Мера Любви - Франц Энгел

Де Бельвар моря не любил, почитая за большую для себя неприятность зависеть, пусть хотя бы некоторое время, от воли своенравной стихии. Джованни же не мог без дрожи вспоминать страдания, причиненные качкой при его предыдущем пересечении Английского канала. Оттого они оба предпочли громоздкий трехмачтовый корабль, способный вместить всех графских рыцарей со слугами и конями, не считая команды, — без малого восемь десятков тяжеловооруженных воинов и двухсот пехотинцев. Перед такой громадой гораздо более легкие и ходкие двухмачтовые суда, которых пришлось бы нанимать никак не меньше трех, смотрелись, мягко говоря, ненадежными.

Граф распорядился нанять приглянувшийся ему корабль, но два сержанта во главе с капитаном Робером, посланные для этой цели в порт, вернулись ни с чем. Оказалось, по всему побережью, в каждой гавани, пригодной для погрузки на суда, стоят многочисленные отряды, подчиненные новому канцлеру Англии, по совместительству верховному юстициарию королевства, а также legato nato[17] Святого престола, епископу Или, Гийому де Лоншану. Начальники этих отрядов получили от канцлера приказ проверять всех, кто собирается отплыть на континент, и более всего людей, носящих знак креста, ибо примерно около времени Вербного воскресенья в Йорке произошли какие-то страшные беспорядки, якобы даже большие, нежели в Лондоне, связанные все с теми же евреями, и главными виновниками и зачинщиками разбоя явились именно крестоносцы — должники ростовщиков-иудеев, разгневанные недостатком средств на паломничество в Святую Землю.

Де Бельвар вспылил и не мешкая отправился в дуврский порт самолично разбираться со слугами канцлера. Заявившись в портовую контору, он назвал себя и потребовал немедленно предоставить в его распоряжение подходящий корабль, не то он захватит его силой. Перед де Бельваром извинились за доставленное неудобство, но капитан канцлерских людей попросил представить ему всех сопровождающих графа лиц.

— Мессир, вы прибыли с севера, возможно, в вашу свиту затесались некие посторонние, скажем, рыцари Гуго де Пуисэ, вы ведь знакомы с епископом Дарема? — осведомился капитан, но так как де Бельвар ничего не ответил, ему пришлось продолжать. Дворяне епископа обвиняются в неповиновении властям, господин канцлер приказал арестовать всех, имеющих отношение к делам в Йорке, мессир, не окажете ли любезность…

— Со мной только мои люди, — высокомерно перебил капитана де Бельвар и ушел, не дав никаких сведений, ибо считал ниже своего достоинства объясняться со служивыми.

Казалось, графу уступили, но в тот же день в дуврский замок прискакал констебль Дувра с вооруженным до зубов отрядом конников. Кастелян не мог их не впустить, и де Бельвар был вынужден принять констебля.

— Что вам нужно? — раздраженно спросил граф, едва констебль предстал перед ним.

— Мессир, господин канцлер Англии… — начал тот. Де Бельвар крепко выругался.

— Мессир, — вновь произнес констебль, — мы не можем выпустить вас из страны, не удостоверившись, что среди ваших людей не скрываются бунтовщики и предатели, посмевшие нарушить королевский мир.

— Ладно, ладно, — отмахнулся де Бельвар.

— И зря вы, мессир, побеспокоились давеча. Только мне сообщили, что вы прибыли, я тут же приехал, не стоило вам утруждать себя, ездить в порт…

— Идите вы к черту со своими указаниями, что мне следует делать, а что не следует, — остановил излияния констебля де Бельвар.

— Простите, если я проявил дерзость, — уступил констебль. Ему отнюдь не выгодно было затевать ссору. — Значит, мои люди могут расспросить ваших?

— Да, могут, валяйте, делайте, что вам следует, — согласился граф.

— А мне позвольте осведомиться о тех, кто находится рядом с вами, — попросил констебль.

Сначала назвали себя бароны, потом капитаны, оставался только Джованни.

— Бывший епископ Силфорский, — сказал он, когда констебль обратился к нему.

— О, вы? — весьма несдержанно воскликнул констебль. — Вы собираетесь покинуть Англию, мессир?

— Я взял крест еще при покойном короле Генрихе, — начал Джованни.

Вы не можете покинуть страну без особого разрешения, так же как и любой другой епископ, — заявил констебль.

Бывший епископ, — возразил Джованни. — Я еду к Святому Престолу, получить отставку.

— Вы должны осведомить о своем отъезде господина канцлера, облеченного королевской властью в отсутствие нашего сеньора короля, — резко перебил его констебль, своим важным видом олицетворяя возложенную на него миссию охраны, защиты и претворения в жизнь обычаев и законов королевства английского, отступать от которых он был не намерен ни на йоту, пусть даже погибнет мир.

