писал. И как писал-то! Максим Горький, прочитав его произведения, сказал: нельзя считать себя культурным человеком, не зная Подъячева. Да и сам Максим Горький, как мы знаем, университетов не кончал, а всего лишь шестигодичную церковную школу едва одолел. И много подобных примеров в истории есть. Великий физик Фарадей был и совсем неграмотным; на пальцах объяснял открытые им законы электричества, и наш великий хлебороб Терентий Мальцев не переступал порога школы, а между тем стал почетным академиком Сельскохозяйственной академии. Да и Василий Иванович Чапаев «академиев не проходил». Много примеров наберём в истории. Одно только меня смущало: никто из них не скрывал своего малограмотейства, а что до меня, так я трусливо умалчивал этот факт своей биографии. Сейчас же расскажу подробно о своих университетах, освобожу от греха свою душу, тем более что мой путь в писатели и академики характерен был для времени, в которое я жил и пока что, слава Богу, живу.