Русский самурай. Книга 2. Возвращение самурая - Анатолий Хлопецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обо всем этом Ощепковым рассказал за несколько юаней проводник, который, однако, скоро заметил, что посетители не слишком вслушиваются в его болтовню, раскланялся и исчез, пятясь задом. Эта пара умела смотреть и любоваться молча – ведь только так, в тишине и созерцании, постигалась радость, которую дарил сад Ююань.
И в эти минуты безмолвной прогулки они оба, как возле храма Неба, снова почувствовали, что им хорошо друг с другом. Маленькая ладошка Марии тепло и доверчиво лежала на сильной руке спутника. И, как в ранней юности другую Машеньку – Марико, – Василию хотелось оберегать ее, защищать от неведомых бед и спасать от неизвестных опасностей…
Интересно было побродить по французскому сектору: по красивой улице Кардинал Мерсье, мимо белого здания Французского клуба, мимо многоэтажного отеля, примыкавшего к ограде клубного сада. На узкой улочке Поль-Анри приютился православный собор. Они зашли сюда и обнаружили, что, несмотря на будничный день, здесь много народа: как обычно, темнеют платки богомольных старушек; то тут, то там светятся благородные седины коротко стриженных под бобрик бывших белых офицеров.
Дневной свет едва проникает сквозь цветные стекла окон. Тепло, душно от человеческого дыхания, от запахов ладана, воска, кадильного курения… Василий уходит в молитву, не замечая всего этого, и только чувствует иногда на себе внимательный взгляд Маши. Здесь он открывается ей какой-то новой, неизвестной до сих пор стороной, и, выйдя из собора, она некоторое время молчит, все так искоса посматривая на своего спутника.
К отелю примыкает целый квартал одноэтажных строений: магазины одежды, парфюмерии, галантереи с манящими витринами. По асфальту катятся автомобили, трусцой бегут рикши. Василий ловит себя на том, что ему приятно покупать для Маши разные дамские мелочи и про себя улыбаться ее нескрываемой детской радости.
Но таких тихих, беззаботных минут выдавалось немного. Все шло, как и предсказывал Геккер: китайцы затягивали переговоры. И вроде бы все шло хорошо, но переговоры о фильме, почти завершившись, «замерзли» на какой-то конечной точке. Следовало пережить последнюю попытку китайцев взять своих партнеров на измор.
* * *В один из дней такого ожидания, скучая от бездействия, Мария попросила показать ей настоящий Шанхай – его китайские кварталы. Василий ответил: «Нет!» – прежде, чем сам сообразил, почему он это делает. Они разошлись в этот вечер по своим комнатам, недовольные друг другом.
Василий долго не мог заснуть, думая о том, что события начинают развиваться по какому-то дурному замкнутому кругу: опять китайский торговый квартал, как во Владивостоке… и…
Но он тут же оборвал себя: вовсе не обязательно случится так, что и Мария тоже исчезнет после этой прогулки. Ведь она никак не причастна ни к тому, что случилось с Анной, ни к той давнишней истории с Маремьяной Игнатьевной. Мудрое житейское правило снова вспомнилось ему: «Если боишься неизвестности, делай шаг ей навстречу».
И наутро, не объясняя, почему он переменил свое решение, он предложил Маше:
– Ну что ж… Пойдем смотреть китайский Шанхай. Смотри, однако, чтобы у тебя голова не разболелась от множества впечатлений. Предупреждаю, тебя ждет море людей, шума и запахов…
– Ох, – засмеялась Маша, едва они перешли какой-то маленький мостик и очутились в водовороте пестрой движущейся толпы, – да здесь совсем как на губернской ярмарке у нас в Хабаровске!
Длинные, бесконечные крытые переулки-коридоры образовывали самый настоящий лабиринт. Это были стоящие вплотную друг к другу дома с лавками внизу, навесы их крыш почти касались друг друга. Под этими навесами и вращалась шумная толпа. В ней с удивительной ловкостью лавировали носильщики с тюкам шелка, ящиками чая, посыльные с какими-то свертками. У открытых дверей магазинчиков была разложена и развешана рыба всех видов и сортов, множество дичи. Здесь же готовили лепешки из теста, жарили свинину и пирожки. Остро пахло соевым соусом, кунжутным маслом, чесноком.
Маша, казалось, чувствовала себя как рыбка в родной стихии – она с той же непринужденностью, что и разносчики, ныряла в толпе от продавца бумажных вееров к торговке черепаховыми гребнями и коралловыми бусами, от груды золотистых мандаринов к зеленоватой россыпи киви…
– Ты еще не проголодалась? – спросил Василий, когда заметил, что Маша все чаще сворачивает поближе к котлам уличных поваров. – Хочешь попробовать «завтрак велорикши»? Я ел его в китайском квартале Владивостока. По-моему, вкусно. Заодно посмотришь, как это готовится.