Джованни взглянул на констебля так, словно тот объявлял ему смертный приговор.

— Если вы желаете продолжить свое путешествие, вам следует отправиться к господину Гийому де Лоншану, канцлеру, — повторил констебль, — иначе никак невозможно. — Несмотря на всю напыщенность, с которой он старался держаться, констебль чувствовал себя, как говорится, не в своей тарелке, и хотел бы как-то разъяснить ситуацию, но не знал, что еще можно тут добавить. — К счастью, господин канцлер находится теперь недалеко, в Кентербери, — объявил он, — я и мои люди готовы сопровождать вас до места.

— Вы меня арестовываете? — растерянно пробормотал Джованни.

— О, нет, что вы, в этом нет никакой необходимости. Пока, — отвечал констебль. — Но если вы попытаетесь взойти на какой-либо корабль, мы будем вынуждены вас задержать.

— Так, ясно, — вмешался де Бельвар. — Вы закончили? Тогда убирайтесь. Ваши услуги не потребуются. Мы сами разберемся.

— Я исполняю свой долг, — с достоинством приосанился констебль.

Он собирался уже удалиться, но вдруг остановился, чтобы сказать:

— О, чуть не забыл. Вы, сир граф, можете отплыть когда пожелаете.

— Благодарю за разрешение, — язвительно ответил де Бельвар, и констебль поспешил исчезнуть.

— Гийом, что же нам делать? — Джованни взял де Бельвара за руку, от волнения не замечая, как сильно вцепился в нее пальцами. — Вы ведь меня здесь не… — Джованни чуть не сказал «бросите», но вовремя спохватился, — не оставите?

— Какие дикие мысли забредают порой в вашу умную голову, Жан, — обиделся граф. — Вы так говорите, словно я вас не люблю.

Но Джованни имел столь несчастный и расстроенный вид, что на него невозможно было сердиться.

Не берите близко к сердцу, солнце мое, — де Бельвар привлек его к себе. С нами, конечно, довольно людей, чтобы силой занять любой корабль, но когда дело касается вашей милости, — граф принял несколько шутливый тон, стараясь успокоить Джованни, — я не могу действовать опрометчиво. Не ровен час, вас, милый мой Жан, еще станут потом обвинять вместо меня. Но ничего страшного, небо не рушится на наши головы, просто придется проявить благоразумие и съездить к этому самому Гийому де Лоншану.

На следующее утро граф приказал своим людям грузиться на корабль, а сам он и Джованни в сопровождении небольшого эскорта отправились в Кентербери, где в архиепископской резиденции, настоящий хозяин который отбыл паломником ко Гробу Господню, безраздельно царил новый канцлер Англии.

Здесь де Бельвар навел справки, и оказалось, что все, кто был достаточно влиятелен и на чью поддержку граф мог бы рассчитывать в случае, если Лоншан вдруг проявит излишнюю несговорчивость, уехали еще в феврале. Англию покинули и королева Элеонора, и брат Ричарда, принц Иоанн, и новоизбранный архиепископ Йорка, Готфрид, причем двое последних не имели права ступить на английскую землю до тех пор, пока король-крестоносец пребывает в благочестивом походе.

Про Лоншана же говорили разное, но почти всегда только дурное. Судачили, что епископ Или безобразен, тщедушен и даже горбат, чему Джованни нимало не поверил, так как прекрасно знал, что в священники не поставляют уродливых людей. Говорили также, будто канцлер высокомерен, желчен, презирает английские обычаи, да и вообще все, какие только ни есть обычаи и установления, почитая единственно свою собственную особу, и повсеместно требует, чтобы его чествовали и как короля, и как Папу, раз он и канцлер, и легат одновременно. Едва Лоншан принял на себя исполнение своих должностей, по всему королевству разнеслась молва, что гордыня — далеко не единственный его грех. За ним водится также алчность, и неизвестно еще, какой из этих грехов хуже, ибо канцлер большой любитель роскоши, поэтому берет все, что ни пожелает, если ему отдают добровольно. Принимает без благодарности, если не хотят отдавать, отбирает силой. В-третьих, канцлера обвиняли в сластолюбии, он прослыл любителем мальчиков.

Даже если Лоншана хвалили, выходило так, словно ругали. Все, кто когда-либо встречался с ним, отдавали должное его хитрости и изворотливости, достоинствам несколько сомнительного свойства, которые спечили канцлеру славу ловкого дипломата во время его пребывания при французском дворе в качестве представителя нынешнего короля Ричарда, тогда еще графа Пуату. Лоншан, говоря без обиняков, служил шпионом Ричарда при короле Филиппе — занятие мало почтенное, зато щедро вознаграждаемое, судя по тому, сколь высоко вознесла Лоншана признательность его господина.