Улыбающийся румяный китаец-повар с седой косичкой, выбившейся из-под колпака, резво порубил сечкой мясо говяжьего сердца, добавил соевого соуса, столовую ложку рисовой водки, настоянной на анисе, поперчил, подпудрил мукой и отставил в сторону. Извлек из котла холодные отваренные макароны и теми же быстрыми, мелкими движениями порезал их на колечки, которые затем бросил обжариваться во фритюр.
Маша, глотая слюнки, с любопытством следила за каждым его движением. Когда макароны зарумянились, откуда-то была извлечена еще одна сковорода, на которой пришло время обжариваться мясу вместе с мелко нарубленным луком. Затем на эту сковороду добавилась соль, еще перец и стакан кипяченой воды. Когда варево закипело, туда были всыпаны поджаренные макароны.
Китаец снял большую сковороду с огня, попробовал свое произведение, причмокнул и протянул Маше и Василию дымящиеся чашки с двумя парами палочек. Тут же, привлеченные аппетитным запахом, подъехали и те, для кого, собственно, изначально предназначалось это блюдо: велорикши, уже освободившиеся от своих седоков и заработавшие первые монетки.
Где-то рядом зазвучала и русская речь – подошли перекусить свободные от работы официанты из ближайшего ресторанчика, «дансинг-герлс» – платные партнерши для танцев: в Шанхае считалось удачей для русских эмигрантов устроиться в любое заведение, кроме тех, которыми владели русские, – те быстро прогорали и старались не заплатить нанятой обслуге.
* * *Ощепковы возвращались из этого торгового царства с целой грудой разных пакетов и свертков – точнее, эти покупки проворно тащил до самого отеля разбитной посыльный – кули. Приобретенное в торговом квартале старинное издание книги Конфуция Василий нес сам. Он купил эту книгу, еще раз вспомнив отзыв владыки Николая об этом китайском мудреце.
В этот раз поход в китайский квартал не принес никаких роковых сюрпризов. И Василию подумалось, что, может быть, для него наконец закончилось все таинственное и темное, связанное с тем, что он шел Путем Хранителя Книги.
* * *В конце концов сделка с китайцами была все-таки совершена, фильм закуплен на довольно выгодных условиях. Пора было возвращаться в страну своего детства и юности – Страну восходящего солнца. Василий с невольной горечью подумал, что эта чужая страна так и не стала для него Родиной, и только память о владыке Николае была для него там и светлой, и родной…
Замечали ли вы, читатель, каким неодинаковым бывает течение времени? Наверное, каждый из нас, по крайней мере, слышал о минутах, в которые перед глазами человека проходит вся его жизнь. Это, как правило, мгновения величайшей, чаще всего смертельной, опасности.
Но есть у времени и другая способность – тянуться бесконечно медленно. Обычно так текут минуты ожидания: чем значимее ожидаемое событие, тем нестерпимее это медленное, почти остановившееся время.
Есть и другой способ «удлинить» время – для этого надо, как минимум, вернуться в детство. Взять хотя бы длинный-предлинный урок, к которому ты не выучил заданное: вот-вот вызовут к доске, а проклятый звонок с урока все не звонит и не звонит… И, наконец, просто летние ясные дни в детстве – они же просто бесконечны, и сколько в себя успевают вместить: и раннюю рыбалку, и работу по дому или в поле вместе со старшими, и купание, и поход в лес, и бесчисленное количество разных пряток и догонялок, и медленно темнеющий вечер с ранним серпиком луны, когда где-нибудь на крыльце или на спиленных бревнах, сваленных в углу двора, или у костерка на берегу озера так захватывающе рассказываются всякие сказочные ужастики и страшилки с клятвенными заверениями, что все это истинная правда…
И самое странное, что, как ни длинны эти дни, сами летние месяцы каникул пролетают просто моментально.
К чему это я, читатель? А к тому, что и в нашем повествовании время как бы замедлило ход с того ноября 1924 года, когда Василий Ощепков с женой покинули свой остров: прикиньте сами, сколько всего произошло в его жизни, а ведь это была всего одна зима – 1924–1925 гг.
* * *Не пора ли нам перевести дух от всех этих стремительно развивающихся и абсолютно непредсказуемых событий и вспомнить о мальчишке, чьи дни пока еще не умеют пролетать от рассвета до заката так, что просто не успеешь оглянуться. Чем же они запомнились, эти дни ранней юности, моему ушедшему старшему другу и соавтору по первой книге – Николаю Васильевичу Мурашову?
